Нянечка для соседей

ГЛАВА 57

СЕБАСТЬЯН

Пока мы едем в аэропорт, проходим регистрацию и ждем самолет, Ками ведет себя спокойно. Она ест банановое пюре, пока мы сидим в Costa, а затем дремлет все время, пока мы идем на посадку. Когда мы устраиваемся на своих местах в самолете, я испытываю почти гордость. Может быть, я все-таки не такой уж и дерьмовый отец. Может быть, мне не нужна Бет.

Потом самолет взлетает. Оказывается, наша малышка боится летать.

Через час полета я, кажется, оглох. Она кричит мне в ухо, вопит во всю мощь своих легких с тех пор, как колеса оторвались от земли. Другие пассажиры недоумевают и хмурятся. Голова начинает раскалываться. Я вытираю ее мокрые щеки и пытаюсь дать ей пустышку, но она только выплевывает ее и плачет еще громче. Я так расстроен, что мне хочется кричать. Я не знаю, что я делаю не так.

То, что мы взяли Ками с собой в Америку, должно было стать экспериментом. Бет замечательная, но она — костыль. Я понял это на днях, когда мы лежали в постели, и она сказала нам, что все еще берет на себя другую работу. Она присматривает за другими детьми. Она любит других детей.

Это ударило по мне, как ведро холодной воды: Бет — не наша девушка. Она не мама Ками. Мы не семья. Ками для нее — работа. Работа, с которой она, возможно, однажды решит расстаться.

Мне нравится, когда Бет рядом. Но мне нужно иметь возможность заботиться о Ками в одиночку.

Проблема только в том, что я не думаю, что смогу.

— Я возьму ее с собой, — предлагает Джек, раскрывая объятия. — Может, она просто хочет прогуляться.

— Ах, да, — говорит Сайрус с другой стороны от меня. — Возьмем ее на живописную экскурсию по крошечной летающей металлической трубе. Может быть, посещение туалета размером с гроб успокоит ее.

Джек отмахивается от него и подхватывает плачущую Ками, слегка подкидывая на руках, и уносит ее прочь.

— Извините? — Я поворачиваюсь и вижу, как женщина средних лет через проход наклоняется к нам, на ее лице написано неодобрение. — Но где же мать этого ребенка?

Сайрус обнимает меня и кладет голову мне на плечо.

— У нее ее нет. Не будьте гомофобкой.

Женщина быстро замолкает. Я отпихиваю его, достаю из сумки ноутбук и ставлю его на столик с подносом. Когда руки свободны, я наконец-то могу заняться работой. Сразу перехожу к электронной почте и начинаю просматривать папку «Входящие». На экране появляется сообщение от нашего арендодателя.

— Ты до сих пор не заплатил свою часть арендной платы, — сообщаю я Саю, сканируя содержимое письма. — Понял?

— Черт, извини. Да, так и есть. — Он проводит рукой по волосам. — Я тут подумал: нам, наверное, стоит переехать, да? Наша квартира не очень подходит для ребенка. Мы можем снять квартиру с детской или игровой комнатой. С появлением Бет и ребенка я не думаю, что наша трехкомнатная квартира достаточно просторная. — Он прищуривается в сторону прохода. — Нам нужна одна из тех массивных кроватей, на которых короли устраивали оргии.

— Согласен. Ками нужно собственное пространство. И я бы хотел, чтобы у нее был сад, где она могла бы играть. Мы начнем поиски, как только вернемся в Англию. — Я начинаю набирать сообщение Биллу. — Я скажу ему, что мы будем платить за квартиру ежемесячно, а не ежеквартально.

Мимо проходит стюардесса, толкая перед собой тележку с напитками.

— Ребята, вам что-нибудь принести? — мило спрашивает она, невозмутимо разглядывая Сайруса. Он даже не смотрит на нее. — Чай? Кофе?

Я вспоминаю совет Бет насчет горячей воды и гримасничаю.

— Думаю, нам ничего не нужно, — говорю я ей, и она бросает на Сайруса последний тоскующий взгляд, толкая тележку мимо нас.

Сайрус хмуро смотрит ей вслед и возится со своими браслетами.

— Как ты думаешь, нам стоит попросить Бет переехать к нам?

Мои пальцы застывают на клавиатуре. Я прочищаю горло, чтобы снять внезапно возникшее напряжение.

— Полагаю, наличие няни, которая живет с нами — это вполне обычное дело…

Он закатывает глаза.

— Прекрати нести чушь. Ты знаешь, о чем я. Мы должны попросить ее переехать к нам в качестве девушки.

— Она довольно ясно выразила свое мнение по поводу отношений, — замечаю я. — Много раз. Было бы неуважительно игнорировать это.

— Я не предлагаю держать девушку на мушке и заставлять ее выйти за нас замуж. Мы просто предложим ей такую возможность. Дадим ей понять, что если она когда-нибудь почувствует, что готова к отношениям, то мы согласны.

Я колеблюсь. Даже если Бет захочет переехать к нам — в чем я очень сомневаюсь, — я не знаю, хорошая ли это идея. Ками уже потеряла одну мать; кажется жестоким делать Бет важной частью ее жизни, когда мы даже не знаем, останется ли она.

Прежде чем я успеваю сформулировать ответ, я слышу знакомый звук причитаний моей дочери, приближающейся к проходу. Прогулка не успокоила Ками. Она вопит, как сирена воздушной тревоги. Джек опускается на свое место.

— Это бесполезно, — бормочет он. — Будем честны, мы все знаем, почему она плачет.

Он поглаживает ее по спине, прижимаясь поцелуем к ее волосам.

— Она скучает по Бет, — заканчивает Сайрус. — Послушай, божья коровка. Я тоже по ней скучаю. Но я не оглушаю невинных прохожих. Я держу все свои слезы внутри. Ты научишься этому, когда подрастешь. — Он гладит ее по мокрой щеке, затем достает из ранца игрушечного зайчика. — Вот. Погладь свою любимую плюшевую игрушку.

Она берет зайчика, но потом обиженно роняет его. Сайрус вздыхает, а Джек хватает свое чучело льва. Они оба наклоняются над ребенком, пытаясь отвлечь ее своими игрушками.

Я не обращаю на них внимания, пролистывая папку «Входящие», а затем замираю, увидев отмеченное письмо от моего адвоката. Я открываю его и просматриваю первые несколько строк, мое сердце замирает. Черт. Дерьмо. Проклятье.

— Мы должны позвонить матери Ками, — неожиданно говорю я.

Джек и Сайрус поднимают головы с одинаковым выражением ужаса.

— Что?

— Она только что вышла из реабилитационного центра, — читаю я. — Нам нужно поговорить с ней о Ками.

Я открываю новое письмо и начинаю составлять ответ.

— Мы должны спросить ее, каковы были ее намерения, когда она оставила Ками у нас. Она так и не сказала, было ли это надолго, или она просто хотела, чтобы кто-то позаботился о ней, пока она будет приводить себя в порядок.

— Нет, — огрызается Сай. — Ни за что.

— А что, если она взглянет на Ками и решит, что хочет ее вернуть? — замечает Джек. — Кто, черт возьми, не захочет, чтобы она была их дочерью?

— Тогда мы поговорим об этом, — говорю я, тошнота сжимает мне горло.

У Сайруса открывается рот.

— Ты что, издеваешься? Она не принадлежит этой женщине, она наша.

— Мы должны поговорить с ней, — настаиваю я. — Мне все равно, лично, по скайпу или по чертовой электронной почте. Но мы должны знать, что она действительно не хочет ее. Что она не собирается пытаться вернуть ее обратно.

Даже мысль о том, чтобы потерять Ками, на данный момент ужасна. Я с большим сочувствием отношусь к наркоманам; зависимость — это болезнь, и к ней нужно относиться как к болезни. Но, зависимость или нет, мать Ками все равно несет ответственность за свои поступки. Мое сочувствие не распространяется на то, что кто-то бросил моего ребенка на пороге дома, где его могли похитить, покалечить или он замерзнет насмерть.

Я поджимаю губы, набирая текст письма. Я сильно сомневаюсь, что ее мать сможет вернуть опеку над Ками в ближайшее время; но через год или два, если она останется чистой и изменит свое мнение, она, возможно, захочет вернуть своего ребенка. Я знаю, что в делах об опеке суд часто склоняется в пользу матери. Мне нужно знать, что я могу оставить Ками при себе. Я не могу все детство думать о том, что ее заберут.

Ребята молчат. Вопли Ками достигают нового крещендо, и до моих ноздрей доносится очень знакомый запах.

— О, бл…ин, — говорит Сайрус. — Дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. — Он поднимает Ками, которая теперь корчится в своем чрезвычайно полном подгузнике, и передает ее мне. — Твоя сперма, чувак.

— Мы должны переодевать ее в том чулане? — спрашивает Джек, в голосе которого звучит ужас. — Как это вообще возможно?

— А если будет турбулентность? — пробормотал я, крепче прижимая к себе Ками. Она прижимается лицом к моей шее, смачивая слезами воротник. — Что, если я уроню ее?

Наступает долгая пауза. Сайрус откидывается на спинку кресла.

— Я скучаю по Бет, — бормочет он.