Как добралась до пустой веранды — Вера не помнила. Помнила, как перегнулась через перила и замерла над зеркальной гладью. Безудержные соленые капли нырнули в озеро к пресным подружкам.
Закусить дрожащие губы, чтобы удержать рвущиеся из груди всхлипы.
Схватиться до белых костяшек, до боли в кончиках пальцев.
На поверхности расцветали круги; они растревожили отражение, и оно пошло рябью. Перевернутая веранда преломилась, закачалась. Ноги плохо слушались, и Вера села на доски, не заботясь о складках и затяжках.
Дышать размеренно, чтобы не случилась истерика. Не очень-то помогает, когда колотит, словно от холода. А макушку при этом припекает.
Подборок на колени. Неудобно, зубы стучат. Обнять себя покрепче. Нет, лучше помассировать виски. Голова раскалывается от напряжения и потрясения. Неужели все происходит на самом деле?
Сережа с другой.
С очень красивой женщиной.
А ему нравится, когда красиво.
Рина первая?
Да какая разница! Он изменил. Предал все, что они строили эти годы. И это после того, что было накануне. И суток не прошло! У них не было проблем в спальне. Она не отказывала в экспериментах, доверяла и доверялась вся. Уж чем-чем, а темпераментами они друг другу подходили. Или нет?
«Простая ты, Верунь. Зачем разводиться, если в остальном устраивает? Добрал чуток и обратно домой».
Как же больно, что это относится и к ним. К ней.
Стали очевидны причины его задержек на работе. Внезапные командировки. Высокомерие секретарши. Поздние ужины «с партнерами». Их регулярные проверки на инфекции с формулировкой «а вдруг соберемся за мальчиком». Непрозрачные доходы. Домогательства к Даше. Конечно, это не она набросилась на Сережу. Но почему-то солгала…
Шаги по деревянному настилу вывели ее из оцепенения.
— Я тебя обыскался! Ты чего сидишь на полу? Что с телефоном?
Костяшками пальцев Вера стерла слезы и обернулась с нейтральной улыбкой. Нужно сохранить фасад счастливой семьи. Потом решит, как быть.
— Разрядился. Ноги устали.
— Где Лина?
— Смотрят мульт.
— Молодые приехали. Скоро начнут. Ты чего вся красная?
У нее была суперсила: сколько бы не пролила слез, лицо не опухало. Про таких говорят «умеет красиво плакать».
— Что ты имеешь в виду? Платье да, красное.
— Я про другое. Лицо, шея, руки, еще тут. Ты что, правда сорок минут сидела у воды в середине лета?
Сгорела. Как не вовремя.
— Задумалась…
— Давай-ка, скорее пересядь в тень. Ты точно нормально себя чувствуешь?
— Вроде да.
— Вер, ну как так! Ты же легко сгораешь! Пойдем в номер, там кондиционер.
— Нет!
«Только не туда».
— Ты чего? Может, все-таки приляжешь?
Как заманчиво спрятаться. И не встречаться с той стервой, что переспала с ее мужем. Не показываться ей, красивой и независимой, в таком жалком виде. Заманчиво. Но нельзя думать лишь о себе.
— Наша дочь пойдет по проходу с корзинкой. Мы должны там быть.
— Ты точно нормально себя чувствуешь?
Открытые участки пекло нестерпимо. В ближайшее время никак не облегчить состояние. На фото будет ужасно. Взглянув с тоской на прохладную воду, Вера позволила себе вздохнуть. Болеть будет долго. И не только там.
— Пойдем.
— Ты босая.
Невыносимые туфли валялись на деревянном настиле. Нагретом солнцем, безмятежном. Как жаль, что нельзя остаться здесь. Хоть совсем сгореть на солнце.
Каролина.
Только ради нее.
Гори огнем сделка Сережи!
Наклонившись, чтобы расправить пятку, Вера чуть не упала — кровь застучала в ушах и показалось, что голова сейчас взорвется. Сережа успел подхватить, и она еле сдержалась, чтобы не вырваться. Мелкую дрожь скрыть не удалось.
— Точно все нормально? Ты даже не смотришь на меня.
Она посмотрела. Собрала волю в кулачок, не расплакалась, не кинула в лицо обвинения. А даже ответила, подобрав слова, максимально похожие на нее час назад.
— Мне стыдно, что забыла про санблок и теперь доставлю тебе лишних хлопот.
— Давай побудем, сколько сможем, и уедем.
Пробыли недолго. Наверное. Остаток дня утонул в попытках держать спину прямо. Благодарить за сочувственные взгляды из-за неосторожного пребывания на солнце. Вера надеялась, что так.
На Рину не смотрела. Много чести.
Их девочка открывала церемонию обмена клятвами. Кто не знал, какой на самом деле сорванец Каролина, умилялись симпатичному личику, нарядному платьицу и задорной улыбке.
Что молодые обещали друг другу — Вера не запомнила. Невеста с ясным взглядом и открытым лицом истекала любовью к юноше напротив. Наивная юность быстро проходит. Предупреждать нет смысла. Сами поймут, в какую ловушку забрались.
Потом у Веры поднялась температура. Горела изнутри и снаружи. Кажется, Сережа отвел ее в тот ужасный номер. Напоил парацетамолом и намазал чем-то с ароматом алоэ. Смутными кадрами помнилось, что помогал переодеваться в одну из своих рубашек. Они просторнее, но не идеальные — тонкий поплин все равно терзал обожженную кожу.
Дорога домой потерялась в беспокойном сне на заднем сиденье. Точно был ветерок в лицо. Теплая Каролинина ладошка в ее руке. Сережин голос. Но слов не запомнилось. Знакомая смесь ароматов у них в спальне. Легкий гул кондиционера. Прохладная сатиновая наволочка.
Как хорошо дома.
Как плохо дома.
Ее ли это дом?
Бросил ли ее Сережа?
— Я заберу Лину.
Сквозь температурную толщу пробился голос мужа. Кисельные мышцы не слушались. Тяжеленная голова с трудом оторвалась от нагревшейся подушки. Смысл Сережиных слов обжег, и Вера села, несмотря на протесты бескостного организма. Заберет?!
— Что?! — прохрипела она со сна.
Фокус настроился. Стоявший на входе в гардеробную Сережа расправил воротник и принялся застегивать пуговицы. Куда-то собрался. Свеженький.
— Ну да, с собой на работу. Сегодня воскресенье.
— Что ей делать на заводе?
К нему-то вопросов не было. Производство не знало будней.
— Не в цех, конечно. Администрация в другом здании, если не помнишь. Меня с пятницы ждет неподписанная стопка. До завтра надо разобраться. Приедет мой юрист, вместе разгребем.
Он подошел к постели и положил ладонь Вере на лоб. Тело снова взбунтовалось: вздрогнуло, отшатнулось. Сережа не заметил ничего необычного. Даже улыбнулся.
— Вчера была горячее. Как себя чувствуешь?
«Сказала бы я тебе!»
— Не поняла еще.
— Отдыхай. Внизу Мария Степановна. Только не давай мазать тебя сметаной. Нет от нее никакого толку.
Смотрел при этом как обычно. С заботой, с привычкой. С привычной заботой? Будто все нормально. Но она знала, что вчера был с другой. Как у них с Риной до этого дошло?
Сережа закончил одеваться, шагнул к двери, чтобы выйти из спальни, а у Веры вдруг подвело живот и стало холодно. Несмотря на то, руки, спину и лоб жгло, внутри растекалось что-то ледяное. Страх одиночества.
— Постой!
Обернулся с вопросом в глазах.
— Совсем забыла! Ты получил сделку?
— Пока не ясно.
— Я все испортила?
— Не бери в голову. Это не твоя ответственность. Все хорошо. Отдыхай.
— Я вас провожу.
Вера неуклюже выбралась из-под легкого покрывала, отметив, что на ней по-прежнему рубашка Сережи. Сначала хотелось содрать ее, а потом внимание отвлекли красные до коленей ноги. Только бы не дошло до волдырей!
— Я намазал, где смог, этой штукой из аптечки, — муж показал тюбик пантенола.
— Спасибо.
Мужская сорочка уступила место шелковому халатику. Раньше у него было другое назначение — радовать Сережу, но Вера его разжаловала до больничного одеяния. Коротковато для завтрака в присутствии помощницы по дому, но все еще пристойно.
— Батюшки святы! Верочка! Сергей Александрович говорил, что вы перегрелись на солнышке. Но я не думала, что сгорели докрасна. Пейте водичку, а не этот ваш чернущий чай. И сейчас сделаю ромашку для компресса.
Не было сил сопротивляться, и она поручила себя заботам Марии Степановны. Та принялась с убаюкивающим воркованием раскладывала на палящих участках кожи ромашковые компрессы. В момент, когда влажные тряпочки коснулись рук, Вера почувствовала заминку в действиях помощницы. Должно быть, увидела синячки, овивавшие запястья и прячущиеся под манжетами или браслетами. Долгие секунды бездействия, и она молча продолжила. Закончив, наказала отдыхать, думая о приятном.
Почему-то не хотелось думать о прекрасной дочери, о куклах, о мечте, воплощенной в их доме. Все омрачало знание о неверности Сережи. Словно все, чего она добилась, перестало иметь вес.
Что делать дальше?
Поведение мужа подсказывало, что он живет по формуле, «добирая где-то недостающее». Чего же ему не хватает в ней? Что она упустила? Чем не угодила?
— Время вышло, — объявила Мария Степановна.
Когда они встретились впервые, Вера не хотела ее нанимать. В возрасте под шестьдесят Мария Степановна одевалась как дачница — в бриджи, пестренькие туники и кроксы. Эти бегемотоподобные тапки словно приросли к ее ногам. Фартуков не признавала, но сколько бы блюд не приготовила, ни пятнышка не попадало на одежду. Покорила она тем, что приготовила обед при пустом холодильнике, а Каролина съела его без капризов.
Сейчас она проворно и аккуратно снимала компрессы, приговаривая что-то ласковое. Вера не вслушивалась, боясь расплакаться перед ней. Жалость к себе захлестывала с головой. Как так вышло, что в свои двадцать девять она совершенно одна?
Нет близких родственников. Мамина сестра не захотела помогать после того, как отец ушел. И с тех пор Вера недолюбливала тетку. Бабушек-дедушек у нее сразу было на комплект меньше. Ушли они рано, еще до мамы.
Нет подруг. Со школы отношения не сохранились. В институте не успела — после второго курса пришлось переводиться на заочку и работать. А потом замуж, почти сразу Каролина, пару лет общалась с мамами на детской площадке. После переезда в дом было сложно налаживать отношения с соседками, и дальше шапочного знакомства не пошло. С мамами в садике не складывалось.
Нет никого, кому она могла бы рассказать о произошедшем на свадьбе.
Виктор… скорее предложит свои услуги в качестве утешения. А вот адвоката или мужчины?..
— Скоро пройдет. Ну, не надо плакать.
— Я не плачу.
— Вижу-вижу. Ну, бывает. И хуже бывает. Все пройдет. А если надо поплакать, плачьте.
— Не буду. Вы правы. Бывает и хуже. Компресс принес облегчение, спасибо.
Не совсем, но печь кожу действительно перестало. Мысли еще не выстроились в четкий план, но одно Вера знала точно.
Надо ехать к Даше.
Вера едва узнала двор своего детства. Не была-то три года, а все новое: дорожки, скамейки, клумбы, игровая площадка. Убрали фруктовый киоск, старые деревья.
Невзрачный панельный дом хранил традиции постсоветского строительства. Но, судя по люльке и выкраске на торце, недолго ему стоять в прежнем виде.
Вера по памяти шла в квартиру Даши. Проходя мимо своего подъезда, увидела выставленную мебель. Кто-то уезжает. Крепкие грузчики затаскивают вещи в машину. Вдруг кольнула мысль: если она подаст на развод, придется возвращаться сюда. Кошмар. Так, рано паниковать. Жильцы ее на месте. И вообще, пришла по другому поводу.
Ей не открыли. Звонок надрывался, и такое чувство, что в пустой квартире. Но нет, не в пустой. Из-за двери стала мяукать кошка. Зачем-то Вера принялась стучать. Тогда-то и выглянула соседка.
— Прекратите шуметь!
— Я к Даше.
— А вы кто такая?
— Я раньше жила здесь. Мы с дочками вместе гуляли.
— И что?
— Работу ей хочу предложить, а номер телефона я потеряла.
— Уехали они с дочкой. На море. Я кошку кормлю. Оставьте записку.
— Я зайду в другой день, спасибо.
Раздосадованная бестолковой поездкой Вера поплелась в машину. И почти нос к носу столкнулась со своим квартирантом. Он подавал большой баул грузчику. Вспомнились слова Даши, что ее жильцы ждут сдачу купленной квартиры.
— Вера! А мы хотели вам звонить!
— Что-то помешало?
— Понимаете, какая вышла ситуация. Мы купили квартиру. А застройщик все откладывал и откладывал. Ипотеку плати, за съем плати, а ребенок стоит просто кучу денег. Наконец, сдали. Мы хотели к осени съезжать и предупредить вас вовремя. Там бы успели все доделать. Но здесь начался ремонт фасада. Кондиционеры заставляют снимать. Мы просто задыхались от запахов. Окна откроешь — пахнет. Закроешь — дышать нечем! В общем, срочно съезжаем. За полмесяца не ждем, но очень просим вернуть залог. Мы не виноваты, что сложилась такая ситуация.
Вера понимала. Все понимала.
— Вы все вывезли?
— Да, последнее грузим.
— Хорошо. Пойдемте посмотрим, в каком состоянии квартира.
Квартирант вдруг приуныл, но кивнул. Он сказал парням на грузовой машине ехать вперед, а сам отправился показывать жилье.
— Мы были аккуратны, но сами понимаете, жизнь штука непредсказуемая. Особенно в старом доме. В прошлом месяце нас залили соседи. Вот здесь на потолке небольшое пятно. Еще на той неделе закапал полотенцесушитель. Поставили хомут. Эту дверь немного заедает. А тут внешний блок от кондиционера…
Он пояснял каждый шрамик, появившийся в квартире. Неизбежный износ, да. Жизнь штука непредсказуемая. Этот ремонт делали перед рождением Каролины, и было горько видеть, во что он превратился.
Вечером Сережа застал ее на качелях во дворе дома. Переступая с пятки на носок, она покачивалась в пределах этой амплитуды и бесшумно плакала.
— Вер, ты чего? Болит?
Она молча разжала ладошку, показывая ключи от своей квартиры.
— Что это?
— Жильцы съехали.
Сережа обернулся, закрывая ее собой.
— Лин, отнеси мороженое в холодильник. И не забудь помыть руки.
Потом присел перед Верой. Если утром тело и душа бунтовали, стоило мужу оказаться в ее личном пространстве, то теперь удалось совладать с собой и не позволить отвращению прорваться наружу. Продолжая шмыгать, словно ее волновала ситуация с квартирой, она покрепче вцепилась в плетеный край, чтобы не врезать Сереже. Он выглядел таким же. Обаятельным, привлекательным. До страшного обычным и ничуточки не виноватым.
— Ну съехали и съехали. Новые найдутся.
— Там разгром. Тру… бу надо ме… нять..
Муж вздохнул с легким раздражением и встал.
— Тоже не проблема. Найми кого-нибудь.
— Ра… сходы.
— Не проблема, я оплачу.
Вера шмыгнула носом. Обычно он категорично предлагал скинуть убыточный актив, а сейчас предлагает вложиться в ремонт. Хочет ее туда спихнуть или чувствует вину за вчерашнее и откупается?
— Я расстроена не только расходами. Придется совмещать ремонт в городе и учебу. Хочу делать других кукол. Сложнее.
— Ты справишься, я в тебе нисколько не сомневаюсь. О расходах не парься. Лишь бы тебе нравилось.
«Значит, точно хочет загладить вину».