Нежеланная императрица, или Постоялый двор попаданки

55

Утреннее солнце заливает титанический тронный зал через окна до потолка и отражается от гладкого пола. Помещение поражает воображение размерами.

На троне восседает Эдвард. По левую руку от него стоит Альфред, который с трудом скрывает торжественную улыбку при каждом взгляде на меня. По правую — мужчина с непроницаемым лицом и умными глазами. В нем угадываются знакомые черты моего постояльца Эгберта. Старший родственничек?

Я стою прямо напротив мужа. У меня за спиной стража, а на значительном удалении толпа вычурно разодетых людей. Видимо, местная знать пожаловала на судилище.

Все чего-то ждут. В конце концов сквозь толпу стражники проводят могучего мужчину в возрасте, закованного в кандалы. Светлые волосы, не тронутые сединой, величавая стать, красивые благородные черты и глаза — точь-в-точь как у меня, то есть у Аделины.

Он бледен и, кажется, не очень здоров, но держится с непревзойденным достоинством. Когда его взгляд падает на меня, в нем вспыхивают пронзительная любовь и боль. Он невольно дергается, чтобы как бы защитить меня, но стражник грубо удерживает его. И мужчина вскидывает на императора испепеляющий взгляд.

И тут до меня доходит: это отец Аделины! Он же всё это время просидел в темнице из-за меня… Вернее, из-за нее. Нет! Нельзя так думать. Ни я, ни Аделина ни в чем не виноваты. Мы такие же жертвы, как и он. Жертвы Альфреда и Джинны!

Сердце сжимается от тоски и печали. Это мои чувства или остатки реакций бывшей хозяйки тела? Да плевать! Невооруженным глазом видно, что отец Аделины безумно дорожит дочерью и любит ее. И что это благороднейший человек.

Не то что мой отец из прошлой жизни, который бросил нас с матерью. А если и возвращался, то быстро сбегал, при этом обязательно что-нибудь прихватив — то новый сервиз, то столовые приборы, то купленную мне ко дню рождения на последние деньги куклу барби. Это из-за него моя мать ушла из жизни слишком рано.

Когда всё закончится и мы покончим с заговорщиками, я не оставлю этого человека. По крайней мере, я постараюсь с ним подружиться и буду его поддерживать. Ему не надо знать, что случилось с настоящей Аделиной.

Мы всё ещё не начинаем. Я и так напряжена до предела. Не понимаю, что задумал Эдвард, но я верю, что он сдержит обещание. Промедление, осуждающие взгляды в спину, полные презрения глаза Альфреда раздражают и вызывают липкую тревогу.

Наконец слышу ритмичный стук каблуков. Оборачиваюсь — какой-то вельможа сопровождает в нашу сторону невероятно красивую брюнетку с фиалковыми глазами и в изумительно роскошном платье под их цвет. Джина! Мнимая подруга-наставница по каллиграфии. Ловко она придумала с письмами, нечего сказать.

Проходя мимо нас, Джина бросает а меня косой взгляд. О! Если я до этого еще сомневалась, что женщина способна так коварно подставить подругу и хладнокровно планировать убийство мужчины, в кровать к которому собирается залезть, то взгляд выдает ее с головой.

Джину подводят к ее отцу, и на ее лице невольно расползается самодовольная улыбка. Дочь своего отца — они одинаково порочны, отравлены жаждой власти и даже не скрывают этого. В мыслях, наверное, уже делят шкуру неубитого медведя, то есть дракона.

Отец Аделины напрягается. От него прямо веет холодной праведной яростью. В отличие от Альфреда, он умеет владеть лицом, выражение которого почти непроницаемо. Но я ощущаю его гнев почти физически.

— Держись, дочка, — почти не разжимая губ, шепчет он мне. — Я хоть и не молод, но постараюсь защитить тебя. Я дворянин, у меня есть еще право на суд поединком. Я сделаю всё, чтобы защитить тебя. Пусть мне хоть со всей гвардией Эдварда придется сражаться.

Суд поединком? Это, наверное, что-то вроде божьего суда в европейском средневековье… Когда правого и неправого выбирали по результатам дуэли. О нет… Он ведь собирается рискнуть жизнью, чтобы спасти мою!

Но я не успеваю ничего сказать, потому что вельможа, который привел Джину, выходит вперед и поднимает руку в знак того, что суд начался. Шёпот, до этого ветерком носившийся над толпой знати, мгновенно растворяется в плотной тишине.

Все зрители и участники застывают в напряженном ожидании.

Теперь вперед выходит старший родственник Эгберта.

— Ваше Величество, — говорящий оборачивается к Эдварду и отвешивает нижайший поклон, затем обращается к собравшимся: — Светлейшие князья, графы, герцоги, бароны, маркизы, эрлы и виконты. Мы начинаем суд над предателями — отцом и дочерью. У следствия имеются крепкие улики и свидетельские показания, которые подтверждают следующее.

Он начинает перечислять:

— Во-первых, что преступники намеревались свергнуть законного правителя Эдварда Первого из династии Дарквеллов, используя узы священного брака. Во-вторых, что имела место государственная измена. В-третьих, что ради достижения плана было совершено несколько покушений, в том числе и удачных.

Публика гневно шумит. Мне в спину сыпятся угрозы и обещания всевозможных кар и изощренных пыток. О некоторых я слышу впервые, хотя за плечами имею несколько книжных проектов про инквизицию, средневековье и жестокость.

Перенести эти страшные мгновения помогает Эдвард. Он перехватывает мой взгляд своими невероятными глазами, и я просто тону в них. Все звуки отходят на задний план. Слышу лишь стук собственного сердца.

Вдруг Эдвард разрывает зрительный контакт, поднимается и вскидывает руку, требуя тишины. Мгновение — толпа замолкает, кажется, даже не дышит. Тогда император делает пару шагов вперед.

— Это тяжкие преступления, — его спокойные слова падают в мертвую тишину, словно тяжеленные камни в воду. — Тем более, что погибли люди. Как думаете, какого наказания достойны заговорщики? — с этим вопросом он резко оборачивается к Альфреду.

Тот подобострастно кланяется и холодным тоном выносит приговор:

— Только смерти, Ваше Величество. Никакого прощения! — по надменному лицу советника расползается омерзительная хищная улыбка.