Натали Лан

Шесть лет назад

На день рождения Риты меня отвозит папа, потому что мама не позволила мне добираться самой.

– Ты не поедешь на такси в таком платье, – заявила она, когда я уже стояла в дверях.

Мне казалось, что родители не позволят пойти на праздник в таком вызывающем наряде, но они в очередной раз смогли меня удивить.

– Мы доверяем тебе, но переживаем за то, как с тобой могут обойтись другие. Поэтому, пожалуйста, будь осторожна. Позвони, если кто-то позволит себе лишнее, мы сразу же приедем и заберем тебя, хорошо? – прошептала мама, когда мы с папой уже сидели в машине.

Теперь, когда мы с отцом подъезжаем к дому, который правильнее называть особняком, меня охватывает уже знакомая паника. Я мертвой хваткой держусь за дверную ручку и пытаюсь выровнять дыхание. Зайти внутрь в таком виде оказывается непомерной задачей. На моих коленях лежит рюкзак, где лежит сменная одежда. Я взяла ее на тот случай, если случится нечто подобное. Разве стоило надеяться на то, что мой страх, моя нелюбовь к себе исчезнут так быстро? Надо признать, что как бы Рита ни старалась, ее слова не способны меня спасти.

– Ты в порядке? – спрашивает папа, заглушив двигатель.

– Мне нужно переодеться, – выдавливаю я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

– Тогда нам лучше проехать чуть вперед. Здесь довольно людно, – с этими словами он снова заводит машину, и мы трогаемся с места.

Не могу поверить, что мне достались такие понимающие родители. Когда мы останавливаемся, папа выходит наружу, говоря, что посторожит меня, пока я буду переодеваться на заднем сидении.

Я быстро натягиваю на себя черные леггинсы, снимаю через голову ненавистное красное платье и достаю из рюкзака серую тунику свободного кроя с небольшими карманами по бокам и капюшоном. Вернувшись на переднее сидение, я достаю из бардачка влажные салфетки, запасы которых мама пополняет каждую неделю, и стираю с губ бордовую помаду, подаренную Ритой.

Папа не задает никаких вопросов, лишь уточняет, готова ли я ехать назад. После моего утвердительного кивка, он разворачивает машину и, наконец, отвозит меня на день рождения.

Я захожу в дом подруги, надеясь остаться незамеченной. В последние годы моему умению забиваться в угол позавидовала бы даже серая мышь. Здесь так много людей, что, кажется, будто я ни с кем из них не знакома. Складывается впечатление, что моей подруге удалось собрать здесь всю школу. Боже, надеюсь, они не разгромят ее шикарный дом.

Пробираясь сквозь толпу, я случайно сталкиваюсь с Артемом. В его взгляде, как обычно, плещутся невысказанные слова. Мы так и не поговорили после того конфликта из-за презентаций. Рита постоянно твердит мне, что он хочет извиниться, но не знает как. А я не общаюсь с ним из твердой уверенности, что так будет лучше для всех нас.

Сейчас мы лишь киваем друг другу и расходимся в разные стороны широкого коридора. Он, вероятно, ищет свою девушку, а я – место, где смогу затаиться и просидеть до конца праздника. Но выходит ровно наоборот.

Рита идет мне на встречу, когда я спешно бегу по лестнице на второй этаж.

– Ната, что на тебе… – она замолкает, поджав губы, – впрочем, ты выглядишь идеально, идем к столу.

Подруга хватает меня за руку и тянет прямиком в гостиную, где находится подобие шведского стола. Тут и там ходят наши ровесники и ребята помладше с пластиковыми стаканчиками в руках.

– Тут очень круто, не думала, что у нас устраивают подобные вечеринки, – громко говорю я, пытаясь перекричать музыку.

– Их никто и не устраивал до этого дня, – Рита, широко улыбаясь, протягивает мне тарелку, – ты забыла? Я – главный новатор в этом сером и скучном городе.

– Да-да, точно, – я молча наблюдаю за тем, как подруга накладывает на мою тарелку разные мини-бутерброды и канапе.

– Что будешь пить?

– М-м-м, давай сок.

Она протягивает мне до краев наполненный стакан, а затем недолго кружится, демонстрируя платье.

– Как тебе мой образ?

– Шикарно, как и всегда, – мне становится ужасно неловко, что я не нашла в себе силы остаться в платье, которое она мне купила. Рита так и не взяла с меня денег, сказав, что это подарок, хотя день рождения здесь именно у нее. Но когда я собираюсь извиниться, она резко меня перебивает.

– Мне нужно отойти на минутку, уделить время другим, – подруга ласково касается моей щеки, – но знай, что ты для меня самый особенный гость из всех.

Когда она уходит, мне не остается ничего, кроме как наблюдать за безудержными танцами одноклассников и других ребят. Играет «Pompo nelle casse» в исполнении Power Francers, D-Bag.

Я смотрю, как девушки моего возраста танцуют с парнями, прижимаясь к ним всем телом. Их и без того короткие платья задираются еще выше, и мне становится неловко, словно это мое нижнее белье становится достоянием общественности.

– Потанцуем? – чье-то дыхание обжигает мне правое ухо.

Повернувшись, я замечаю незнакомого парня, держащего сразу два стакана в руках. У него затуманенный взгляд и неуверенная походка. Похоже, на этой вечеринке наливают не только сок.

– Нет, спасибо, – я отказываю ему максимально вежливо. У меня отлично выходит улаживать подобные ситуации, но с людьми в алкогольном опьянении я сталкиваюсь впервые. А потому не знаю, что говорить теперь, когда он, несмотря на мой отказ, отставив напитки, тянет руки к моей талии и пытается притянуть к себе.

Я почти уверена, что много раз говорю ему «нет», но по факту меня словно парализует. Тело не двигается, а слова так и остаются невысказанными. На мгновенье кажется, что я закована в цепи и наблюдаю за происходящим со стороны. Стою где-то в углу комнаты и вижу, как незнакомый парень запускает руки под мою тунику. Его потные ладони скользят по моей обнаженной спине, шею обдает горячим дыханием, а его губы неожиданно оказываются на моем лице. Я хочу отодвинуться, хочу сделать хоть что-нибудь, но вместо этого продолжаю стоять на одном месте.

– Отойди от нее! – крик раздается откуда-то со стороны, и в следующее мгновенье лапающий меня парень падает на пол.

Обернувшись, я замечаю Артема. Еще никогда прежде я не видела подобной ярости в его взгляде. Он берет меня за руку и уводит прочь. Мы спешно поднимаемся по лестнице на третий этаж, а затем оказываемся в темной комнате. Артем включает свет, и я догадываюсь, что это спальня Риты. Он усаживает меня на кровать и устраивается рядом.

– Ты как? – его голос наполнен таким горьким сожалением, что я начинаю плакать.

До этого дня мне казалось, что нелюбовь к себе не способна нарушить мою целостность. Я испугалась того, насколько мне оказалось плевать на то, что будет со мной и моим телом. Будто часть меня считала, что я достойна подобного отношения. Когда изо дня в день называешь себя некрасивой, безобразной и отвратительной, начинаешь верить, что заслужил наказание. И вместо злости на того парня я сейчас испытываю абсолютно неуместное чувство вины.

– Иди сюда, – Артем обнимает меня за плечи и притягивает к себе. Я роняю голову ему на грудь и думаю о том, что не заслуживаю его. Эти доброта, забота и сочувствие должны предназначаться кому-то другому, но точно не мне. Ему нужно оставить меня здесь в одиночестве и уйти к Рите, но он продолжает сидеть рядом, а я не способна его прогнать.

Мне больно. Мне так чертовски больно жить с этой ужасающе холодной пустотой в душе. Я устала от идущего внутри меня сражения. Пока все проживают лучшие дни своей юности, я который год подряд пытаюсь совладать с текущей по венам удушающей ненавистью. Если кто-то спросит, каким цветом можно нарисовать нелюбовь, я отвечу, что черным. Иногда я беру фотографии, закрашиваю свои лицо и тело черным маркером, а затем просто сжигаю все испорченные снимки. Но боль не проходит, а пустота становится еще глубже. С каждым днем мне все больше кажется, что я безнадежна. Тоска по жизни, которой у меня никогда не будет, медленно, но верно убивает мой организм. Произошедшее сегодня показало, насколько я слаба. Мне никогда не выбраться из этой пучины. Я навсегда останусь на дне, куда сама себя и загнала.

– Может, позвать Риту? – интересуется Артем, когда я отстраняюсь от него.

– Прости, она пыталась помирить нас, но я этого не хочу.

– Почему не хочешь?

– Потому что я – это плохая идея. Ничем хорошим это не кончится. Нам не стоит общаться. От меня один только вред, – он даже не может представить, как мне сейчас стыдно за то, что ему пришлось за меня заступиться. Как же я себя ненавижу.

– Ну какой от тебя вред, что ты такое говоришь? – он берет меня за руку и подносит ее к губам. – Ната, ты – не плохая идея и никогда ей не была. Прости за то, что я тогда сказал. Про ручного пса и прочий бред. Забудь, ладно?

– Ты с первого класса был рядом, а я… как такое забыть? – у меня по щекам снова бегут слезы, но голос, словно привыкший к боли, больше не дрожит. – В прошлом году я хотела начать все сначала, но ничего не вышло, потому что нельзя вычеркнуть из жизни все предыдущие годы моего равнодушия. И когда ты стал игнорировать меня, я подумала, что заслужила это. И то, что случилось сегодня, это тоже… своего рода справедливость.

– Не говори так. Тот парень – полный урод. И я с ним еще не закончил. Вот увидишь, скоро он подойдет к тебе с извинениями.

– Не надо. Просто забудь о нем. И обо мне. Забудь обо всем, что было и том, что нас связывает. Вы с Ритой – отличная пара, и я желаю вам только счастья, правда.

– Нет, – Артем придерживает меня за руку, когда я поднимаюсь, чтобы уйти, – не уходи.

Я смотрю на него сверху вниз: на то, как бережно он держит мою руку, на его коротко подстриженные рыжие волосы, на его обеспокоенное лицо и грустные глаза болотного цвета. Когда я вспоминаю, как в прошлом году мечтала дотронуться до его веснушек, что-то надламывается внутри меня. Мое сознание, словно падает с обрыва, и в этот раз мне не за что ухватиться, чтобы спастись. Мне больше нечем заполнить эту необъятную пустоту в сердце. У меня не остается ничего, что могло бы остановить меня от того, что я собираюсь сделать.

Артем молча наблюдает за тем, как я сажусь к нему на колени и тянусь к его лицу. Он подается вперед, и наши губы сливаются в поцелуе, которого не должно быть. Происходящее настолько неправильно и омерзительно, что я испытываю уродское наслаждение от того, во что превращается моя никчемная жизнь.

Когда в комнате открывается дверь, я думаю, что это Рита. Но вместо нее на пороге стоит какая-то девочка, прикладывающая к уху мобильный телефон. Быстро сказав «простите», она убегает прочь. Артем ссаживает меня с колен и дотрагивается до своих раскрасневшихся от поцелуев губ. На его указательном пальце остается кровь.

– Придется сказать, что кто-то ударил меня по лицу, – он улыбается, но я уверена, что сейчас ему еще хуже, чем мне. Артем – не из тех парней, кто изменяет без чувства сожаления. Его лицо полыхает не от чувств ко мне, а из-за стыда за случившееся. Мы оба совершенно точно никогда не простим себе этой слабости. И совершенно не важно, что нас связывают годы недомолвок и глубокая привязанность. Не имеет значения, что мы познакомились гораздо раньше, чем в нашей жизни появилась Рита. Мы подвели ее, и теперь нам придется жить с совершенным предательством.

– Лучше пока никому не говорить о том, что мы… – Артем пытается подобрать слово для того, что отныне нас связывает.

– А как же Рита?

– Я поговорю с ней.

– О чем?

– О том, что нам с ней нужно расстаться.

– Но зачем вам расставаться? – я начинаю задыхаться от мысли, что он бросит ее из-за меня. – Разве ты ее не любишь?

– Ната, я всегда хотел быть с тобой, – его признание окончательно выбивает воздух из легких. – Ты же тоже этого хочешь?

– Я не… я не знаю, – резко встав, я направляюсь к двери, – это все неправильно. Мне надо… мне надо домой.

Он так и остается в комнате, пока я сбегаю вниз и пытаюсь найти выход из дома. Оказавшись снаружи, мое тело на автомате движется по улице. Мимо шумно проносятся автомобили, некоторые из них даже останавливаются, и водители предлагают подвезти меня в столь поздний час. Но я молча продолжаю идти.

Добравшись до дома, я тихо пробираюсь на кухню и открываю холодильник. Рухнув перед ним на колени, я начинаю опустошать его содержимое. Ладонью зачерпываю горсть макарон и бросаю ее себе в рот. А затем еще одну. Я ем до тех пор, пока в кастрюле не начинает виднеться дно. Отложив ее, я перехожу к следующей. Съев половину головки сыра и целую пачку уже нарезанной колбасы, я с трудом поднимаюсь на ноги.

Тяжесть и боль в желудке вынуждают опуститься на четвереньки. В уголках глаз выступают слезы. В кромешной темноте я по памяти нахожу дорогу в ванную комнату. Оказавшись внутри, я подползаю к унитазу и изо всех сил давлю на раздутый живот. Больно, но недостаточно. Разозлившись, что съела слишком мало, я, сжав руку в кулак, ударяю себя по лицу. Мне хочется изуродовать мою и без того некрасивую внешность. Одной рукой я хватаюсь за крышку унитаза, а другой вызываю рвоту.

Покончив со всем этим и окончательно обессилев, я добираюсь до своей комнаты. Не раздеваясь, ложусь в кровать и, зажав рот одеялом, начинаю реветь, искренне надеясь, что следующий день для меня не настанет.