Гас
Меня будят свет, бьющий из окна, и мелодия матрешкиного будильника. Такая мерзкая, что спать дальше просто не представляется возможным. Словно пьяный Оззи Озборн читает рэп в пластиковое ведро.
Поморщившись, открываю глаза и упираюсь взглядом в выступающие лопатки и копну темных волос. Вот это я понимаю, счастье. Моя дикая кошка там, где ей и положено быть: сопит в моей постели, сдавливая башку Гаса-младшего между ног. Еще бы этот гундосый из динамика заткнулся, и на земле воцарился тотальный рай.
— Матрешка, — касаюсь губами ее голого плеча. — А что за говно у тебя играет?
Сла-ва морщит нос и умилительно причмокивает губами, превращая меня в заботливую мамашу-шимпанзе: мне вдруг хочется взять ее на руки, прижать к груди и спеть обезьянью колыбельную. Ну и, возможно, порыться в волосах.
К счастью, утренний стояк и раздирающая уши рэпчина быстро приводят меня в чувство. После суток жаркого примирительного траха, сопровождающимся возмущенным стуком завистливых соседей, Сла-ва должна поехать на работу, чтобы там объявить отцу, что ее миссия «Леди-Босс для Папы Карло» официально окончена. И уж ради такого я ее разбужу.
Провожу носом по выступающим позвонкам, вдыхая ее нежный клубничный запах, от которого младший окончательно дубеет, и надавливаю пальцами на соски. Оправдывая себя тем, что я нашел оригинальный способ ее разбудить, приподнимаю матрешкино бедро и, уперевшись младшим между ее горячих складок, осторожно толкаюсь внутрь. Осторожно, потому что я нежный и заботливый парень.
Матрешка отзывается незамедлительно: сладко стонет и, прогнув поясницу сильнее, дергает задницей мне навстречу. Она такая тугая и горячая, что в паху начинает мгновенно искрить, словно и не было этой двадцатичетырехчасовой камасутры на стуле, тумбочке, подоконнике и журнальном столе.
Не открывая глаз, Сла-ва заводит назад руку и тянет меня за волосы.
— Еще, Гас. — требовательно шипит, не переставая насаживаться на меня задом. — Быстрее.
Прощай чувственная эротика, привет, хадкор-порно.
Сжав ладонью ее грудь, переворачиваю на живот и наваливаюсь сверху. Слава стонет громче и, всадив когти мне задницу, похотливо разводит ноги.
— Хочу сильнее.
Желание моей дамы сердца — закон.
Прижимаю пальцы к ее губам и шиплю ей в ухо:
— Соси.
Матрешка послушно втягивает их в горячий плен своего рта и жадно гладит языком, имитируя свой оргазмический минет, которым порадовала меня несколько раз за ночь. Кн иг о ед . нет
А пока я с упоением вбиваю Сла-ву в отельные простыни, ее неутомимый айфон продолжает уныло гундосить что-то вроде «Ya hochu tebya na trista shisyat». Самый извращенный секс в моей жизни.
Дождавшись, когда младший перестанет содрогаться в конвульсиях и безвольно склонит голову, откидываюсь на спину и притягиваю к себе матрешку.
— Разбудил как мог, — ухмыляюсь, целуя ее висок. — Хотел побрызгать на тебя водой, но это способ показался мне приятнее.
Кошачья мордочка растягиваются в сытую чеширскую улыбку, и Сла-ва, наконец, делает то, о чем я мечтал с тех пор, как открыл глаза: протягивает руку к тумбочке и выключает свой гребанный будильник.
— Прости за это, — садится на кровать и виновато пожимает плечами. — Позаимствовала эту песню у Рафинада. Я в последнее время с трудом просыпаюсь — пришлось прибегнуть к крайним мерам. Кровь из ушей идет, и я сразу встаю.
Переводит взгляд на часы и вскакивает, начиная носится по комнате как сумасшедшая белка.
— Черт, я опаздываю. Демон Игорь уже наверняка хвостом о пол бьет.
— Я тебя провожу. — говорю, сгребая с пола скомканные джинсы. — Пообедаем сегодня?
— Давай в два в нашей кофейне. — соглашается Сла-ва. — Я к тому времени как раз со всем управлюсь.
Едва мы выходим в коридор Шератона, как дверь соседнего номера распахивается и оттуда огромным мышцатым айсбергом выплывает Фиона. Следом за ней семенит Юджин, одетый в махровый отельный халат.
Матрешка давится смехом и истерично дергает мою руку словно звонарь колокол, когда он встает на цыпочки и ласково чмокает дракониху в губы.
— Я же говорил, что итальянская стряпня работает безотказно, — гаркаю нарочито громко.
От неожиданности милующая парочка подпрыгивает на месте и впивается в нас глазами. Исторический момент: покрасневший Юджин и смущающая Фиона. Жаль, телефона нет под рукой.
— Ричи Фронингу, я так понимаю, об этом знать не обязательно, Верунь. — хихикает Сла-ва. — Привет, Евгений.
Давид и Голиаф постепенно приходят в себя: лицо Юджина вновь формирует ничего не выражающую маску, а дракониха, напротив, начинает широко улыбаться.
— Ох, и машина же ты, дементор. — весело встряхивает волосами. — Я уж думала, к утру кровать вашу к Женьку в номер задвинешь. А у тебя какое пронзительное сопрано, Славка. Фальшивила немного, но высокие ноты брала знатно.
Матрешка мгновенно краснеет и утыкается носом мне в подмышку.
— Ты не посрамил честь Малфоев, Добби? — усмехаюсь, успокаивающе поглаживая Сла-ву по голове. — Что-то тебя не слышно было, Фиона.
Юджин пожимает махровыми плечами и невозмутимо сообщает:
— Просто я предпочитаю использовать кляп.
По коридору Шератона еще грохочет звук наших свалившихся на пол челюстей, когда он целует Фионину лапищу и ласково воркует:
— Детка, я позвоню.
Фиона хихикает как семнадцатилетняя девственница, после чего хватает Сла-ву за руку и они, заговорщицки перешептываясь, направляются к лифту.
Как только они скрываются из виду, Юджин опадает на стену и расплывается в блаженной улыбке.
— Ах ты ж очкастый дом. — хлопаю его по плечу. Прямо отеческая гордость за этого задрота берет. — Завалил таки дракониху. Красава, Юджин.
Тот открывает рот, с явным намерением сказать ту самую фразу, но в последний момент передумывает и, взмахнув рукой, и начинает улыбаться еще шире.
— Какая это женщина, мистер Гас. — мечтательно возводит глаза к потолку. — Вы даже не представляете, какая это женщина.
Теперь еще и Добби вляпался в борщ. Носом и четырьмя лапами.