Натали Лан

11 глава

Выйдя из подъезда, я оглядываюсь, пытаясь определить, какая из стоящих во дворе машин приехала за мной. Поиски прекращаются, когда рядом из ниоткуда появляется Даниэль в ярко-желтой футболке и темных джинсах. Он щурится от солнечных лучей и через мгновение опускает на глаза солнечные очки в тонкой золотистой оправе.

– Позволительно ли на дружеской встрече сделать комплимент замечательно выглядящей даме? – победно ухмыляясь, интересуется Дани.

– Ого, да ты даже не стараешься, – я придаю лицу осуждающий вид, – язвишь с самого начала.

– Решил оставить тебе шанс убежать назад домой, пока мы не слишком далеко отошли от подъезда.

– Как великодушно с твоей стороны, – сейчас мне трудно узнать в нем вчерашнего парня, который весь вечер вел себя, как серьезный и внимательный отец. Но теперь его зубоскальство не вызывает прежнего раздражения. – Кстати, ты тоже отлично выглядишь.

– Благодарю, – слегка поклонившись, он протягивает мне руку, но, словно о чем-то вспомнив, сразу ее убирает, – идем?

– Пешком? – я снова озираюсь в поиске автомобиля.

– Почему бы и нет, – развернувшись на пятках, Даниэль уходит, и мне приходится последовать за ним, – догоняй!

– Если ты не в курсе, то у слова «пикник» немного другое значение, – ехидно замечаю я, поравнявшись с ним.

– Как думаешь, сколько мы так сможем?

– Что? Идти?

– Нет, – он, быстро посмотрев в мою сторону, громко усмехается, – обмениваться колкими репликами.

– А, ты об этом. Ну-у-у, – задумчиво протягиваю я, – думаю, весь день.

– Ни фига себе заявочка! Уверена, что потянешь?

– А что, есть сомнения?

– Ни малейших сомнений, – смеясь, Даниэль поднимает руки, – но, если ты позволишь, я сдамся.

– Так-то, – я самодовольно фыркаю и гордо вскидываю голову.

– Наслаждайся победой, маленькая преступница.

– Почему преступница? – я уже не в первый раз слышу от него это слово, но сегодня он произносит его как-то по-особенному. Словно оно стало чем-то понятным и важным только для нас двоих.

– Не знаю, – он продолжает идти вперед, даже не думая посвятить меня в дальнейший план действий, – просто понравилось тебя так называть.

– Какой ужас, – жаль, он не видит, насколько я хороша в закатывании глаз.

– Мы идем в магазин, если тебе интересно.

– Зачем? Я могла взять еду из дома.

– Так не пойдет. Мы купим что-то вместе.

– Ладно, – пожав плечами, я продолжаю идти рядом с ним.

Пока мы идем до ближайшего продуктового, я гадаю, какую цель он преследует. Похоже, нас ждет самый необычный пикник из всех возможных.

Оказавшись в магазине, Даниэль берет первую попавшуюся тележку и катит ее по залу вдоль стеллажей. Я молча иду рядом, ожидая от него дальнейших указаний. Не удивлюсь, если он и список необходимых продуктов подготовил.

– Бери все, что нужно, – говорит Дани, смотря перед собой. Он так сосредоточенно управляет тележкой, словно это автомобиль.

– Э-э-э, – растерявшись, я оглядываюсь в поисках чего-то подходящего, – мы будем готовить на природе?

– Да, я взял все необходимое.

– Оке-е-ей, как насчет какой-нибудь легкой закуски?

– Скажи куда ехать, – он настолько серьезен, словно выполняет ответственное задание от правительства, а не прогуливается по торговому залу.

Следующие десять минут мы собираем продукты, необходимые для приготовления тарталеток с тунцом. Затем быстро забегаем в отдел с напитками и берем яблочный сок.

– Уверена, что это все? – Даниэль с подозрением осматривает нашу скудную тележку.

– Я буду только это, а ты выбери что-то для себя.

– Жди здесь, – бросает он и ненадолго оставляет меня одну.

Через пару минут Дани возвращается с двумя пачками чипсов и тюбиком горчичного соуса. Заметив мой неодобрительный взгляд, он невинно улыбается и пожимает плечами.

– Тарталетки я тоже попробую, – обещает он.

– Не удивительно, что вы с Ником друзья, – сменив гнев на милость, я киваю в сторону тележки, и он аккуратно складывает в нее свои вредные находки. – На кассу?

– Да, давай.

Расплатившись за продукты и сложив их в два бумажных пакета, мы возвращаемся назад к моему дому тем же путем, которым пришли. Пока мы ходили по магазину, я заметно расслабилась и больше не ощущаю прежней скованности. Мне снова вспоминается мама, и наши с ней традиционные субботние закупки. Даже если Даниэль и не пытался снять возникшее между нами напряжение, он все равно помог мне успокоиться. Наша встреча и грядущий пикник уже не вызывают прежнюю нервную дрожь во всем теле.

– Для чего все это? – интересуюсь я, украдкой поглядывая на уверенно шагающего рядом Дани.

– Люди ходят в магазин за продуктами, а для чего еще? – невозмутимо отвечает он.

– Не валяй дурака, ты прекрасно знаешь, о чем я спросила.

– Когда Мия начала взрослеть, мне было трудно найти с ней общий язык, – внезапные откровения заставляют меня замедлить шаг, чтобы уловить каждое сказанное им слово. – Моя мама сразу стала для нее лучшим другом и бабушкой в одном лице. Меня же не покидало чувство, что я выброшен за борт ее жизни. Со временем начало казаться, что ничего не выйдет. Я с головой зарылся в работу, надеясь, что однажды все наладится само по себе. Но становилось только хуже. Я не хотел быть для дочери посторонним, я хотел быть для нее другом и отцом, мечтал, чтобы у нас установилась связь. Однажды, когда мама заболела, а отец задержался на работе, нам с Мией пришлось идти в аптеку за лекарствами и в магазин за продуктами. Мы неспешно бродили по торговому залу, она подбегала к стеллажам и с любопытством разглядывала разложенные товары, а иногда задавала забавные и странные вопросы. Я с радостью объяснял ей, чем перепелиные яйца отличаются от «обычных», к которым она успела привыкнуть. Больше всего ей нравился отдел с газировками. Особенно, ее привлекали цвета. Когда она впервые спросила: «Папа, почему кока-кола коричневая, а фанта оранжевая?», у меня сердце наполнилось такой радостью, что я не знал, как устоять на месте. Хотел прыгать от счастья, потому что у нас начало что-то получаться. В тот день я впервые ощутил себя ее отцом. С тех пор мы все чаще и чаще ходили вместе по разным магазинам, и это сильно нам помогло.

– Спасибо, что рассказал, – а ведь он прав, подобные совместные вылазки сближают людей, какой бы огромной ни была пропасть между ними.

– Прости, что не объяснил сразу, но сама понимаешь, как глупо это звучит.

– Вовсе не глупо, – я несогласно качаю головой. – У меня с родителями было много всего подобного: походы по магазинам, приготовление ужина, поездки на рыбалку. Я думаю об этом каждый раз, когда вспоминаю их.

– Ник говорил, что они переехали.

– Да, они… – день, когда родители оставили меня одну, навсегда отпечатался в моем сознании. Сколько бы времени ни прошло, я не могу перестать мысленно прокручивать события вечера, когда они объявили о своем решении уехать. – Они живут за городом.

– Скучаешь по ним? – Даниэль ведет непринужденную беседу, даже не догадываясь, какие шрамы на моем сердце оставили родители.

– Конечно, как иначе, – я хочу поскорее покончить с этой темой, к тому же, мы уже подходим к дому, – а куда мы поедем?

– В сосновый лес, если ты не против, – он подходит к черному джипу и снимает его с сигнализации, – залезай.

– Хорошо, – ездить в таких высоких автомобилях для меня в новинку, и я непроизвольно удивляюсь тому, как в нем просторно.

– Тогда поехали, – Даниэль устраивается на водительском сидении, и через пару минут мы отъезжаем от дома.

По дороге мы храним молчание, воцарившуюся тишину нарушают приглушенные звуки радио. В салоне пахнет так, словно мы уже оказались в лесу, – хвоей и древесиной. Наш автомобиль на скорости проносится мимо знака, оповещающего, что мы покинули город. Не будь Даниэль другом Ника, я бы точно занервничала и начала на всякий случай планировать побег. Но мне спокойно.

Припав к окну, я с жадностью всматриваюсь в пролетающие пейзажи и мысленно признаюсь в любви последнему месяцу весны. То, что он делает с природой, по-настоящему изумляет. Будто май – гениальный художник, а весь мир – его холст. Из динамиков до меня доносятся строчки из песни Земфиры, и я еле сдерживаюсь, чтобы не подпеть.

Я искала тебя годами долгими,

Искала тебя дворами тёмными,

В журналах, в кино, среди друзей.

В день, когда нашла, с ума сошла.

Видимо, заметив мое оживление и покачивающуюся в такт мелодии голову, Даниэль прибавляет звук, и я прячу довольную улыбку за россыпью волос.

– У тебя сегодня хорошее настроение, – подмечает он, – значит ли это, что с недавними проблемами покончено?

– Ничего подобного, – отвечаю я и, поддавшись искушению, все же напеваю строчку из припева.

– Вчерашний ужин он был для нас… или больше для тебя?

– Что? – меня бы оскорбили его слова, не будь они правдой. Частичной, но все же правдой. – Не знаю. Думаю, он был для нас всех.

– И часто ты решаешь за других? Откуда взялась эта слепая уверенность, что именно ты знаешь, как будет лучше для всех нас? – не похоже, что он злится на меня. Скорее, пытается понять.

– Я просто делаю то, чего всегда хотела от остальных: чуть больше поддержки и внимания. Многие люди хотят, чтобы их увидели, но они никогда не говорят об этом напрямую. Не просят о помощи, скрываются за масками. Но они всегда подают определенные сигналы. И если я их замечаю, то пытаюсь сделать хоть что-то.

– Так ты познакомилась со своими друзьями? Протянула им руку помощи, когда все остальные отвернулись? – он поворачивает направо, и теперь мы едем по грунтовой дороге. Вдалеке уже виднеются вековые сосны.

– Да. Например, с Лунарой мы познакомились в парке сразу после того, как она поссорилась с бывшим парнем. Когда она подсела ко мне и начала нести какую-то нелепицу про чтение книг, я сразу поняла, что ей нужен этот разговор.

– Интересно, что же такого сказал я, раз ты решила, что мне нужна твоя помощь.

Мне понятно его раздражение, но в глубине души я надеялась, что он проникнется вчерашним ужином и перестанет воспринимать его как издевку над собой. Иногда добрые поступки и впрямь оборачиваются против нас.

– Если ты ждешь извинений, их не будет, – тихо отвечаю я в тот момент, когда машина останавливается на въезде в лес.

– Не жду. Просто прошу больше так не делать. Есть большая разница между Лунарой, которая сама к тебе подошла, и между мной. Если бы ты согласилась пойти со мной на свидание, я бы сам рассказал тебе о Мие. У меня нет привычки скрывать детали своей жизни. А использовать других для того, чтобы забыть о собственных проблемах, – весьма скверный поступок, но не будем об этом, – Даниэль открывает дверь и выходит наружу. – Возьми, пожалуйста, пакет с продуктами, а я достану из багажника все остальное.

Перемена в его поведении припечатывает к креслу. Редко, кому удается добиться такого эффекта: вывести меня из равновесия и доказать, что я была не права. Удивительно, насколько достойно он вышел из начавшейся между нами еще вчера перепалки. Губы расплываются в легкой улыбке, когда до меня доходит, как сильно я в нем ошиблась. И, черт, как же это приятно.

– Ты выходить собираешься? – спрашивает Даниэль, заглянув через открытое окно в салон. На солнце его смуглая кожа напоминает переливающееся золото. – О чем задумалась?

– О том, что мне и правда стоило бы извиниться, – я уже очень давно не произносила этих слов, потому что редко считаю себя по-настоящему виноватой. – Прости меня. Но хоть я и была не права, жалеть о вчерашнем ужине не стану.

– И не надо. Я тоже ни капли не жалею и очень рад, что согласился прийти, да и Мия осталась в полном восторге. Спасибо за это.

– Не за что, – до меня слишком поздно доходит, что я залюбовалась его благодарной улыбкой.

– А я смотрю, ты от меня взгляд отвести не можешь, – ехидничает Даниэль, игриво поигрывая темными бровями идеальной формы.

– Боже, какой позор, – шепчу я себе под нос в надежде, что хоть это он не услышит.

Взяв с заднего сидения пакет с продуктами, я открываю дверь и выбираюсь наружу. Не успеваю осмотреться, как моего запястья касается горячая рука Дани.

– Идем?

– Да, – выдыхаю я, и его длинные пальцы вокруг моей руки размыкаются.

Расстелив на небольшой полянке между гигантскими соснами сразу два покрывала, мы начинаем вместе готовить начинку для тарталеток. Пока я смешиваю консервированного тунца с творожным сыром, Даниэль мелко нарезает огурец и болгарский перец. Несмотря на теплую и безветренную погоду, по моей коже пробегает холодок. Вечерами по-прежнему бывает зябко, и я сокрушаюсь, что не взяла с собой никакой теплой одежды.

– Если замерзнешь, у меня в дорожной сумке есть небольшой плед, – неожиданно говорит Даниэль, и я вздрагиваю, еще сильнее покрывшись мурашками, но уже по другой причине. Через мгновенье он наклоняется и проводит тыльной стороной ладони по моему оголенному плечу.

Мне искренне хочется поддержать его флирт, но я не могу. Волна удовольствия отступает, так и не успев накрыть с головой. Нужно время, чтобы тело научилось доверять его рукам.

Заметив мое оцепенение, Даниэль поспешно отстраняется и возвращается к нарезке овощей. Я почти готова к тому, что сейчас один за другим посыпятся вопросы, но он молчит, сосредоточенно кроша на мелкие кусочки перец.

– Это было приятно, – признаюсь я, закончив с сыром и тунцом, – но есть реакции организма, которые мне не подвластны. Я бы извинилась, но моей вины в этом нет. Просто не принимай на свой счет, ладно?

– Не нужно ничего объяснять, – Дани высыпает в мою тарелку овощи, – но я надеюсь, что перед тобой извинился тот, из-за кого это началось.

– Он не… – осекаюсь я и принимаюсь интенсивно мешать содержимое тарелки ложкой.

– Не извинился?

– Не знает, – последнее, чего мне хотелось, так это вспоминать Артема, но наши жизни слишком долго и слишком туго переплетены судьбой, чтобы его имя перестало всплывать у меня в голове. – Он ничего об этом не знает.

– Решила поберечь его чувства? – в тот момент, когда я жду насмешливую интонацию в его голосе, в нем появляется такое безоговорочное понимание, что мне хочется расплакаться.

– Не осуждаешь?

– Нет, – Дани ободряюще улыбается, пытаясь заглянуть мне в глаза, но я спешно отвожу взгляд. – Я уважаю твое решение не обременять другого человека чувством вины, но я бы так не смог. Мне кажется это неправильным.

– Почему?

– Если ты не держишь на него зла, то почему бы не разделить этот груз на двоих? Неужели так нравится тащить все в одиночку?

– Не уверена, что ему нужен подобный груз. Особенно, спустя столько лет.

– Так вы все еще общаетесь, – сам приходит к выводу Даниэль, грубо разрывая упаковку с песочными тарталетками. – И насколько близко?

– Мы не особо ладим, – вспоминая то многое, что связывает нас с Артемом, про себя я горько усмехаюсь. И пусть сейчас мы не эталон хороших отношений, абсолютно не честно предавать однажды случившуюся между нами любовь. – То есть… он по-прежнему мне дорог, но сейчас мы в основном конфликтуем. Можем спорить из-за какой-нибудь ерунды, почти никогда не сходимся во мнениях. Иногда мне трудно поверить, что несколько лет назад мы были так сильно близки. Кажется, что во всем мире нет более непохожих людей, чем я и Артем.

Поняв, что случайно произнесла его имя, я тут же замолкаю. Если это и впрямь свидание, то говорить на нем об уже закончившихся отношениях – явно дурной тон. Но Даниэль не выглядит оскорбленным или обиженным. Я бы назвала его заинтересованным, если бы не глубокая складка, залегшая между бровями. Он продолжает хмуриться, пока я начиняю тарталетки. С каждой молчаливой минутой во мне укрепляется уверенность, что вечер безнадежно испорчен.

– Мы с матерью Мии были похожи. Пожалуй, даже слишком. – Открыв пачку чипсов со вкусом бекона, Дани высыпает их часть на тарелку и поливает все горчичным соусом. – Точно не хочешь попробовать?

– Нет, спасибо. – Я молча кладу в свободный уголок его тарелки готовую тарталетку. – Ты обещал попробовать.

Какое-то время мы сидим молча. Закончив со своей едой, Даниэль помогает мне доесть мою. Одновременно страшно и приятно желать продления этой спонтанной встречи.

В последние годы со мной часто случались свидания, заканчивающиеся уже ставшим привычным разочарованием. Я поддавалась взаимному притяжению, которое развеивалось в первые же часы близкого общения. И до сегодняшнего дня у меня не было ни малейших сомнений, что с Даниэлем будет также.

Когда мы со всеми вещами возвращаемся в машину, он не сразу заводит мотор, и мне становится неловко от собственного шумного дыхания, которое буквально разрезает повисшую тишину.

– Могу я узнать, почему вы расстались? – почти шепотом спрашивает Дани, смотря на руль.

– Я услышала то, что не смогла пережить. Другая бы забыла. Может быть, даже посмеялась. Но не я, – поджав дрожащие губы, я нервно сглатываю, надеясь, что не выдам запертую за семью замками боль. – Сейчас мне так не кажется, но тогда я считала, что он предал мое доверие. Он не просто обидел меня, он задел самое больное. То, что годами разрушало мою жизнь. Я всегда знала, что слова умеют приносить боль, но до того дня не подозревала, что такую сильную.

– Что бы он ни сказал, это до сих пор тебя мучает, – Даниэль поворачивает голову, и мы встречаемся взглядами. – Уверена, что хочешь продолжать держать это в себе?

Пока я растерянно обдумываю, что ответить, он отворачивается и заводит машину. Когда мы трогаемся с места, я снова припадаю к окну, но на этот раз закрываю глаза, потому что в сознании проносятся совершенно не подходящие для этого чудесного вечера картины. Не хочу ничего рассказывать. Если в нынешнем Артеме осталась хоть часть от того трогательного мальчишки, которым он когда-то был, ему будет слишком больно узнать правду.