Слава
Там, где пальцы соприкасаются с теплой ладонью Гаса, начинает покалывать. Второй рукой он как-то особенно деликатно обвивает мою талию и оттаскивает в сторону от застывшего в немом ужасе Рафинада.
— Ты чего творишь? — возмущенно шиплю, пытаясь вырваться из удерживающего меня кольца.
— Не хочу, чтобы ты свои коготки в говне испачкала, матрешка. — поясняет Гас, с ухмылкой глядя на меня сверху. — Тебе ими еще мне спину царапать.
Самоуверенный ублюдок.
С языка готова пролиться ядовитая острота, но в последний момент я ее проглатываю. Не хочу подкалывать Гаса при мармеладном предателе. Ради желанного мордобоя я готова заключить с ним часовое перемирие. Вот такого поворота умница Джоан точно не ожидала: Гриффиндор и Слизерин дружат против Пуффендуя. Революция в Хогвартсе.
Поворачиваюсь к приросшему к месту Рафинаду, с поистине садистским удовлетворением замечая выражение испуга на его лице.
— Слава… — лепечет, сдавая сахарным задом к столу. — Давайте не будем устраивать потасовку…мы же цивилизованные люди.
Хм. Вообще, он совершенно прав. Цивилизованным людям не пристало решать конфликтные ситуации кулаками, в особенности, когда у одного из них есть явное физическое преимущество над другим. Но также я помню, что цивилизованным людям не пристало обманывать друг друга и лазить по чужим сумкам. Поэтому я без колебаний натягиваю на лицо ухмылку Джокера и коротко изрекаю:
— Фас, Драко.
Разумеется, это сигнал не для Гаса. Просто люблю всякие эффектные фразочки. Чего стоит одно выражение на лице Егора: такое же было у Настасьи Стил, когда садюга Грей охаживал ремнем ее задницу — выпученные глаза и трясущиеся губы.
Гасу мои подсказки не нужны, потому что он уже шагает к вросшему в стол Рафинаду и хватает его за загривок.
— Может, лучше выйдешь за дверь, матрешка? — поворачивается, глядя на меня с беспокойством. — Ты же у меня все-таки девочка.
У меня. Эти короткие два слова превращают меня в разомлевшую кошку, облопавшуюся деревенской сметаны. Хочется упасть на свою кошачью спину, раскинуть лапы и мурлыкать.
Тьфу, Слава. Соберись.
— Ни за что не пропущу. — снисходительно фыркаю, скрещиваю руки на груди. — Ты не лишишь меня еще и этого удовольствия.
— Моя девочка. — ослепительно улыбается Гас, и от этой улыбки в организме резко наступает весна: в животе порхают и поют птички, между бедер разливаются реки. Да что вообще со мной такое происходит?
Кажется, у Рафинада в ожидании оплеухи начинают сдавать нервы: он начинает издавать странные звуки, похожие на всхлипывание. Но они мгновенно стихают, когда занесенный кулак Драко разрезает воздух и с сочным звуком врезается ему в челюсть. Хомяков Егор Альфредович падает на пол как подбитый мешок с сахаром и, зажав ладонями нижнюю половину лица, начинает жалобно выть.
— Я же тебя предупреждал, Буратино, — рычит Гас, поднимая его тело за лацканы пиджака. — Рукколы на тебя не пожалел. Теперь пеняй на себя, тупое полено.
— Он не понимает английского, — считаю нужным поставить его в известность.
— Еще как понимает, матрешка. А на каком языке, ты думаешь, он мне диагноз поставил, что младший холостыми стреляет?
Ах ты ж, гнида-полиглот. И ведь небачущим шлангом прикидывался все это время. Трижды лгун.
Пока я размышляю о человеческой подлости, кулак Гаса красиво опускается Рафинаду под ребра.
— Это чтобы когда ты отлить ходил, вспоминал обо мне. Пару дней забыть не сможешь, гарантирую.
Со звуком удара следует сдавленный стон, сменяющийся болезненным кряхтением. Кажется, Мармеладный Егор раскис в сироп. И хотя широкая спина Гаса закрывает его лицо, мое воображение доигрывает оставшуюся картину: распухший в картошку нос и свекольные губы. Гадость. В желудке стремительно закручивается кислотная воронка, а горлу подкатывает огненный комок тошноты.
— Гас, хватит, — хриплю еле слышно. Наклонившись, упираюсь ладонями в колени и глубоко дышу, чтобы задушить рвотный порыв. — Пожалуйста, остановись.
По выражению лица Гаса успеваю заметить, что такая идея ему не по душе. Но, кажется, моя поза достоверно передает желудочные страдания, потому что он быстро отпускает Егора и, не обращая внимания на глухой звук шмякнувшейся о пол головы, шагает ко мне.
— Эй, матрешка, — опускается передо мной на колени и с беспокойством заглядывает в глаза. — Тебе лавры Фионы покоя не дают? Ты чего позеленела?
Теплое мятное дыхание и легкий аромат Фаренгейта действуют на меня успокаивающе: дышать становится легче и спазмы, окольцовывающие желудок, начинают стихать.
Гас ласково гладит меня по волосам, рассыпая необъяснимую негу по телу:
— Эй, мини Халк, может тебе воды принести?
Отрицательно кручу головой, а Гас, нахмурив брови, бормочет с досадой:
— Все таки зря я тебя послушал. Нужно было полено по дворе обстругать.
Краем глаза замечаю как Рафинад, согнувшись двое, поднимается с пола и тихо крадется к двери.
— Пусть идет, — осекаю Гаса, который с немым рычанием поглядывает на него через плечо. — У него челюсть и так как у поломанного Щелкунчика.
Тошнота окончательно меня отпускает, и я уже могу выпрямиться. Дверь за Рафинадом трусливо щелкает, а это означает, что перемирие между Гриффиндором и Слизерином официально подошло к концу.
Скидываю с себя его руки и, сделав шаг назад, объявляю сухим тоном:
— Благодарю за содействие в мордобое, больше я в твоих услугах не нуждаюсь.
Брови Гаса ползут вверх, а губы расползаются в ироничной ухмылке:
— Хочешь, чтобы я ушел, матрешка?
«Нет!» — пищат птички и томно журчат реки.
«Пошли его к черту!» — рявкает гордость.
— Именно этого я и хочу, Малфой. Буду благодарна, если ты покинешь мой кабинет и дашь мне работать.
Как заправская супермодель эффектно разворачиваюсь на каблуках, но Гас перехватывает мое запястье и дергает к себе.
От неожиданности ударяюсь в прикрытые толстовкой мышцы и, втянув носом его запах, мгновенно обмякаю. Черт бы подрал эти весенние паводки в моем белье.
— Вообще, я пришел пригласить тебя на свидание, матрешка. — раздается мне в макушку. — А раскрошить пасть Егорке было пунктом два в моем замечательном плане.
Вскидываю подбородок и встречаюсь со сияющим штормовым взглядом. Гас жадно обводит глазами мое лицо и сосредотачивается на губах, от чего сердце подпрыгивает к горлу и конечности лишаются костей.
— Еще чего, Малфой. — покачиваясь на дрожащих ногах, упираюсь рукой ему в грудь. — Шлюшку-Настюшку из Воронежа позови. Она вроде от твоего «здрасьте» из трусов выпрыгивает.
Гас никак не реагирует на мою язвительность и наклоняется ближе. Его дыхание так маняще играет на моих губах, что я еле сдерживаюсь, чтобы их не облизать.
— Ты все равно пойдешь со мной на свидание, Сла-ва. Просто скажи да.
Вообще-то, это женщину природа наделила даром соблазнения. И это мы должны активно практиковать его на мужчинах, а не наоборот. И совершенно неправильно, что сейчас я так возбуждена, что сама готова повалить Гас на пол и оседлать.
— Никуда я с тобой не пойду, Малфой. — пытаюсь звучать твердо.
Ох, даже бревно Дакота играет убедительнее меня.
Большой палец Гаса перемещается на мои губы и мягко их гладит, от чего реки стремительно разливаются в океан и в пересохшем горле зреет предательский стон.
— Свидание, Сла-ва. — хрипло шепчет. — Ты и я. На ужине мы обо всем поговорим, а после я затрахаю тебя так, что твое «Еще, Гас» будет слышно даже на ресепшене.
Пока я жмурю глаза и пытаюсь угомонить барабанящее сердце, ладонь Гаса перемещается мне на поясницу и настойчиво ее сжимает.
Кажется, люди-оборотни все-таки не миф. Потому что двадцатичетырехлетняя гражданка России Жданова Слава только что превратилась в похотливую мартовскую кошку. Готова выпятить зад и поднять хвост. Стыдоба.
Делаю над собой финальное усилие и вырываюсь из его объятий.
— Ни на какое свидание я с тобой не пойду, Малфой! — рявкаю нарочито громко, в надежде всколыхнуть впавшую в кому гордость. — Ты потерял это право…
— Пойдешь, — перебивает Гас и его лицо становится серьезным. — И замуж за меня выйдешь. И чем раньше ты согласишься, тем лучше, потому что я все равно от тебя не отстану. Мы и так по глупости уже кучу времени потеряли.
Потемневший взгляд скользит по моим ногам, и низкий голос сгущается вожделением:
— Завтра в семь заберу тебя из дома. И, пожалуйста, будь снова в колготках.