Трейлерный парк «Западные холмы»
Таскалуса, штат Алабама
Восемнадцать лет назад…
Я вошел в трейлер с двухлетним Леви, который извивался у меня на руках, и увидел Остина. Он сидел на диване и плакал, опустив голову.
Подойдя ближе, я заметил у него на лице кровь и расплывшийся под глазом синяк.
– Ост? Что случилось? – спросил я и сел перед ним на корточки.
Опустив Леви на пол, я дал малышу сломанный игрушечный грузовик, а потом повернулся к Остину. Не желая, чтоб я его видел, брат спрятал лицо в ладонях. Он пытался бороться со мной, но я, оказавшись сильнее, отвел его руки в стороны. Остин не смотрел на меня, но я прекрасно разглядел его лицо.
И задрожал от ярости.
– Кто это сделал? – рявкнул я. Остин вздрогнул, когда я коснулся пальцами его опухшего глаза. – Остин! – вскричал я, и игравший на полу Леви подскочил от неожиданности, услышав мой сердитый голос.
– Я не хочу об этом говорить, – пробормотал Остин срывающимся от слез голосом.
– А я хочу, – настаивал я, утирая его слезы большими пальцами. – Скажи, кто тебя ударил. И я их убью!
Остин поднял голову и вздохнул.
– Просто несколько ребят постарше, Акс. Из школы. Ты их не знаешь.
– Почему они тебя побили? – спросил я.
Потянувшись за кухонным полотенцем, я начал вытирать с его лица кровь. Леви вскарабкался на диван и забрался Остину на колени.
– Привет, fratellino30, – встретил его Остин и прижал Леви к груди. Малыш обхватил его в ответ пухлыми ручками.
– Остин? – настаивал я. – Почему они избили тебя?
Остин сузил глаза.
– Ты видел меня, Акс? – Остин указал на свою одежду. – Я бедный. Одежда мне уже мала, а кроссовки такие старые, что от них болят ноги. Но папа не разрешает маме покупать нам новую одежду. Дети в школе… они смеются надо мной.
Уронив полотенце на пол, я прижал ладонь к животу. Мне показалось, будто кто-то пнул меня ногой…
«Они смеются надо мной…»
– Мне достается каждый день, Акс. Я ведь не ты. Меня никто не боится. – Остин опустил голову, и слезы брызнули на грязные джинсы. – Я ненавижу нашу жизнь! Не переношу отца. Мне не нравится, что он бьет маму, заставляет ее все время работать, а потом тратит деньги на выпивку.
Глядя на младших братьев в выцветшей одежде, которым приходилось голодать, я ощутил, как что-то во мне оборвалось. Я вскочил на ноги; внутри словно вспыхнуло пламя.
– Акс? – Остин с разбитым лицом смотрел на меня с дивана. Он выглядел испуганным.
– Останься с Левом, – велел я и выбежал из трейлера.
Я был так зол. Просто чертовски! И не успел я опомниться, как уже мчался через трейлерный парк. Глядя прямо вперед, я бежал к местному бару, не обращая внимания на встречавшихся по пути Холмчих.
Протиснувшись через входную дверь, я неподвижно застыл и принялся искать взглядом своего отца. Услышав женский смех, я повернулся на звук. Смеющаяся женщина сидела у папы на коленях.
Бросившись к нему, я встал рядом и ткнул его в большую руку. Отец взглянул на меня, и на лице его появилось отвращение.
– Какого хрена ты здесь делаешь, парень? – пьяно пробормотал он.
Сделав глубокий вдох, я проговорил:
– Мне нужны деньги. Остину и Леви пора купить одежду. И мы хотим есть.
При этих словах взгляд отца потемнел, и он сильно толкнул меня в грудь. Я отшатнулся, а они с женщиной лишь рассмеялись.
Стиснув зубы, я подбежал к папе и тоже толкнул его.
– Им нужна одежда! Это несправедливо! – прокричал я. – Остина из-за этого бьют в школе!
В баре воцарилась тишина. Папа уставился на меня сверху вниз. Он стремительно начал краснеть, и я попятился. Внутри все упало, когда я понял, что сейчас сделал. Я вывел его из себя. По-настоящему разозлил.
Через миг папа сбросил полуобнаженную женщину с колен, схватил меня за шею и потащил прочь из бара, в прохладу ночи.
Свободной рукой отец вцепился мне в волосы и притянул к себе.
– Маленький засранец! Ты мне за это заплатишь!
Он выпустил мои волосы, а потом ударил кулаком в челюсть. Я почувствовал, как от боли подкосились ноги, и рухнул на землю. Он приподнял меня, вновь крепко ухватив за волосы, так, что кожа головы начала гореть, и ударил в живот. А потом разжал руку, и я упал. Закрыв глаза, я съежился на земле, пытаясь защититься от следующего удара. Но вдруг услышал, как кто-то потащил отца назад.
Распахнув глаза, я увидел, как Ремо Марино, предводитель Холмчих, схватил папу за руки.
– Какого хрена ты творишь с этим ребенком, старик? – спросил он. Я заметил, как отец пытался освободиться.
– Отвали от меня, кусок дерьма! – прокричал он в ответ. Но его уже окружили члены банды и принялись наносить удары.
Я попытался сесть, не зная, что делать, и ощутил, как на плечо легла чья-то рука. Я резко повернул голову вправо и увидел рядом с собой Джио Марино. Я хотел отодвинуться от него. Мама велела мне держаться подальше от банды Холмчих, говорила, что от них лишь одни неприятности.
– Расслабься, ragazzo, – проговорил Джио. – Я не причиню тебе вреда.
– Правда? – спросил я, голос прозвучал хрипло. Я посмотрел на остальных членов банды, которые пинали лежащего на земле отца. – Папа, – прошептал я и, пошатываясь, поднялся на ноги.
Джио тоже встал и обнял меня за плечи, вынуждая оставаться на месте.
Холмчие, оставив в покое моего отца, начали расходиться. Широко раскрытыми глазами я смотрел, как он, весь в крови, катался по земле от боли. Никогда прежде я не видел отца таким слабым.
Я не отрывал взгляда от папы, но, когда кто-то встал прямо передо мной, я поднял глаза. Ремо Марино.
– Аксель Карилло? – спросил он, и я кивнул.
Столпившиеся за спиной Ремо остальные Холмчие наблюдали за мной. Я точно знал, что они из банды; у каждого на левой щеке виднелась черная звезда.
– Он часто так тебя бил? – спросил Ремо.
Я вновь перевел взгляд на лидера банды и кивнул. Я не осмеливался ему лгать.
– Я… Мне нужны деньги для младших братьев. Им необходима одежда. А папа не оставил наличных. – Стыдясь, я опустил голову. – Я вышел из себя и отправился за ним… Я сглупил. И сам виноват, что он меня ударил.
Ремо оглянулся через плечо на моего отца, пытавшегося подняться на ноги, и покачал головой.
– Ненавижу подобных придурков. И ты не дурак, малыш. Ты поступил правильно. – Джио крепче сжал мне плечо, и я заметил, как он кивнул в ответ на поднятую бровь Ремо.
Я не понял, что означал этот взгляд.
– Филиппо, дай малышу денег, – велел Ремо стоявшему рядом с ним парню.
Филиппо опустил руку в карман, вытащил пачку банкнот и сунул мне в руки.
Открыв рот, я смотрел на невероятную сумму денег. Должно быть, там было несколько сотен долларов. Я снова встретился с Ремо взглядом.
– Ты хочешь зарабатывать столько денег?
Вновь взглянув на пачку наличных, я кивнул.
– Хорошо. – Ремо указал подбородком на Джио. – Аксель, ты знаешь моего младшего кузена, Джио?
Я посмотрел на Джио.
– Немного.
– Я присмотрю за ним, Рем. И покажу, как вести дела.
Ремо кивнул.
– Bene31. – И направился прочь.
Джио убрал руку с моего плеча.
– Возвращайся сюда завтра после школы, Аксель. С нашей помощью ты сможешь заработать намного больше денег, чем держишь сейчас.
При мысли о больших деньгах меня охватило волнение. Я смог бы помочь маме. И братьям.
Холмчие постепенно начали расходиться. Остался лишь Джио.
– Почему? Зачем ты помогаешь мне? Я не понимаю, – проговорил я, и Джио улыбнулся.
– Ты итальянец, fratello. А мы не бросаем своих. – Он пожал плечами. – И, судя по тому, как ты сцепился сегодня со своим стариком, у тебя есть характер. Ты не боишься бороться за правое дело. С нами тебе будет хорошо. Мы станем заботиться о тебе и прикрывать спину.
Услышав его слова, я глубоко вздохнул.
– Grazie, – искренне проговорил я. – Grazie mille.32
Джио шагнул ближе и вновь обнял меня за шею. Мы направились к моему трейлеру, обратно к братьям. Но я вдруг обернулся и взглянул на лежащего на земле отца.
– А как же папа? После такого он нас точно изобьет. За твой поступок придется платить мне.
Джио рассмеялся.
– Он больше не тронет тебя, Аксель. Он знает, что с Холмчими лучше не связываться. Теперь ты с нами, ragazzo. Если он даже косо посмотрит в твою сторону, Ремо позаботится, чтобы подобное не повторилось.
– Папа больше не тронет маму и братьев? – с облегчением спросил я.
Джио покачал головой, и я почувствовал, как по губам скользнула улыбка.
Рассмеявшись над моей реакцией, Джио кивнул.
– Я буду рядом с тобой, ragazzo. А теперь пойдем купим твоим братьям новую одежду…
_________________________
30 - Братишка (ит.).
31 - Хорошо (ит.).
32 - Спасибо. Большое спасибо (ит.).
* * *
Я закончил говорить, но Элиана молчала. Чертово сердце ныло при мысли о том дне, когда Холмчие изменили мою жизнь.
– Они защитили тебя от пьяного жестокого отца? – наконец, проговорила Элиана. – И помогли с одеждой для Остина и Леви?
– Да, – резко ответил я.
– Аксель… – грустно произнесла девушка. – У тебя была печальная жизнь. Неудивительно, что тебя тянуло к ним. Они дали тебе надежду, что все будет хорошо.
Я покачал головой.
– Дело не только в этом. Они спасли меня. Поддерживали мою семью, прикрывали мне спину… Черт возьми, да я им всем обязан.
– А твой отец?
– Уехал через две недели. Переехал к той шлюхе, что сидела у него на коленях. Это был лучший день в моей жизни. Я знал, что убраться его заставили Холмчие во главе с Ремо. – Я фыркнул от смеха. – Они спасли нас всех.
– Боже, Аксель. Не знаю, что и сказать. Ты был так молод. Слишком юн, чтобы самому справиться со всем этим.
– Тогда я не чувствовал себя юным. В свои двенадцать я ощущал, будто мне двадцать семь.
– А Джио? Вы сдружились?
Услышав ее вопрос, я вновь ощутил ту связь, что сложилась у нас с лучшим другом.
– После того дня он всегда был рядом со мной. Ни на шаг не отходил. Джио научил меня всему, что нужно знать, дабы выжить и заработать денег. Лишь он единственный никогда меня не подводил. С того дня, как мы встретились, и до самой смерти Джио прикрывал меня, не задавая вопросов. – Я напрягся, вспомнив тот миг, когда услышал о его гибели… к которой сам же приложил руку. Воскрешая в памяти нашу дружбу, я чувствовал, будто мне вспороли грудь. И ощущал себя самым большим мерзавцем на планете. – Я сдал его нашим соперникам, чтобы спасти Оста и Лева… И до сих пор с этим не смирился. Хотя не думаю, что это вообще возможно. С тех пор у меня ни с кем не было подобной близости. И сомневаюсь, что когда-нибудь будет.
Я услышал, как Элли шмыгнула носом. Посмотрев в ее заплаканные глаза, я ощутил, как вся печаль из-за потери друга, так долго томившаяся взаперти, просочилась наружу.
Чтобы уберечь кровных братьев, я приговорил к смерти парня, спасшего мне жизнь.
– А шрам? – вдруг напомнила Элли. – У тебя на шее.
Я пожал плечами.
– Во дворе вспыхнула драка. Алессио и остальные Холмчие воспользовались ей, как прикрытием, чтобы напасть на меня. – Я поморщился. Я все еще видел, как они приближались; восемь ублюдков против меня одного. – Я отбивался как мог, но двое парней прижали меня к забору. Алессио вытащил нож и, как только во двор высыпали охранники, полоснул меня по шее. – Я крепче стиснул руку Элианы. Почему-то мне нужна была ее поддержка. – Они убежали, а я, истекая кровью, рухнул на землю.
– Боже мой… – проговорила Элиана. – Как же ты смог выжить?
У меня сжалось что-то в груди.
– Я был на пороге смерти. Мне сделали операцию, и я провел в лазарете несколько недель.
– Господи, Аксель… А Остин и Леви? Почему им ничего не сказали? Я не верю, что их это не волновало.
Я уставился в пустоту ничего не видящим взором.
– Аксель, пожалуйста, – настаивала Элиана.
По ее лицу я видел, что ей нужны ответы. Я тихо выругался себе под нос.
– Когда я узнал, что Алессио посадили, то оборвал все связи с братьями. И говорил в тюрьме, что у меня нет близких родственников.
– Я не понимаю, – проговорила Элиана.
На ее милом личике появилось хмурое выражение. Я поднял руку и провел покрытым татуировками пальцем по ее щеке, обводя глубокую ямочку, а потом пояснил:
– Алессио – настоящий садист, чокнутый ублюдок. Он убивал не из-за территории, скорее уж ради забавы. А я застрелил его родственника, младшего брата. И этот парень намеревался добраться до меня любым доступным способом.
– Остин и Леви… – она замолчала, поняв причину моего поступка.
– Лев к тому времени перестал меня навещать. Он был еще ребенком и ненавидел меня. А Остин пока приезжал, когда мог. Я знал, что вместе с Леви и Лекси он неплохо устроился в Сан-Франциско. Лев учился в хорошей школе, Остин начал играть за «Форти найнерс». Лекси стала лучше питаться и открыла собственный лечебный центр… – Глаза наполнились слезами, и я закашлялся, пытаясь выровнять голос. – Я чертовски гордился.
– Аксель, – выдохнула Элиана и поцеловала меня в плечо.
Зарывшись пальцами в волосы Элианы, я закончил:
– Я ни в коем случае не собирался подвергать их риску и портить жизнь, о которой мама всегда для них мечтала. Поэтому я разорвал все связи. Чтобы у Алессио с его ублюдками не было ни малейшего шанса добраться до моих братьев. Разве что, пролетев через всю страну. Но я знал, что у них попросту нет средств для подобных поездок. Они схватят моих братьев, только если те приедут меня навестить. Сами эти засранцы никуда не полетят.
– Значит, Остин так и не узнал, что ты перестал видеться с ним, чтобы спасти?
Я отрицательно помотал головой.
– И они не знали, что тебя ранили… Что ты мог умереть?
– Нет, и никогда не узнают, – строго сказал я.
Придвинувшись ближе, Элиана прижалась губами к моим губам и три раза меня поцеловала. Приподнявшись, чтобы взглянуть мне в лицо, она проговорила:
– Им следует сказать, через что ты прошел, чтобы спасти их, Аксель. Если бы они узнали… и Лев бы понял…
– Я не спас их, Элиана. А лишь приговорил. Когда они были детьми, я вел дела с Холмчими и принуждал братьев сражаться рядом с собой в войне за территорию. Я считал это чертовски важным. Как будто этот гребаный трейлерный парк хоть когда-то имел значение. Но братья отличались от меня. Умные, талантливые… Они стремились к лучшей жизни. Однажды, когда смогут убраться от меня к чертовой матери.
Элиана помрачнела.
– Аксель, ты самый талантливый из всех, кого я знаю. Взгляни на свои творения, – произнесла она. В ее голосе звучала убежденность, и когда девушка указала на незавершенную скульптуру, я не смог сдержать улыбку.
Но тут же стал серьезным и, коснувшись ладонями ее щек, проговорил:
– Я плохой человек, Элиана. Испорченный. С очень темной душой. На мне больше грехов, чем на самом дьяволе. Тебе следует бежать от меня подальше, а не добровольно следовать во тьму, сжимая мою гребаную руку.
– Слишком поздно, – тихо призналась она. – Ты уже поглотил меня. И пути назад больше нет, по крайней мере, не сейчас. Я никогда не выпущу твою руку, в вечной тьме или где-то еще.
– Тогда мне тебя жаль.
Приоткрыв рот, Элиана резко втянула воздух. Я провел подушечкой большого пальца по ее нижней губе и проговорил:
– Я убивал людей. Ты это понимаешь? Отправлял их в больницу. Разрушал жизни… Для меня нет искупления. В связи со мной нет ничего прекрасного или сказочного.
Элиана покачала головой, и на лице ее отразилась решимость. Но потом там промелькнуло что-то еще. Взглянув на плачущего пулями мраморного мальчика, она вновь повернулась ко мне и тихо сказала:
– Зачастую прекраснейшие произведения искусства порождаются самым глубоким отчаянием.
Лишь одной этой фразой она разнесла на куски мое каменное сердце.
– Черт, девочка, – прорычал я, борясь с охватившими меня эмоциями. Но прежде, чем я успел сказал что-то еще, Элиана прижала палец к моим губам.
– Твое искусство – это и есть искупление, Аксель. Ты возродился, как Эльпидио, и получил второй шанс на жизнь. Ты не осознанно вступил на грешный путь, а стал лишь жертвой обстоятельств.
Я ощутил, как у меня перехватило горло, и дышать удавалось с трудом. Судорожно втянув в себя воздух, я смог лишь прошептать:
– La mia luce. – И ошеломленно уставился на лежащую рядом женщину, защищавшую такого неудачника, как я.
Покраснев, Элиана опустила голову мне на грудь и обвила руками мою талию. Потянувшись к прикроватному столику, я взял сигарету и закурил. Глубоко затянулся.
– Теперь, когда я чувствую запах сигарет, всегда думаю о тебе, – пробормотала Элиана. Я провел рукой по ее волосам, и она спросила: – Почему сейчас звезду Холмчих скрывает распятие?
Я напрягся и, затянувшись еще раз, произнес:
– Через пару лет после того, как я попал в тюрьму, местные Холмчие, проникнув в мою камеру, избавились от нее с помощью иглы и чернил. Они прознали, что вскоре появится Алессио, и решили не давать ему повода думать, будто за два года не нашли возможности со мной поквитаться. Я даже не стал сопротивляться, просто позволил им стереть символ банды, к которой больше не хотел принадлежать. А несколько месяцев спустя после удара ножом я взял у сокамерника иглу и чернила и полностью изменил рисунок.
– Но почему распятие? – осторожно спросила Элиана.
Вздохнув, я пояснил:
– Когда я был ребенком, мама каждый вечер крестила мне лоб святой водой. Не знаю почему, но, стоило мне взять в руки иглу, призванную стереть прошлое, как в голове возник этот образ. Я не успел опомниться, а на моем лице уже красовался крест.
– Аксель, – осторожно проговорила Элиана и подняла голову. – Насчет твоей мамы…
Прикрыв ей рот ладонью, я покачал головой.
– Не надо. Черт побери, девочка, сегодня я больше не могу об этом говорить. Я и так рассказал тебе больше, чем вообще кому-либо собирался. А теперь давай сменим тему.
Я просто не мог говорить о маме. Она хранилась в запертой части моего сердца, которую не хотелось открывать никогда. Я не сумею справиться с чувством вины.
Элиана кивнула, понимая, что на сегодня довольно.
Голова кружилась от выпитого виски, а еще больше от того, что, зная, кто я такой, Элиана все же вернулась.
Разглаживая морщины у меня на лбу, Элиана призналась:
– Поверить не могу, что совершенно потеряла голову от Акселя Карилло.
Услышав ее слова, я застыл. Сердце бешено колотилось о ребра. Улыбнувшись, она осыпала поцелуями мою шею.
– Никто не порадуется за нас. Они просто не поймут. Но меня это совсем не волнует.
Может, ей и было все равно. А мне – нет.
В голосе Элианы слышалась печаль. Девушка думала о том, что скажут ее друзья и чертов кузен, узнав, что она моя женщина. Они не смогут это принять.
Чтобы успокоить ее, я проговорил:
– Они не узнают, Элиана. Будет лучше, если никто никогда не узнает о нас. Я не хочу, чтобы из-за меня они плохо думали о тебе.
Элиана кивнула, а потом склонила голову набок и улыбнулась.
– Я и в самом деле хочу тебя, Аксель. С недостатками и всем прочим. И зови меня Элли, ладно? За пределами работы Элианой называет меня лишь мама.
Я в последний раз затянулся сигаретой и бросил окурок на пол. А потом перевернул Элли на спину и втиснул бедра между ее ног.
– Хватит разговоров. Я вновь хочу оказаться внутри тебя.