Нелегкий выбор

Глава 12

— Я знаю, милая, я знаю, — шептала Лэйни на ухо плачущей Райли, прижимая ее к себе и поглаживая по волосам. — Конечно, ты хочешь к маме…

— Мамочка! — захлебываясь, рыдала девочка. — Мама! Я хочу к маме!

Лэйни грустно поцеловала ее в макушку. Она не знала, как утешить или хотя бы ненадолго успокоить Райли, которая плакала без перерыва все время отпевания, у могилы и по дороге домой. Разве могли слова, даже самые ласковые и добрые, унять слезы семилетнего ребенка, только что потерявшего обоих родителей?

Наемный лимузин повернул на Филдинг-драйв, и впереди показался дом Коулов. Слава Богу, с облегчением подумала Лэйни. Возможно, дома, в своей комнате, в постели Райли все-таки успокоится. Ребенок, вероятно, едва держался на ногах. Оставалось надеяться, что она согласится лечь пораньше, чтобы если не душа ее, то хотя бы тело могло оправиться от потрясений мучительного дня. А душа… возможно, со временем оправится и она.

Лэйни посмотрела на Тима, неподвижно сидевшего рядом с дедушкой на одном из откидных сидений автомобиля. За весь день он не уронил ни слезинки. Больше того, она ни разу не видела его плачущим со дня своего появления в доме. Мальчик выглядел подавленным и разговаривал только тогда, когда к нему обращались. Он даже не поднимал глаз, обращая на Лэйни не больше внимания, чем на любого посетителя, заглянувшего с соболезнованиями. Как и Райли, он почти ничего не ел, как бы его ни уговаривали. Сейчас он равнодушно смотрел в окно, словно это был самый обычный день и они пятеро выехали на загородную прогулку. Словно его родители не умерли два дня назад во сне, отравившись газом. Лэйни напрасно билась, стараясь достучаться до Тима, и сочла за лучшее отступиться, предоставив мальчику самому справляться с потрясением.

Она чувствовала облегчение, оттого что похороны наконец позади. Ожидание было даже хуже, оно совершенно измучило каждого из них. Несмотря на ее неприязнь к Пенну, Лэйни предпочла бы, чтобы он был извещен вовремя и оказался рядом. Отсутствие обожаемого дядюшки нанесло дополнительный удар детям, особенно Тиму. Но Пенн временно затерялся где-то в Европе, и его маршрут не смогли отследить, так что дольше откладывать похороны было невозможно.

Рука Дорис Бекли легла на руку Лэйни, и та повернулась. На кладбище мать Фэрил сохраняла самообладание, и только судорожно сжатый кружевной платок говорил о том, как ей тяжело. Сквозь пелену нескончаемых слез Лэйни смотрела на безупречную чету Бекли, в элегантных черных костюмах и солнцезащитных очках, чинно застывшую над двумя открытыми могилами, и ей хотелось закричать: «Почему вы не рыдаете в голос? Почему не валитесь на колени и не проклинаете небеса за то, что они отняли у вас дочь? Что вы за родители в конце концов?!» Она отвернулась тогда, скрывая свои распухшие глаза и слезы, казавшиеся неиссякаемыми. Она тоже держалась весь день, но здесь, у могилы, каждый был волен отдаться горю. Это было единственное место, где не возбранялось открытое, пусть даже безобразное, горе.

Но по дороге с кладбища Лэйни заставила себя взглянуть на чету Бекли беспристрастно. В конце концов много ли она знала о том, что чувствуют родители, когда они хоронят ребенка? И даже если они такие, какие есть, кто я, чтобы их судить? Если при жизни Фэрил не сумела ни на йоту изменить своих родителей, то после ее смерти это вряд ли возможно.

— Лэйни, дорогая, — сказала Дорис, наклоняясь через голову сидящей между ними Райли, — это было так благородно с твоей стороны — все это время оставаться с нами, помогая во всем. Спасибо, что ты согласилась побыть с детьми до нашего возвращения. Просто неудачное стечение обстоятельств… такие вещи случаются. Но отменять конференцию слишком поздно. Хью должен делать очень важный доклад, и если он не явится…

Лэйни кивнула, надеясь, что на ее лице не написано полное отсутствие понимания подобной бесчувственности. Какой доклад, какая конференция? Разве внуки, нуждающиеся сейчас, как никогда, в любви и поддержке, не важнее всего на свете? Других дедушки и бабушки у Тима и Райли не было, Пенн пропадал Бог знает где, а от Чарли пользы почти не было. И потом, кто мешал Дорис остаться в Медоувью, вместо того чтобы сопровождать мужа в Мичиган? Но разве в этом было что-то новое? Бекли жили в своем собственном мире, по особому расписанию, и не было силы, которая заставила бы их изменить устоявшийся образ жизни.

Внезапный укол тревоги прервал ход ее мыслей. Услышанная новость так ее возмутила, что Лэйни пропустила мимо ушей куда более важный факт: «Ты согласилась побыть с детьми до нашего возвращения…»

Этого только не хватало! Бекли ничего не знали о том, что Лэйни — официальный опекун детей Джона и Фэрил!

Лимузин остановился, и водитель вышел из кабины, чтобы открыть дверь. Улица была заполнена припаркованными машинами. Еще один лимузин притормозил позади, и из него выбрались Чарли и еще какие-то родственники Джона. Поднимаясь по ступеням вместе с Райли, вцепившейся в ее руку, Лэйни заметила сквозь стеклянные двери, что дом полон людей.

Пока она поднималась по лестнице в комнату Райли, множество глаз с сочувствием следило за ней. Наряду с незнакомыми лицами взгляд то и дело выхватывал те, с которыми она была знакома и периодически встречалась в доме Фэрил: Тэплинжеры, Жизонди, другие пары. Все они присутствовали на похоронах, но у Лэйни не возникло желания переброситься словом с кем-либо, помимо детей. Еще меньше ей хотелось этого сейчас, и она охотно ускользнула наверх вместе с Райли.

На промежуточной площадке она обернулась и заметила Тима, отрицательно качающего головой в ответ на какой-то вопрос бабушки. Вдруг он круто повернулся и бросился вверх по лестнице, мимо нее и Райли. Громко хлопнула дверь его комнаты. Лэйни только вздохнула. Скорее всего Дорис предложила ему остаться внизу с гостями, чтобы выслушать их соболезнования, но мальчик не хотел иметь с этим ничего общего. Бог свидетель, Лэйни не винила его.

— Я знаю, милая, что тебе рано ложиться спать, но на всякий случай давай наденем пижаму, — предложила она Райли в ее комнате. — Может, хочешь что-нибудь съесть?

— Только водички, — ответила девочка, растирая красные распухшие глаза.

Лэйни вышла в ванную и наполнила водой стакан. Пока девочка пила — медленно, по глотку, — она сидела рядом, обнимая ее за плечо и слегка покачивая. Едва переодевшись, Райли забралась под одеяло, хотя вечер едва наступил.

— Я, пожалуй, посплю, — сказала она так тоненько и жалобно, что у Лэйни сжалось сердце. — Ты ведь утром еще будешь здесь?

— Конечно. И утром, и вечером, и всегда.

Лэйни наклонилась поцеловать девочку. Если не Тим, то Райли искала у нее защиты и утешения, не отходила от нее ни на шаг, словно боясь, что Лэйни исчезнет.

— Обещаешь, что не уедешь?

— Клянусь. А теперь постарайся уснуть.

За окном уже совсем стемнело. Погасив свет, Лэйни направилась к двери.

— Не уходи! — вдруг взмолилась Райли. — Побудь со мной.

— Хорошо, милая. Я посижу рядом в кресле-качалке.

Девочка кивнула, и Лэйни уселась в старенькое кресло, где Фэрил когда-то кормила детей грудью. Размеренно покачиваясь, она прислушивалась к тому, как дыхание спящего ребенка становилось все ровнее, пока не затихло последнее отрывистое всхлипывание и не наступил глубокий сон.

Наверное, нужно было спуститься вниз к гостям, но двигаться не хотелось, и Лэйни продолжала сидеть, разглядывая бесчисленные игрушки, обводя взглядом стены, сплошь заклеенные постерами, картриджи видеоигр, сложенные в аккуратные стопки на подоконнике.

Узнав новость о смерти Коулов, Лэйни так ни разу и не задумалась о том, как же это случилось. Она боялась, что поддастся отчаянию и будет скорее обузой, чем помощницей, поэтому отложила раздумья на будущее и решала одну за другой мелкие текущие проблемы: укладывала чемодан, покупала билет, давала необходимые распоряжения. И вдруг на нее разом обрушилась вся сорокавосьмичасовая усталость, вся необъятность случившегося.

Ей придется переехать в Коннектикут. Как опекун Тима и Райли, она должна жить с ними в одном доме, заботиться о них. В сущности, она — их новая мать, и ей положено знать, чему их учить, что им разрешать, а что запрещать, как любить их родительской любовью.

«Но я ничего этого не умею. Джон, Фэрил, как могли вы принять столь важное решение так легко, так беспечно!»

Фактически она подписала тогда обязательство перечеркнуть всю свою жизнь, словно это можно было сделать мановением руки. И вот теперь ничего не остается, кроме как заняться воспитанием детей, о котором она не имеет ни малейшего представления.

Лэйни встала и подошла к окну, глядя на аккуратно подстриженную живую изгородь. Вид ее напомнил детство, проведенное в Ла-Рошели, и то, как она и Фэрил, пятиклассницы, после школы бродили туда-обратно между своими домами, потому что никак не могли наговориться на прощание. Глаза снова наполнились слезами, и Лэйни не мешала им катиться по щекам.

Дом Коулов всегда встречал ее не только теплом и любовью, но и оживленной активностью, движущей силой которой была, конечно, Фэрил. Теперь же казалось, что сердце дома перестало биться. В нем поселилась угрюмая тишина.

«Я не смогу заполнить эту пустоту. Что я мшу дать этим детям?»

Лэйни повернулась к спящей Райли, на усталом личике которой даже во сне не растаяла тень душевной боли. Никогда еще она не чувствовала себя такой ни на что не годной и такой пристыженной собственной никчемностью. Фэрил доверила ей величайшее сокровище своей жизни, и это, увы, оказалось ошибкой.

— Простите меня, — прошептала Лэйни в полумрак комнаты, не зная точно, к кому обращается: к Джону и Фэрил или к их детям.

Внизу громко хлопнула дверь. Это отвлекло Лэйни от невеселых размышлений, и она прошла в комнату для гостей. Она всегда устраивалась там, приезжая в дом Коулов, тем более что на сей раз чета Бекли предпочла занять летний домик. Ей пришла было в голову мысль перебраться в спальню Фэрил, но она с ужасом отказалась от этой мысли. К тому же это еще больше расстроило бы детей. Что ж, она не возражала остаться на какое-то время в комнате для гостей, которую шутя называла «моя комната».

Расчесываясь перед зеркалом, Лэйни немного порепетировала любезное лицо, намереваясь наконец спуститься к гостям. Позже нужно было позвонить Карле, которая предложила собрать ее вещи и доставить их в Медоувью, но, кроме одежды, ничего больше не приходило в голову. Может быть, пригодится записная книжка… бумага для набросков, краски и маркеры… любимая кружка? Но если привезти все это сюда, то назад дороги уже не будет. Все равно что дать присягу остаться в этом доме навсегда… впрочем, разве не так все и выйдет? Наверное, именно так, но пока поверить в это не удавалось.

— Подумываешь о том, чтобы сбежать? — шепотом спросила Лэйни у своего отражения.

Она бросила расческу на кровать и вышла в коридор. Дверь в комнату Тима была плотно прикрыта. Лэйни постучала.

— Уходи! — прозвучал тихий ответ.

Она приоткрыла дверь. Тим стоял у окна все в том же голубом джемпере и шерстяных брюках, в которых был на похоронах.

— Привет! Как дела?

Она попыталась обнять мальчика. Он высвободился, но не помешал ей поправить упавшие ему на глаза волосы.

— Они еще не разошлись?

— Думаю, нет. Ты, наверное, проголодался? Сейчас время ужина.

Тим отмахнулся.

— Пойдем вниз. Там полно вкусной еды…

Она потянула мальчика за руку, но он не двинулся с места. Лэйни присела рядом, заглядывая ему в лицо.

— Есть необходимо, Тим.

— Принеси что-нибудь сюда, — ответил он равнодушно, очевидно, мало интересуясь, согласится она или нет.

«Что же теперь делать?» — беспомощно думала Лэйни. Ей было до слез жалко Тима, но она понимала, что его нужно вывести из состояния апатии. Он не мог вечно оставаться в своей комнате, отгородившись ото всех, кому был дорог.

«Ну вот, еще и двух дней не прошло, а уже ясно, что от нее никакого толку!»

— Мне не хотелось бы настаивать, — сказала она решительно, — но тебе придется самому выбрать то, что ты точно съешь. К тому же дедушка и бабушка уезжают, и им неприятно будет уехать, не простившись с тобой.

На этот раз Тим позволил увлечь себя к двери, но спросил:

— Они уезжают сегодня?

— Так нужно, Тим, — ответила Лэйни, стараясь сгладить неприятное впечатление. — Ты, конечно, хотел бы, чтобы они побыли здесь подольше…

— Очень нужно! — вдруг крикнул мальчик. — Они только и делают, что лезут с вопросами! От них с ума можно сойти!

Лэйни никак не ожидала такой реакции, но ее обрадовал бы сейчас любой знак оживления со стороны Тима.

— Они задают вопросы, потому что волнуются за тебя.

— Я знаю, — впадая в прежнее угрюмое безразличие, ответил он.

Толпа гостей внизу заметно поредела. Тим спускался по лестнице медленно, шаркая ногами, как старый дед. Заметив его, Дорис поспешила навстречу.

— Ты, наверное, умираешь от голода, Тимми, — оживленно сказала она, обнимая мальчика за плечо и начиная подталкивать к кухне. — Я отложила для тебя ростбиф и салат и не меньше полдюжины пирожных…

— Меня покормит Лэйни! — крикнул он, вырываясь.

— Лэйни не всегда будет здесь, чтобы заботиться о тебе. Нам лучше начать как-то уживаться, Тим.

Тот посмотрел сначала на нее, потом на Лэйни, и глаза его наполнились слезами.

— Как это, Лэйни не всегда будет здесь? Будет! Она, вот именно, будет здесь всегда, правда, Лэйни?

— Правда, милый.

Она крепко обняла мальчика, думая о том, что с Дорис придется объясниться, даже если это перспектива не из приятных.

— Пойди к столу и выбери себе что-нибудь вкусное. Я вернусь через пару минут.

Тим кивнул и ушел, продолжая обеспокоенно хмуриться.

— Мне нужно с вами поговорить, — начала Лэйни, не зная толком, как начать.

— О чем именно? — спросила Дорис с оттенком нетерпения, когда они сели на стулья под лестницей.

Лэйни заговорила не сразу. Объясняться с Дорис Бекли было нелегко даже при самом благоприятном стечении обстоятельств, а в данном случае ситуация сложилась особенно деликатная. Два дня под одной крышей с ней и ее мужем едва не привели Лэйни к нервному срыву. Конечно, Бекли старались как-то оживить настроение и отвлечь детей, но невозможно было не чувствовать скрытый ток неодобрения, постоянной оценки событий не в пользу Лэйни. Что бы она ни делала, как бы ни лезла вон из кожи, чтобы все сделать правильно, ее усилия не дотягивали до стандартов, установленных в этой семье. Дорис улыбалась и кивала, но не упускала ни малейшего случая выразить свое недовольство легкой паузой в разговоре, движением бровей, трепетом ресниц. Мать Лэйни тоже критиковала все и вся, но она по крайней мере делала это вслух, сопровождая указаниями, как исправить промах. Позиция Дорис Бекли могла и святого свести с ума! Ее муж был немногим лучше. Он привык, что в его собственном доме все делается определенным, раз навсегда установленным образом, и, как видно, решил, что так должно быть везде и всюду. Хью Бекли по большей части молчал, зато он откровенно хмурился на то, что ему не нравилось, а не нравилось ему практически все. Разумеется, Лэйни знала про постоянные трения между Фэрил и ее родителями, но сама никогда с этим не сталкивалась.

Однако она не могла позволить себе обижаться. Это были дедушка и бабушка ее подопечных, и с ними нужно было жить в мире, чего бы это ни стоило.

«Ну вот, — думала Лэйни с угрюмым сарказмом, — теперь придется уживаться еще с одним бракованным набором родителей!»

— Я заранее прошу прощения, если это будет для вас новостью, — начала она, тщательно подбирая слова, — но Тим прав, и мне придется здесь остаться. Разве Фэрил ничего вам не сказала?

— Не сказала о чем? — с подозрением спросила Дорис.

— О том, что они выбрали меня в качестве опекуна Тима и Райли.

Выражение лица Дорис так изменилось, что это подтвердило худшие подозрения Лэйни: мать Фэрил действительно ничего не знала.

— Фэрил и Джон предложили мне это вскоре после рождения Райли. В завещании указано, что в случае их смерти я должна буду переехать в этот дом и заботиться о детях… до их совершеннолетия.

— Ты?! — вскричала Дорис, выразив в этом единственном слове все возмущение поступком дочери.

— Мы… мы дружили долгие годы… были очень близки…

По мере того как Дорис осознавала новость, она все больше напрягалась, словно каменела, и Лэйни испытала сильнейшее желание как-то выказать свое сочувствие. В конце концов она знала мать Фэрил с самого раннего детства, чуть не каждый день бывала в ее доме, часто сидела за одним столом с ней. Она почти уже протянула руку, чтобы обнять женщину, но удержалась. Дорис Бекли была не из тех, кто позволяет до себя дотрагиваться, тем более чтобы утешить. Шли секунды, и постепенно в ее лице не осталось и следа показной доброты.

Потом не без усилия полное достоинства выражение вернулось. Дорис поднялась, поправила прическу и улыбнулась тенью любезной улыбки.

— Время позднее. Мы поговорим на эту тему в другой раз.

Она прошла в гостиную и обратилась к мужу, который до этого что-то обсуждал с двумя знакомыми:

— Хью, пора ехать.

Тот посмотрел на нее с неудовольствием, но послушно отставил стакан и поднялся. Лэйни осталась стоять возле лестницы, наблюдая, как они прощаются с гостями.

— Эй, Лэйни, хоть чо-нибудь пожевать?

Можно было и не поворачиваться — только Меган Берк, местная подруга Фэрил, говорила так по-простецки. Они не виделись довольно давно. В ночь рождественской вечеринки в доме Коулов Меган с мужем не было в Медоувью: они уезжали отдыхать куда-то на юг. Но за прошедшие два дня Меган раз десять забегала помочь или взять список нужных продуктов, чтобы отправиться в ближайший супермаркет. Она была единственным человеком, с кем Лэйни охотно поговорила бы, но им удалось обменяться едва ли парой фраз.

Из всех друзей, что Фэрил успела завести в Коннектикуте, Меган особенно нравилась Лэйни. Высокая и худощавая, она обожала длинные сверкающие серьги, а волосы носила в виде громадной шапки черных локонов, которые эффектно падали на глаза и которые приходилось не менее эффектно приподнимать пальцами обеих рук, как гребенкой. Это была в высшей степени земная женщина, которую невозможно было ничем шокировать: Меган могла с удовольствием обсуждать все что угодно и с кем угодно. Она любила подшучивать над современными образцовыми матерями и женами, которые успевали все на свете: воспитывать детей, вести дом и заниматься благотворительностью.

Лэйни сразу влюбилась в новую подругу Фэрил. Они встретились в один из солнечных воскресных дней. Она спустилась утром в гостиную и нашла там Фэрил и Меган, впервые услышав ее ленивый гортанный голос.

— Да, я это сделала! Я забыла сварганить моим пацанам школьные завтраки и выперла их в школу в несвежих рубашках. Ну и чо? Шлепнуть меня за это, чо ли?

Лэйни скоро узнала, что Меган совсем не такая, как говорит о себе. Она работала полный рабочий день, при этом успевая растить двух симпатичных смешливых мальчишек и поддерживать в доме если не идеальную, то вполне приемлемую чистоту. Но самым большим сюрпризом оказалась новость, что на работу Меган ежедневно ездит в Манхэттен, в крупный исследовательский институт, где работает ядерным физиком (сколько Лэйни потом не выслушивала объяснения, она так и не поняла, в чем эта работа заключается). Сочетание в Меган высокого интеллекта и поразительной простоты не переставало удивлять Лэйни.

Сейчас Меган стояла перед ней с тарелкой ростбифа и картофельного салата. Несмотря на распухшие от слез глаза, она держалась бодро и даже улыбалась.

— Такая жратва пойдет? Небось оголодала как волк! Бери, жуй — на полный желудок все выглядит не так мрачно.

— Спасибо, Меган, но мне ничего не нужно… — Лэйни вспомнила, что в кухне ждет Тим, и приняла тарелку. — Я отнесу это Тимми.

В дверь позвонили. Неужели еще гости, с отчаянием подумала Лэйни, неохотно подходя открыть.

На крыльце стоял толстый коротышка в комбинезоне и кепке.

— У меня в машине дрыхнет один тип! Я так и не смог его добудиться, — раздраженно объяснил он.

Он ткнул толстым, как сосиска, пальцем в сторону такси с открытой задней дверцей.

— Он дал мне этот адрес, — продолжал шофер обвиняющим тоном, словно происходящее было делом рук Лэйни. — Как насчет того, чтобы выковырнуть улитку из раковины и заплатить по счетчику?

Ежась на пронизывающем ветру, она опасливо приблизилась к машине. С заднего сиденья доносилось похрапывание и разило алкоголем. Поначалу Лэйни не заметила пассажира, но, вглядевшись, обнаружила, что он валяется там в неудобной позе, наполовину свесившись между сиденьями. Это был молодой человек в поношенных джинсах и черном свитере, прикрытый курткой до самого носа. Наклонившись, Лэйни осторожно отодвинула куртку с лица спящего.

— Ах, черт возьми! — вырвалось у нее. — Пенн! Просыпайся, Пенн!

Тот даже не шевельнулся. Она отступила с чувством глубочайшего отвращения, думая: прекрасный принц вернулся, но только слишком поздно и вдрызг пьяным. Фу, мерзость!

— Что здесь происходит? — спросил Хью Бекли, заглядывая ей через плечо.

Лэйни отступила, чтобы он мог как следует рассмотреть своего старшего сына. На бесстрастном лице Хью не дрогнул ни один мускул.

— Дорис! — крикнул он жене, которая неодобрительно наблюдала с крыльца за происходящей суетой. — Позови Чарли!

Пока тот не появился, возле такси царило молчание. Потом Хью тоном приказа отправил Лэйни в дом и примерился ухватить сына за ноги, в то время как Чарли приподнимал его за плечи. Проходя мимо кучки еще не разошедшихся гостей, Лэйни только пожала плечами, зато Дорис выпрямилась с видом королевы, распускающей прием, и объявила:

— Я полагаю, членам семьи пора поговорить друг с другом.

В ее голосе было столько благородной скромности, столько достоинства, что гости поспешно засобирались. Дом опустел, казалось, в мгновение ока. Тим, только того и ждавший, тотчас появился из кухни. Не желая, чтобы он видел бесчувственное тело, которое как раз вносили через порог, Лэйни подтолкнула его к лестнице. Он позволил взять себя за руку и повести.

— Бедняжка Пенн! — сказала Дорис Бекли за их спинами, и Лэйни с трудом удержалась, чтобы не заскрежетать зубами.

Уложив безмолвного Тима в кровать и спустившись вниз, она нашла дом погруженным в темноту и с облегчением подумала, что все уехали. Она устало прошла в сумеречную гостиную… и вдруг одна из настольных ламп ярко вспыхнула. Лэйни подавила испуганный крик.

— А, это ты? Соизволил проснуться?

Пенн Бекли сидел на диване и озирался с видом человека, который не понимает, где находится. В мятой одежде, со спутанными волосами и припухшими глазами, он выглядел не слишком презентабельно.

— Лэйни Вульф, — сказал он, словно сообщая ей нечто новое и неожиданное.

— Да, это я. А ты кто? Персонаж фильма про алкоголиков?

— Я тот, чья сестра умерла и похоронена не далее как сегодня, — огрызнулся Пенн.

Тут было нечем крыть, и Лэйни почувствовала себя неловко.

— Э-э… извини… — она лихорадочно подыскивала, что бы еще сказать, но, как назло, в голову ничего не приходило. — Ты… ты когда уезжаешь? Дети были бы рады провести с тобой несколько дней.

— Фу-ты ну-ты! — зло усмехнулся Пенн. — Занимаемся благотворительностью? Тебе давно пора делать отсюда ноги!

— Это теперь мой дом! — крикнула она. — Я — опекун Тима и Райли!

Он только презрительно отмахнулся. Кипя гневом и обидой, Лэйни беспомощно наблюдала, как Пенн разулся и снова улегся на диван. Он явно потерял к ней дальнейший интерес. Немного повозившись и приняв возмутительно уютную позу, он, казалось, задремал, но когда Лэйни погасила лампу и направилась к двери, сзади раздалось:

— Опекун, скажите на милость! Через неделю и след простынет!