Мягкая кукла (СИ)

Глава 20

— Вера, здравствуй.

— Добрый день, Галина Николаевна.

— Это правда?

— Смотря что вы хотите уточнить.

— Твое поведение, конечно!

— Тогда неправда. Я прекрасно воспитанная, справедливая и заботливая.

— То есть, не ты изменила Сереже и ушла, забрав дочь?

— Вы специально упустили ситуацию, побудившую меня к этому, или просто не в курсе поведения своего сына?

— Сережа не единожды предложил тебе мировую.

— А вы с какой целью звоните?

— Спасти вашу семью, Вера. Что ты выдумала? Ну сглупили, бывает. Разберитесь и оставайся. Каролине нужен отец.

— А что, отец он только если мы женаты?

— Слышала, наверное, что разведенный мужчина снова становится холостым?

— К женщинам это тоже относится.

— Нет, Вера, ты будешь женщиной с прошлым. И с ребенком.

— Каролина лучший в мире ребенок. Я не возражаю быть ее мамой.

— С тобой невозможно разговаривать.

— В таком случае — до свиданья?

Без пяти минут бывшая свекровь бросила трубку. Неужели она думала, что уговорит непутевую невестку вернуться домой?

А, впрочем, все равно, что думала Галина Николаевна и что сказал ей Сережа. Но не все равно, на тишину с его стороны. За выходные не спросил, как устроилась Карошка и как ее настроение. Не спрашивал, в какой день можно забрать после садика или тренировки. Затаился.

Как ни хотелось оставить дочь дома, а лучше, если у нее жизнь пойдет привычным графиком. На выходных Вера тщательно анализировала детское поведение и не увидела настораживающих признаков, чтобы немедленно тащить ребенка на беседу с психологом. Но расслабляться рано!

В утренней садиковской суете они как обычно обнялись несколько раз «про запас». Восхитительная идея, подсмотренная у психологов, помогала дотянуть до вечера — если очень-очень соскучишься, надо вспомнить, что были запасные обнимашки и не грустить. Сережа всегда фыркал на предложение поступать так же.

Предупредив воспитательницу о произошедшем в семье, Вера уехала, готовая вернуться за Карошкой в любой момент. А пока ее не сдернули, срочно бросилась закрывать мелкие задачи по обустройству. Лично ей переезд дался сложно. Дискомфорт коснулся почти каждого аспекта ее жизни, и только решимость помогала идти вперед.

Сережина готовность к разным сценариям заставила прошерстить машину в сервисе и сменить телефон. Несколько часов ушло, чтобы сменить все пароли. Несмотря на большие траты, спокойнее стало чуть. Учитывая ресурсы и степень злости Сережи, у него оставалось еще много способов присматривать за ней. Но здесь она бессильна.

От Виктора ничего не приходило. Его аккаунты обновлялись в привычном стиле, без всплесков. Сначала гордость задирала нос. Мол, он не ответил, его очередь. Потом выступала паранойя, что нельзя бросить того, с кем не был вместе. Потом голос подавала надежда, что в прежние времена у них бывали затишья и дольше. Но раньше они не были… в одной кровати.

В конце концов гордость уступила, и Вера отправила длинное послание.

«Я сделала это. Обратилась в суд, чтобы нас развели. В данный момент жду, что предпримет вторая сторона, и немного боюсь подлости или чего-то такого. Ресурсов у него много, и действует он по непонятной мне логике. Съехала с дочерью. Я знаю, что не вправе ожидать конкретики и мне не дано обещаний, но дай знать, чего хочешь ты».

Сообщение висело непрочитанным, хотя абонент бывал в Сети.

Игнорирует?

Прошло больше суток. Но вторая галочка не появилась. Не прочитал. Негодование по этому поводу перетекло в растерянность. Должно быть объяснение. Должно.

Но пока его не было. И Вера старалась отвлекаться от тягостного ожидания работой. Эту часть она тщательно оберегала от штормов. Шила в любом настроении, в любом состоянии. Главное, чтобы хватало здоровья сесть за машинку. А там оно само.

В один из таких моментов, когда хотелось развалиться на части, а пришлось шить кукольную руку, позвонила адвокатесса.

— Вера, у меня новости. И не самые хорошие.

— Он требует перемирия?

— Лучше бы перемирия. Вторая сторона настаивает на психиатрической экспертизе матери и до момента, пока не подтвердится ваша вменяемость, Каролина будет оставаться с отцом.

Сережа приехал, не прошло и часа после звонка адвокатессы. Вошел в прихожую, притащив с улицы холод и запах прелой листвы. Его не приглашали, но он скинул обувь и, осматриваясь, словно это его квартира, прошел в гостиную-мастерскую. Сидеть можно было на стуле или на диване. Он выбрал диван.

— Так вот на что ты спустила ремонтные деньги. Стало чище, но как же здесь тесно. Впрочем, для одной тебя нормально.

Вера не могла сидеть в его присутствии. Загородив швейную машину, она осталась стоять. С чем бы он ни пожаловал, явно чувствовал себя хозяином ситуации. Улыбается, паршивец.

— Что, даже чаю не предложишь?

— Я никого не ждала. А пуэр ты не любишь.

— Ладно, в конце концов, я здесь не за твоим гостеприимством. Последний шанс что-то откатить назад.

— Я вся — внимание.

— Забери заявление о разводе, возвращайся домой, и не будет никакой экспертизы.

Сказано спокойным вкрадчивым тоном, не оставляющим сомнений, что противоположный вариант не сулит ничего хорошего. Собрав в кулачок все противоречивые эмоции: от злости до растерянности, Вера выпрямилась и смело произнесла.

— Знаешь, мне советовали не вести с тобой приватных переговоров и не заключать никаких устных сделок. Так что будь добр, в следующий раз согласуй встречу через юристов.

Сережа встал с улыбкой. Похоже, не ожидал от нее ничего другого.

— Вечером я заберу Лину из садика и отвезу домой. Сложи ее любимые игрушки. В тот самый чемодан.

С Вериного лица сошли все краски. Адвокат предупреждала, что муж имеет на это право, и все равно к такому нельзя подготовиться. Стало страшно до подведенного живота. Пальцы сами собой забрались под браслет часов. Ослепленная ужасом, Вера упустила, что за ней пристально наблюдают.

— Что ты делаешь, Сережа? Мы только переехали и устроились. Не нужно ее дергать. И ты хоть понимаешь, что ей придется проходить ненужную экспертизу?

— Поступаю как должен. Забираю дочь у нестабильной матери. Что значит «ненужную»?

— Да это же бред! Ты отлично знаешь, что все у меня в порядке.

— Твоя адвокатша не дорабатывает. Должна была объяснить, с чем вы имеете дело. У тебя в анамнезе депрессия и тревожное расстройство, самоповреждения, а теперь еще и приступы неконтролируемой ярости.

От наглости Сережи побелело перед глазами. Упомянутые депрессия и тревожность случились на этом самом месте, в гостиной. Он, первый Карошкин год впахивающий до ночевок в дороге, упустил первые улыбки, первый переворот, первые попытки ползти. Он не видел детских простуд с осложнениями, пугающими неопытную мать до ужаса. Все проблемы он решал сообщениями о том, чтобы Вера пригласила его мать или няню. Сережа не проникся историей о том, как няня с прекрасными рекомендациями уснула ночью у кроватки с болеющей Каролиной. Для него важнее был результат: жена вовремя проснулась и успела к дочери, с которой случился ларингоспазм. А то, что беспокойство переросло в тревогу и вылилось в лечение у психиатра — бывает.

Как Вера ни пыталась скрыть чувства, а не вышло. Губы дрожали, когда отвечала Сереже:

— Половина в прошлом, другая половина — притянута за уши. То, что у тебя есть запись с домашней системы видеонаблюдения, где я что-то бросила, ничего не доказывает.

— Может, дырка в стене ничего не доказывает. Но твои синяки на запястье появляются сами собой?

Казалось, что больнее некуда, но Сережа умеет удивлять. Годами наблюдал, как она барахтается, и не делал ничего, чтобы помочь. А сейчас и вовсе готов притопить. Только из вредности, потому что выходит не по его планам.

— Я здорова. Ты это знаешь.

— Пусть решает психиатр.

— Которого ты купишь?

— Как можно?! Я не такой, ты же знаешь!

Изобразив не то оскал, не то улыбку, испытующе смотрел на нее. Сегодняшний Сережа не похож на человека, которого она знала и когда-то любила. Непредсказуемость его действий нервировала.

Не стоило праздновать маленькую победу — спугнула удачу.

— Хорошо, я привезу вещи вечером в садик.

— Никакого садика, Вер.

— Встречи не запрещены.

— Встречи с моего согласия, а я против, чтобы сейчас ты добавляла Лине переживаний. Ты можешь ей звонить.

— Так нечестно.

— Если бы ты знала, куда бить, непременно ударила бы, а?

В один момент навалилась сильнейшая апатия. Затеяв развод, она не предвидела, что разъяренный муж заберет Карошку и оттопчется на самом чувствительном. Что же она наделала! На лице и так не было ни кровинки. А теперь, похоже, ни капельки не поступало ни в одну жилку. Ноги подгибались, и Вера шарила около себя, пытаясь нащупать спинку стула.

— Эй, Вер. Ты чего?

В знакомом жесте холеная рука Сережи коснулась ее щеки. Он уже был рядом: присел и хмуро разглядывал ее бледную кожу.

— Не… тро… жь… меня.

— Я принесу воды.

Медленные вдохи и выдохи привели ее в чувство. Она не скатилась в панику, потому что годами сдерживалась и угождала Сереже. Сейчас привычка сыграла на руку. Пока медленно цедила воду, анализировала ситуацию. Фигово, но не фатально.

— Сереж, мы не должны уничтожать друг друга. Пожалуйста, давай найдем общий вариант, как будем раздельно растить Каролину. Мы еще можем остаться в цивилизованном сосуществовании.

— То есть, вариант, когда мы миримся, ты не рассматриваешь?

— После всего, что мы узнали друг о друге — невозможно.

Всякое участие сдуло с лица Сережи.

— Потом не говори, что я не предлагал мировую.

Вера зажмурилась, уверенная, что сейчас муж перевоплотится в какое-то ужасное создание и растерзает ее на части. Ничего не происходило, и она открыла глаза.

— Покажи того бегемота? На остальное плевать, новое куплю.

Пошатываясь, она отправилась в комнату, отведенную под детскую. Купит он, ага. Вот это постельное она шила сама, ни за какие деньги такого не найдет. Вытащив из-под одеяла бегемотика, Вера аккуратно положила его в пакет на застежке.

— Страшненький такой, — хмыкнул Сережа. — Ну все, бывай.

Четыре дня давящей тишины, не нарушаемой ничем. Ни всхлипа, ни слезинки. Швейная машина не стрекотала, ножницы не чиркали, телефон всегда был в бесшумном режиме. Вера отчаянно искала какую-то зацепку в образе жизни Сережи, любую мелочь, которой «непременно воспользуется». И не находила.

Всюду серость, берущая в кольцо. Угораздило же сделать бежевые стены, взять с собой сизую пижаму и телефон был в серебристом чехле. Погода стояла под стать. Осеннее небо, просыпавшее вдруг снег, оставалось мутным и низким. Белый налет впитывался в землю и не мог подсветить отвратительную действительность.

Момент оживления наступал в минуты, отведенные для общения с Каролиной. Казалось, малышка неплохо переносит сложившиеся обстоятельства. Вера аккуратно выяснила, что на нее никто не давит, лжи о маме не наносит. Первые дни болтали по видеосвязи, но вчера Сережа, увидевший мешки под ее глазами, сказал, что в таком виде нельзя показываться дочери. И остались у них телефонные звонки.

Вера пыталась окольными путями узнать, как на самом деле поживает Карошка. Воспитательницы ледяным тоном сообщали, что все хорошо. Няня была чуть более мягка, но также не хотела лишних проблем. Одна Мария Степановна не боялась Сережу и рассказывала, что происходящее дома выглядит неплохо. Детка кушает хорошо, не плачет, много играет с Цезарем.

Звонил Виктор. Перед этим он что-то писал, но его сообщения так и остались непрочитанными. Вера не планировала возвращать той же монетой, но не без внутреннего удовлетворения игнорировала попытки достучаться до нее.

Ради твоего же блага, Вик.

Сейчас не время.

Нужно привыкнуть, что они поменялись ролями. Пусть она официально не разведена, но уже чувствует себя свободной от обязательств перед Сережей. Когда вышла из порочного круговорота пар, изменяющих друг другу, Вера увидела, насколько отвратительно поступала по отношению ко всем. К мужу. К Виктору. К его девушке. К себе.

Сказать Виктору, что не хочет быть на вторых ролях? Тогда потеряет навсегда. Разумеется, он выберет другую. Молодую, свободную, близкую. Мало ли какие громкие слова он говорил. Кутаясь во все два одеяла в доме, Вера убеждала себя, что нельзя потерять того, кто ей не принадлежал. Не получалось.

Вечером четвертого дня в доме закончилась еда. Желание питаться доставкой тоже закончилось. Нужно выбраться в небольшую кофейню на районе. Столика, может, ей не достанется, но для девушки всегда найдется место за стойкой.

Накрапывал противный дождь и тротуары блестели в свете фар паркующихся во дворе автомобилей. Будний день. Люди возвращаются с работы. В теплые дома, к родным людям и накрытым столам. Натянув капюшон, Вера ступила под холодные капли. И пусть намочит!

— Вера!

Обернувшись на знакомый голос, она не могла поверить, что все происходит наяву.

Виктор. Настоящий. Здесь. Приехал. Робкая радость проявилась улыбкой в глазах и прикушенной губой. Большего она себе позволить не могла. Слишком насупленным выглядел Вик.

— Ты не читаешь сообщения и не берешь трубку.

Радость испарилась, и осталась растревоженная ранка на нижней губе. В последние дни Вера не вспоминала о гигиенической помаде, и пересохшие губы саднили. Улыбка превратилась в кривую полоску. Вот теперь все на местах. Встреча началась с легкой боли. Дальше — больше?

— Там, видимо, что-то срочное, раз ты приехал лично? Подожди, сейчас посмотрю, и дам обратную связь… — язвить получалось плохо, вышло что-то полуизвинительное.

Она полезла в карман, но Вик взял ее за плечи, встряхнул и прижал к себе. Крепко.

— Вер, перестань! Ситуация небезнадежная.

Осведомленность и участие взбесили сильнее молчания в первые дни. Тогда она верила, что сама что-то может. А сейчас, придавленная действиями Сережи и объятиями Виктора, Вера остро чувствовала свою несостоятельность и беспомощность. Один всю жизнь указывал что делать, что чувствовать и как реагировать. Второй не упускает из виду, контролируя через посоветованную адвокатессу.

— Отпусти.

Виктор разжал руки.

— Куда ты собираешься?

— В кофейню поблизости.

— Компания нужна?

— Да.

— Постой здесь, под деревьями.

Вскоре он вернулся с бежевым зонтом, купол его был такой большой, что прекрасно укрывал обоих. Вера тихонько вздохнула, вспоминая их первую встречу. Тогда тоже шел дождь, а она ни за что бы не позволила себе дерзить или взять под руку, идти в ногу и прижиматься боком. Одно было неизменным: тот самый зонт, создающий крошечное, принадлежавшее только им, пространство.

— Как твои дела, Виктор?

— Лучше.

— А было?

— Нервно. Мать оперировали. Планировалось в следующем году, но ситуация усложнилась в тот день, когда ты подала на развод. Все завертелось: срочный перевод в Москву, врачи, ожидание новостей, сестра сводила с ума звонками. Постоянно мотался между больницей, гостиницей и ловил курьеров, которые срочно подвозили вещи и прочее, что нужно было матери. Ее увезли в одной сорочке. Сам приехал даже без смены трусов.

Вера молчала, с трудом представляя, что пришлось пережить семье Вика.

— Было не до переписок.

— А как же твой романтический ужин в тот день?

Вопрос выскочил раньше, чем Вера успела подумать. Сдала себя целиком: шпионила, ревновала… Виктора открывшиеся обстоятельства ничуть не удивили. Даже не сбился с шага.

— Вот с него и сорвался.

— Извини. Имеешь право возмущаться.

— Чем?

— Тем, что я… эгоистка и что, э-э-э, подсматривала.

— Тогда и я не лучше. Добыл из твоего адвоката нужные мне сведения. Не увольняй ее, пожалуйста. У нее не было выбора.

— Только не говори, что у тебя на нее есть что-то нехорошее.

— У меня нет на нее ничего нехорошего. Просто она должна мне услугу. Формально ничего не нарушила.

— Не хочу знать…. Лучше скажи, как твоя мама?

— Теперь хорошо. Уже подыскали санаторий с реабилитационной программой. Переведем, как только будет можно.

От блеска положительных качеств Вика хотелось зажмуриться, предварительно в него вцепившись. Как можно крепче.

— Мы пришли.

Кто видел кофейню на остановке, многого от нее не ждал. И первое очко в ее пользу делала надпись над входом, сообщавшая дату открытия. Без малого восемнадцать лет назад. Вера забегала сюда старшеклассницей, потом покупала фруктовый чай, гуляя с коляской, заказывала доставку, если не успевала приготовить ужин. Второе очко так же с легкостью уходило кафешке, манившей восхитительным ароматом праздника. Здесь всегда пахло уютной новогодней выпечкой: немного специй, немного сухофруктов и чуть-чуть рома.

Внутри освещалось получше, чем на улице, и для рассевшихся лицом друг к другу Веры и Вика стало очевидно, насколько они оба вымотаны. Усталость на лицах уже не скрыть. Лично у нее пропало желание немедленно выяснять, зачем он приехал и есть ли она в его планах на будущее. «Накорми голодного и дай отдых уставшему, потом спрашивай». Так говорила мама, никогда не затевавшая споров во время еды или если человек был с дороги.

— Те фотографии с нашего «семейного отдыха» — его рук дело.

— Я понял, Вер. Почему ты не рассказала о своей уязвимости и записях в медкарте? Мы бы лучше подготовились перед тем, как подавать на развод.

Он спросил осторожно, словно пробуя тонкий лед. Без обвинения и без деланного превосходства.

— Недооценила Сережу. Я помнила предупреждения, что процесс может разбудить в человеке самое худшее. Но не соотнесла с реальностью. Я идиотка, у которой было все, а теперь борюсь за право увидеться с ребенком…

Пальцы непроизвольно пытались отодрать шелушку на губе, когда Вик остановил ее взглядом и протянул свою ладонь. Вера оставила вредное занятие и коснулась его мягкого тепла. Вскоре и вторая ее рука грелась в замке его ладоней.

— Я встречал расклады и хуже. Не торопись отчаиваться.

— Меня пугает экспертиза.

— Чем?

— Купленной комиссией. С него станется…

— Оспоришь.

— А вдруг я и правда того…

— Психиатры разберутся. Ты не первая, чей муж из мести инициировал такое развлечение. Судья будет выносить решение в интересах ребенка.

Упоминание Карошки в обезличенном варианте «ребенок» немного коробило, но как еще может разговаривать адвокат по разводам?

— Мы ищем брешь в его безупречном фасаде.

— Найдется. Методично разбирай каждую мелочь. И лучше наглядно. Составь список, таблицу, доску прегрешений — что хочешь — это поможет увидеть какую-то закономерность или, наоборот, нелогичность. Ты сразу поймешь, что это.

— Ты выигрывал подобные дела? Как?

— Всегда удавалось найти аргумент, заставляющий вторую сторону снизить требования или пойти на уступки.

— Узаконенный шантаж.

Вик выдохнул нечто среднее между смешком и фырканьем и улыбнулся так, что захотелось поверить, что все обернется благополучно. Им принесли заказанное, и Вере понравилось приятное удивление, с которым Вик встретил размер порций. Несмотря на то, что заведение считалось кофейней, кормили здесь отлично: первым, вторым, салатами и десертами.

— Солянка что надо, — пробормотал Виктор, зачерпывая очередную ложку и не забывая одним глазом сторожить фаршированные блинчики.

И пусть готовила не сама, Вера испытывала легкую гордость, что он остался доволен. Утоленный голод, любимая кофейня и вселенный Виктором оптимизм сделали свое дело. Напряжение последних недель немного отпустило. Страх потерять детку перестал тянуть из нее жизнь. Еще немного, и появится смелость прочитать, что за сообщения он ей отправлял. Предлог отлучиться нашел сам собой.

— У меня дома пустые шкафы и холодильник. Пожалуй, закажу что-нибудь с собой.

Оставив его разделываться с вазочкой правильных «орешков» — с тонкими «скорлупками» и щедрой начинкой из вареной сгущенки — Вера отправилась к витрине с десертами. Делая вид, что выбирает, она загрузила в телефоне их с Виком переписку.

«Я сделала это. Обратилась в суд, чтобы нас развели. В данный момент жду, что предпримет вторая сторона, и немного боюсь подлости или чего-то такого. Ресурсов у него много, и действует он по непонятной мне логике. Съехала с дочерью. Я знаю, что не вправе ожидать конкретики и мне не дано обещаний, но дай знать, чего хочешь ты».

Он ответил спустя несколько дней.

«Вот это новости!

Ты умеешь удивлять.

Как он отреагировал?

Твоя адвокат знает, что всегда может рассчитывать на мою консультацию.

Извини, что пропадал. Семейные обстоятельства.

Остальное при личной встрече.

Как ты?»

Через день он звонил и снова писал.

«Вер, все хорошо? Я вижу, ты бываешь онлайн, но мои сообщения не читаешь.

Возьми же трубку.

Я волнуюсь».

А вот это что-то новенькое. Волнующийся Виктор. Он же не напрягается.

Повернувшись, чтобы видеть их столик, Вера оказалась в плену его взгляда. Лицо Виктора подсвечивал зажженный экран телефона. Знает, что она прочитала. Ничего нового не узнала, впрочем. Кроме этого его «волнуюсь». Волнительно!

Оставив заказ на две порции всякого, годного на завтрак, Вера и мандраж вернулись к Виктору.

— У нас личная встреча, — с нажимом напомнила она.

— Давай по порядку. На острове у нас был разговор про ожидания. Быть осторожными, встречаться сама знаешь зачем. Но жизнь идет, все меняется. Ты разводишься, я сказал о чувствах и получил интересный ответ. Что нам дальше со всем этим делать — вариантов несколько.

— И какой тебе предпочтительней?

— Для начала лечь спать. Вместе.

На ее лице отразилось вселенское разочарование. Заговорила о будущем, а получила сальность.

— Зря куксишься. Сама сказала, что мы ни одной ночи не провели вместе. Если хочешь попробовать, я готов в любой день. Хоть сегодня.

Все как просила, но почему-то не радовало. Переоценила значимость сообщения «Я волнуюсь». Это вполне могла быть фигура речи.

— Вы встречаетесь с той… другой?

— Не видел с момента отъезда.

— Ты ее любишь?