Слава
— Все еще злишься на меня? — спрашиваю, наблюдая, как Гас, сверкая мускулистыми ягодицами направляется в душ.
— Не злюсь, матрешка. — несется сквозь грохот захлопывающейся двери. — Расстроился, что гадов морских не налопался.
Он точно все еще злится. Секс по утрам — наша традиция, и Гас ей никогда не изменял.
Пока Гас плещется в душе, я влезаю в свой самый скучный брючный костюм, а волосы забираю с консервативный пучок, чтобы придать дополнительную строгость рабочему образу. Славка Шапокляк. На что не пойдешь ради любви.
Толкаю дверь в ванную, чтобы на французский манер попрощаться с Малфоем и заодно дать ему оценить несъедобность своего внешнего вида, и застываю на пороге, залюбовавшись видом его обнаженного тела.
Какого все-таки самца я себе отхватила.
Облизываю глазами рельефные плечи с перекатывающимися под влажной кожей мыщцами, ямочки на пояснице и крепкую задницу. Гас идеально бы подошел на рекламу брендовых трусов. Как спереди так и сзади. И подкладывать носок ему в ширинку не надо, как футбольному Криштиану — у него даже в редкие моменты отсутствия эрекции есть, что туда положить.
— Я поехала на работу, Малфой. — объявляю, дернув душевую перегородку.
Гас стирает пену с лица и критическим взглядом окидывает мой образ советской швеи.
— Для Егорки расстаралась? — выносит вердикт.
И вот так мое желание французского поцелуя летит по канализационной трубе на Елисейские поля, замещаясь пылающей русской злостью.
— В чем расстаралась, Гас? — уточняю вкрадчиво, борясь с желанием прищемить ему пальцы стеклянной перегородкой.
— Это все. — рычит он, обводя пальцем мой скучный образ. — Ты выглядишь…
— Как любительница кошек?!
— Как трахни-меня-секретарша. Влажная фантазия всех извращенцев. Ты еще дверь открыть не успела, а у меня уже встал.
С этим не поспоришь.
— Это вообще не показатель. — рявкаю я, вонзая толстый каблук в пол. — Ты и так вечно эрегированный.
Когда я в таком состоянии, лучше бы мне добровольно закрыться в бомбоубежище и пересидеть эмоциональную бурю, пока я не наговорила того, о чем могу пожалеть. Поэтому собираю немногочисленные крупицы здравого смысла, незамутненных гневом, и, развернувшись, несусь к двери.
Официальное заявление: Я тоже pisdetz kak ustala. День изо дня разрываться между обещанием, данным отцу, и невыносимой, необоснованной ревностью Гаса. Чего он прицепился к Егору? Этот ванильный блондин — последний мужчина на земле, с кем бы я стала вить гнездо разврата. Да и вообще гнездо.
Желание казнить всех неугодных не покидает меня вплоть до того, как я захожу в офис.
— Игорь Вячеславович просил Вас зайти, Станислава Игоревна. — нервно лепечет Света, вылезая из под стойки ресепшена подобно бегемотихе из болота.
За ненавистное «Станислава» визуально казню и ее, от чего круглое лицо секретарши приобретает оттенок моей любимой горгонзоллы.
Покидав верхнюю одежду на стул у себя в кабинете, решительно выхожу в холл и звонко долблю кулаком в соседнюю дверь.
Я почти хочу, чтобы отец спровоцировал меня на словесную дуэль, чтобы я могла вылить на его голову свое негодование, но он, как назло, выглядит так, словно сегодня Новый год, мне три года, а он Дед мороз.
— Садись, Слава. — кивает в кресло, стоящее перед его столом.
Внимательно наблюдает как я неэлегантно приземлюсь в него и, подавшись вперед, неожиданно спрашивает: — Какое твое мнение о Егоре?
Опешив, несколько секунд таращусь на демона Игоря, выглядящим так, словно он всерьез заинтересован в моем ответе. Отец никогда не снисходил до разговоров по душам или уж точно не выказывал желание узнать мое мнение.
— Если ты имеешь в виду его деловые навыки, то Рафинад…то есть, Егор кажется мне толковым менеджером, не склонным к принятию необдуманных решений. Он мне очень помог адаптироваться в первые дни, что говорит о его способности работать в команде. Наверное, он мне нравится
Дослушав, отец утвердительно хмыкает:
— Вот и мне он кажется нормальным, хоть и одевается как педик. И не полный дебил, что нынче редкость.
Из скабрезных уст демона Игоря подобные слова звучат почти как божье благословение. Кажется, он и правда проникся симпатией к Егору.
— Почти сын, как ты и хотел, пап. — силюсь улыбнуться, чтобы не дать ревности задушить чувство радости за отца. — Будущий приемник и наследник твоих полиграфических капиталов.
— Не пори чушь, Жданова. — брезгливо кривится отец, устремляя на меня полный раздражения взгляд. — Ребенок у меня один — это ты. Так всегда и останется. Все капиталы и жилплощади давно на тебя переписаны, и других наследников у меня не будет. Я же не олух сериальный, которого ободрать как липку можно. Обидно, конечно, что ты бабой родилась. У тебя и сейчас мошонка побольше, чем у многих, а была бы мужиком — цены бы не было.
Черт. Почему дрожат губы и щиплет в носу? Это самое трогательное, что я слышала от отца за годы нашего знакомства.
— Ты чего там, реветь собралась, Жданова?
— С чего бы это? — рявкаю я, вскакиваю с кресла. Еще как собралась, но отцу о моей сентиментальности знать необязательно. Утыкаюсь взглядом в пол и беззастенчиво вру: — Мне нужно телефон забрать из кабинета. Сейчас вернусь.
Не дожидаясь его ответа, сломя голову несусь к выходу, чтобы спасти свою едва обозначившуюся мошонку от слезливого позора.
— Последнее поручение к тебе, Слава. — несется мне в спину, от чего приходится притормозить около двери: — Поладь с Егором. А то мать его волнуется, что у него друзей совсем нет. Эта баба власть какую-то надо мной имеет. Богатой вдовой Игоря Жданова ей все равно не быть, а так хоть бесплатно порадую. Свободна.