БЕТ
Всю обратную дорогу до дома мы с Джеком молчим. Я не знаю, что сказать. У меня голова идет кругом. Мои губы все еще покалывает от поцелуя. Я не знаю, что мне делать.
По правде говоря, мне страшно. Боюсь того, как сильно он мне нравится. Мне было очень комфортно любоваться Джеком издалека, подпитывая этим свою тайную, безответную влюбленность. Но теперь, когда он сказал мне, что чувствует то же самое, все кардинально меняется. Будто между нами и правда может что-то произойти. Когда я поворачиваю на парковочное место, моя голова гудит от возможных сценариев. Я представляю, как целую Джека, запускаю пальцы в его короткие волосы. Сворачиваюсь калачиком рядом с ним на диване. Провожу руками по его мускулистой спине, пока он медленно двигается во мне, его стройное, потное тело прижимает меня к матрасу…
Я трясу головой, пытаясь отогнать образы.
Нет. Нет. Нельзя. Я пообещала себе, что больше не буду ходить на свидания. Кроме того, как бы наши отношения сказались на моей работе? Если Себ узнает, он может уволить меня. Нет смысла ставить под угрозу мой источник средств к существованию ради глупого увлечения.
Мне нужно взять себя в руки.
Я глушу двигатель. Какое-то время мы молча сидим на передних сиденьях.
— Бет, — начинает Джек. — Я…
— Все в порядке! — говорю я. Я не могу даже посмотреть в его глаза. — Давай поднимемся наверх. Думаю, мармеладка хочет вздремнуть!
Он кивает, поднимая ее, и мы оба заходим внутрь.
Когда мы входим в квартиру, первое, что я вижу, — это Сайрус, развалившийся на диване в гостиной, одетый в футболку и обтягивающие черные боксеры. Мои глаза автоматически пробегают по его загорелым, мускулистым бедрам, прежде чем я заставляю себя отвести взгляд.
Я не совсем понимаю, в чем заключается его работа. До сих пор все, что я видела, это как он спал, ходил в клубы и разгуливал по квартире полуголый. Он явно не лентяй — бицепсы, выпирающие из-под его футболки, доказывают это, — но я понятия не имею, чем он занимается весь день.
Он сразу же вытягивает руки, как только мы заходим внутрь.
— Я скучал по тебе, божья коровка, — говорит он. — Иди ко мне.
Я передаю ему Ками, и он прижимает ее к своей груди.
— По тебе я тоже скучал, Бетти. — Он дергает меня за один из моих локонов.
Я чувствую, что краснею, поворачиваясь к сумкам с покупками.
— Еще одна поздняя ночь? — легко спрашиваю я. — Или ты любитель подремать?
Я не скрываю под этим упрек, но на его лице так быстро мелькает раздраженный хмурый взгляд, что на пару мгновений я думаю, что мне причудилось.
Дверь в коридоре со щелчком открывается, и Себ входит в гостиную. Он выглядит удивленным, когда видит наши сумки, как будто он даже не знал, что мы идем за покупками, затем прочищает горло.
— Джек, тестировщики обнаружили сбой в диалоге в сцене с Изумрудной лагуной. Сказали, что у русалки отсутствует несколько строк в одном из диалогов.
Джек ругается себе под нос.
— Займусь этим. — Он наклоняется и передает Ками ее игрушечного льва. — Вот твоя любимая игрушка, — подчеркивает он, заставляя Сайруса нахмуриться. — Он ведь больше, чем твой кролик? Должно быть, с ним приятнее обниматься.
— Кролик мягче, — возражает Сайрус. — Черт побери, где он? — Он начинает похлопывать по дивану в поисках игрушки.
Я встаю между ними, пока они не начали соревноваться чей член больше.
— Думаю, Ками готова вздремнуть, — дипломатично говорю я, забирая ее из рук Сайруса и перенося в кроватку в углу комнаты. Она ложится на матрас, но ее глаза широко открыты, поэтому я откидываю ее волосы назад, напевая себе под нос. Я не помню ни одной колыбельной, поэтому просто очень тихо пою «The Room Where It Happens»[17] из «Гамильтона» и надеюсь, что она успокоит ее.
В конце концов ее крошечные глазки закрываются. Джек исчезает в своей спальне, а Сайрус бормочет что-то о спортзале, хватает свою сумку и направляется к входной двери. В комнате остаемся только я и Себастьян.
— Хорошо сходили в магазин? — натянуто спрашивает он.
Я киваю.
— Джек многое для нее купил. — Я не могу скрыть упрек в своем голосе.
— Помочь разобрать покупки?
Я моргаю, удивленная этим предложением.
— Я… конечно.
Он садится на линолеум и открывает первый пакет. Бросив последний взгляд на Ками, я присоединяюсь к нему, садясь на пол рядом с ним. Вместе мы молча распаковываем одежду и игрушки. Я наблюдаю, как Себастьян методично вытаскивает каждый предмет одежды, снимает бирки и вешалки и складывает их в идеальный квадрат. Все его движения настолько осторожны и точны, что мне требуется несколько минут, чтобы понять, что у него дрожат руки.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
— Да. — Он не вдается в подробности и поднимает желтую футболку, покрытую улыбающимися цветами. Посередине блестящими буквами выведены слова «Папина любимая девочка». — Я полагаю, ты выбрала ее, — бормочет он раздраженно.
Я качаю головой.
— Скорее всего это был Джек.
— Ах. — Себ смотрит вниз, волосы падают на его лицо. — Точно. — Он изучает футболку в течение нескольких секунд, затем складывает и добавляет к куче других.
Я вздыхаю, часть гнева во мне угасает. Я все еще не в восторге от того, как он себя ведет, но бедняга выглядит измученным. Может быть, мне следует дать ему небольшую поблажку.
— Слушай, я понимаю, что в последнее время на тебя навалилось много всего, что очень тяжело переварить.
— Это еще мягко сказано. — Он берет пару крошечных розовых носков и смотрит на них со странным выражением на лице. Он смотрит с тоской.
— И я действительно сочувствую, — продолжаю я. — Очень, очень сочувствую. Несправедливо, что мать Ками скрывала ее тебя. Несправедливо, что ты стал отцом в одночасье. Но еще более несправедливо, что крошечный ребенок был брошен на твоем пороге. Что бы ни удерживало тебя от Ками, тебе нужно с этим покончить. Сейчас. Ей нужно, чтобы ты сделал шаг вперед и стал ее отцом.
На его челюсти дергается мышца.
— Все гораздо сложнее, — натянуто говорит он.
— Как это может быть сложно? У тебя был секс, теперь есть ребенок, и ты несешь за нее полную ответственность.
— Я не говорю об ответственности, я говорю о возможности. Я просто не…
Нас прерывает внезапный крик из кроватки. Себ тут же поднимает голову.
— С ней все в порядке? — спрашивает он встревоженно.
Я киваю, вставая и вытягивая спину.
— Думаю, она проголодалась. Прошло много времени с тех пор, как она ела в последний раз.
Он вскакивает на ноги.
— Я могу сделать ей бутылочку.
Я удивлена.
— Ты знаешь как?
— Я наблюдал за тем, как ты ее делала вчера. — Он направляется на кухню. Ошеломленно, я беру Ками на руки и несу ее к дивану. Она извивается, тихо плача, и я растираю ей спину, предлагая льва, которого выбрал Джек. Она хватается за него, шмыгая носом.
— Вот и все, — говорю я ей. — Не волнуйся. Твой папа приготовит что-нибудь поесть.
Из кухни доносится какой-то грохот, затем появляется Себ, передавая мне теплую бутылочку.
— Спасибо! — Я подталкиваю Ками к себе на колени. — Хочешь, я покажу тебе как ее кормить?
Несколько секунд он молчит.
— Думаю да, — говорит он в конце концов. Я стараюсь не рассмеяться ему в лицо. Он выглядит как человек, приговоренный к смертной казни.
— Иди сюда. — Я похлопываю по диванной подушке рядом с собой. Он опускается, и я кладу Ками ему на руки. Он держит ее подальше от своего тела, словно бомбу, которая как он боится, взорвется.
Я кладу руку на его бицепс.
— Расслабь руки, — тихо говорю я, игнорируя твердые мышцы под его рубашкой. — Она будет чувствовать себя некомфортно, если ты так и продолжишь сидеть неподвижно.
Он расслабляется, прижимая Ками чуть ближе.
— Молодец. Держи ее вертикально, положив ее голову на сгиб твоей руки. — Он не двигается, поэтому я осторожно манипулирую его руками, пока он не держит Ками должным образом. Она перестает плакать и, моргая, смотрит на него: ее карие глаза полны любопытства. Я протягиваю ему бутылочку. — Наклони ее так, чтобы не попало слишком много воздуха. Она должна начать есть довольно быстро.
Он подносит бутылочку к ее рту и наблюдает, как она хватается за резиновый сосок, счастливо глотая. Я поглаживаю ее живот.
— Ты была голодна, не так ли?
Он хмурит свои брови.
— Разве Джек недостаточно дал ей еды сегодня утром?
Я качаю головой.
— Мы пытались дать ей утренний перекус вне дома, но она была слишком взволнована.
Себ ничего не говорит, глядя широко раскрытыми глазами на свою дочь, когда она прижимается к нему, кушая. Медленно, он протягивает руку и пальцем убирает локон с ее щеки. Она издает радостный звук, дрыгая ногами, и его губы приоткрываются.
Я улыбаюсь.
— Приятное ощущение, не так ли?
— Да, — тихо говорит он. — Так и есть.
Ками выпивает всю бутылочку без какого-либо дополнительного поощрения, а затем снова начинает суетиться.
Себастьян вздрагивает.
— Что я такого сделал?
— Ничего. Ты отлично справился. Ей нужно помочь отрыгнуть.
— Зачем?
— Младенцы не могут отрыгивать сами по себе. И они глотают воздух, когда пьют.
— Похоже это эволюционная проблема, — сухо говорит он.
— Все просто. — Я перекидываю ткань для срыгивания через его плечо, а затем перекладываю Ками к нему на руки. — Просто похлопай ее по спине.
Он колеблется, затем дает Ками самый трогательный, нежный легкий шлепок, который только можно себе представить. Он едва прикасается к ней.
Я качаю головой.
— Сильнее, — говорю я. — Ей нужно несколько сильных ударов.
Он снова осторожно похлопывает ее по плечу. Она ерзает, ее лицо краснеет от дискомфорта.
— Сильнее, Себ. Если ты не поможешь ей отрыгнуть, она будет чувствовать себя очень некомфортно.
Он пристально смотрит на нее, затем похлопывает чуть сильнее. Ками внезапно начинает плакать, извиваясь в его хватке, и вся краска отходит от его лица. Он перекладывает ее в мои объятия.
— Я не могу, — хрипит он, — я не могу это сделать.
— Но…
Он вскакивает на ноги и выбегает из комнаты, оставляя меня с очень капризным ребенком и кучей вопросов. Я смотрю на закрывающуюся дверь его спальни, затем поворачиваюсь к Ками.
— В чем его проблема? — шепчу я ей на ухо, похлопывая по спине. Она извивается, корчит рожицы и сплевывает мне на спину, а потом радостно опускается на мое плечо, прижимаясь ко мне.