Слава
Едва Гас и его худосочные мушкетеры скрываются из виду, меня накрывает волна тоски размером с пятиэтажку в Бутово. Желание догнать его и повиснуть как ленивец на ветке просто невыносимо. Вдохнуть запах его кожи и Фаренгейта, почувствовать дыхание в волосах, услышать какую-нибудь очередную шутку про ненасытного младшего. Но я не могу. Не могу простить ему, что так просто вернулся к своему прошлому блядскому жизни, не дав мне даже шанса объясниться. И хотя я все это время старательно блокировала картины покрытых лаком щупалец, лапающих моего Малфоя, они настойчиво просачиваются в мое сознание как вода в дырявый сапог.
— Слава, ты в порядке? — мягкие влажные пальцы Егора касаются моей ладони, и я невольно одергиваю ее. Неприятно. У Гаса ладонь горячая и твердая, и немного грубоватая, потому что он трижды в неделю торчит в спортзале в обнимку со штангой, доводя свой грецкий орех и прочие мужские прелести до состояния камня. Всем его теперешним московским уткам на радость. Гаденыш.
— Ты чего сюда пришел? — говорю злее, чем хотелось бы.
Хотя к чему кривить душой? В данный момент меня одолевает нестерпимое желание схватить Егора за плечи и двинуть коленом прямиком по его Фаберже, за то что появился так не вовремя. А как он, кстати, здесь вообще появился?
— А как ты, кстати, вообще здесь появился? — смотрю на него с подозрением.
На засахаренном лице Рафинада мелькает замешательство, которое, однако, быстро сменяется улыбчивой безмятежностью:
— Папа не мог до тебя найти и очень волновался. Там какие-то очередные задержки на таможне…а ему нельзя нервничать. Поэтому я позвонил Свете, чтобы тебя разыскать. Она сказала, что ты просила организовать доставку цветов на день рождения Вероники и так я понял, что ты здесь…
Вообще, я привыкла верить людям, которые никогда не были уличены мной в обмане, а тем более, когда рассказанная ими история настолько далека от реальности. Ну не могут же они такую чушь на ровном месте выдумать? Но мое обострившееся женское чутье на этот раз отказывается верить головокружительному сценарию в исполнении Егора Мармеладного.
— Почему просто не позвонил? — скептически поднимаю брови. Была бы под рукой лампа как в полицейском изоляторе, посветила бы ей ему в лицо.
— Ты была недоступна. — не моргнув глазом, отвечает крысеныш. Врет. За время нахождения здесь мама трижды обрывала мне телефон, чтобы узнать, в какой ресторан ей сходить с Таносом. Да и Света под страхом смертной казни не выдала бы ему мое местоположение — в ее глазах я исчадие демона Игоря, способное навлечь на нее сатанинское проклятие в случае непослушания. Как бы там ни было, я всегда могу это проверить. Мы же не в идиотском сериале, в конце концов.
Извлекаю из кармана телефон и бросаю взгляд на экран. Половина одиннадцатого. Надеюсь, что Света еще не спит. Ну а если спит, принесу ей в понедельник ее любимые Раковые шейки в качестве извинений.
Заспанное хрюканье секретарши эхом отзывается в трубке:
— Да, Станислава Игоревна.
Станислава. Как в сугроб нагадили.
— Света, — вкрадчиво начинаю, глядя как лицо Рафинада вытягивается в мунковский Крик. — Подскажи, сообщала ли ты сегодня Егору, в какое место я заказывала цветы ко дню рождения Веры?
Сонное хрюканье мгновенно сменяется всполошившимся кудахтаньем:
— Станислава…Слава Игоревна… да разве я бы сказала? Да Егор Альфредович не спрашивал он…Но даже если бы и спрашивал, я бы никогда…
У Рафинада, что, отчество «Альфредович»?!
— Спасибо, Света. — обрываю ее дальнейшие бессвязные излияния. — Извини, что побеспокоила и хороших выходных.
Зажимаю айфошу в руке так, что стильный стальной корпус начинает жалобно гнуться, и встречаю потускневший взгляд новоявленного лгуна-Пиноккио.
— Папе звонить будем? — уточняю для верности.
— Не нужно. — бормочет Рафинад, опуская белесые ресницы. Потом вдруг резко поднимает на меня прозрачный голубой взгляд и произносит дрогнувшим голосом:
— Признаю, я тебе соврал. Просто мне было так тоскливо одному в выходные… — снова опускает глаза и кусает губы, выглядя один в один как Анастейша из Пятидесяти оттенков уныния. И когда я говорю «один в один», я имею в виду дерьмовую актерскую игру и неуместную жеманность.
— Эльза…Она обещала провести со мной эти выходные…и вот опять.
Ах ты ж хнычущий смайлик. Я привыкла раздавать кредиты доверия окружающим, потому что считаю это хорошей традицией: мы же люди, в конце-концов, — доброта и порядочность заложены в нас генами. Но если меня обманывают, второй шанс на реабилитацию я даю редко. Взять к примеру мудилу Сережу… Я это к чему. Надо бы проверить, существует ли в природе такая Эльза. И если Малфой был прав и Эльза резиновая…
При мысли о том, что Гас все это время не зря подозревал сахарного в двуличии, у меня начинается болезненная изжога. Если этот ванильный говнюк все это время вел какую-то игру, я его кедровые орешки каблуками в пыль разотру, чтобы о потомстве и думать забыл. Ну а если я не права — куплю и ему Раковых шеек.