Чернота так и не рассеивается, но сознание проясняется. Я осознаю, что у меня нет тела.
Я не вижу картинки, но я слышу звуки, чувствую запахи. Чувствую, что я блуждаю по воспоминаниям, вдруг вклиниваясь в сцены, которые случались раньше.
Ушей касается мягкий низкий смех. Голос мужа — чуть хрипловатый, звучит будто над ухом.
— Ты боишься наступить мне на ногу? — спрашивает он.
— Я боюсь, что ты будешь смеяться, — тихо звучит мой голос.
— Смирись, — в голосе Эдварда улыбка. — Я всегда смеюсь, когда ты нервничаешь.
Шелест ткани — похоже, мое платье. Короткие легкие шаги издают стук по паркету. Кажется, мы с Эдвардом танцуем! В воздухе — тонкий аромат жасмина.
— Так намного лучше, — шепчет Эдвард совсем близко, и мне кажется, я ощущаю его тепло. — Не так страшно, да?
— С тобой ничего не страшно, — отвечает мой голос тоже шепотом.
Меня окутывает запах жасмина и слабый аромат дубового дерева от его камзола.
Потом это воспоминание сменяется другим, третьим. Иногда мне кажется, они сливаются в один большой кусок ощущений — обонятельно-слуховых, но таких четких, что трудно отделить одну сцену от другой.
И во всех этих воспоминаниях Эдвард предстает заботливым и любящим. Настолько, что никогда, даже в прошлой жизни в счастливом браке не ощущала к себе такой любви.
Слух в очередной раз улавливает шелест ткани, но не платья. Через какое-то время доходит, что это простыни. И сбоку доносится голос Эдварда:
— Ещё рано, побудь со мной, — хрипло и с мурлыкающей интонацией.
— У меня занятие, каллиграфия, — мой голос шепчет, но в нем улавливается улыбка. — Джина снова расстроится, если я не приду!
— Я просто тебя не отпущу, Адель, — тихо и горячо рычит совсем близко муж. — Считай, что у тебя сегодня нет занятия. И вообще, надо его перенести на более позднее время.
Я слышу, как он тянет носом воздух совсем рядом, и почему-то знаю, что он наслаждается моим ароматом. А потом ушей касается звук поцелуя, и сцена сменяется.
В какой-то момент тьма начинает проясняться. Две светлых точки, расположенных по разным сторонам сгустка, которым является мое сознание, начинают равномерно разрастаться и заниматься свечением. Одна приобретает темно-бордовую окраску, вторая — нежно-голубую. Как порталы, только я не знаю, какой выбрать.
Две силы притяжения от обеих точек начинают одновременно действовать на меня, будто каждый из миров за ними хочет забрать мое сознание себе. Бордовый пучок света тянет сильнее, и я почти поддаюсь, но в какой-то момент неизвестное шестое чувство заставляет меня передумать.
Но у меня нет тела, как я могу сопротивляться силе притяжения? Как я могу двигаться? Паника затапливает все мое здешнее существо. Почему-то я уверена, что в бордовый мир попадать не стоит.
Я мысленно сопротивляюсь притяжению и начинаю ощущать, что сила голубого сгустка становится мощнее, и я приближаюсь к нему. С каждым мгновением все увереннее, пока вдруг не ускоряюсь до скорости света и…
Ощущаю свое настоящее тело. Тяжесть рук, ног, сухость воздуха кожей, слух улавливает приглушенный разговор. Мужские голоса. Один, нет, я узнаю оба! Это мой муж и Эгберт. Не разбираю слов, для меня все это — равномерное бубнение.
Мне хочется двинуться, но в теле такая слабость, что я даже не могу открыть веки, хотя и стараюсь.
Вдруг слух улавливает несколько порывистых шагов, а потом руки касаются горячие пальцы.
— Любимая? Адель? Ты меня слышишь? — голос Эдварда звучит обеспокоенно, но в нем слышна надежда.
Я с огромным трудом разлепляю губы, но не могу произнести ни звука. Пересохшей кожи внезапно касается что-то влажное и холодное. В рот проникает вода, и я жадно проглатываю эти несколько капель. Потом кто-то — наверное, Эдвард — повторяет операцию, и мне становится все легче шевелить слипшимся языком.
— Слышу, — наконец выговариваю я. — Пить хочется.
Мягкие аккуратные мужские руки помогают мне подняться, приставляют кружку к губам, наклоняют. Чувствую себя овощем, но рук поднять не могу. Едва вода касается губ, я присасываюсь к ней точно пиявка. Делаю несколько жадных глотков.
Это вдыхает в тело силы, и я открываю глаза. Зрение медленно проясняется. Эдвард укладывает меня обратно на подушки и склоняется надо мной. Во взгляде, кажется, вся Вселенная оттенков от радости и облегчения до лютой тревоги и гнева.
— Я… я так рад, что ты пришла в себя, Адель, — выдыхает он и, наклонившись, касается моего лба своим. Тяжело дышит. Чувство, что он только что пережил самое страшное в жизни.
Силы постепенно возвращаются, и я накрываю ледяными пальцами его ладонь.
— Я все вспомнила, — произношу на грани слышимости. — Они меня убили.