Обретая надежду

Глава 16. Элли

Как только мы прибыли, Роума и Молли тут же забрали в гинекологию. Молли начала немного шевелиться, двигала пальцами и тихо хрипло стонала. Но это вовсе не вселяло надежду, что с ней все будет в порядке. Мы с Акселем припарковали машину и вошли внутрь, медсестра направила нас в комнату ожидания.

Аксель вел меня сквозь лабиринт стерильных коридоров. Я словно погрузилась в оцепенение, но постепенно начала замечать, что врачи и медсестры настороженно поглядывали на Акселя. Он шел, опустив голову, словно отгораживаясь от всего. Но я заметила, что они его осуждали.

Они видели татуировки на лице, покрытые замысловатыми чернильными рисунками руки. Вдобавок ко всему его мускулистая, внушительного размера фигура явно внушала опасения.

Все охранники, что встречались на пути, поворачивали головы, когда Аксель проходил мимо, и окидывали нас оценивающими взглядами. С каждой встречей я раздражалась все больше. Моя лучшая подруга находилась без сознания, кузен разваливался на куски, а человека, который сохранил хладнокровие и привез нас сюда в надежде на помощь, считали угрозой для находившихся в этой больнице.

Я расстроенно сжала руки, сердце бешено заколотилось в груди. Направляясь в отделение, куда поместили Молли, мы прошли по пустому коридору мимо двух охранников. Они тут же развернулись и последовали за нами. Разозлившись, я решила, что с меня хватит.

Резко обернувшись, я поймала потрясенные мужские взгляды и уверенно спросила:

– Почему вы преследуете нас?

Они мужественно замерли, пытаясь смотреть на меня сверху вниз. Когда Аксель сжал мою руку, чтобы оттащить назад, они тут же пристально уставились на него. Это меня добило. Взгляды, что они бросали на человека, быстро становившегося моим миром, не знавшего с юных лет ничего, кроме несчастий и хаоса… Ну, они разбили мне сердце.

Выдернув руку из крепкой хватки Акселя, я шагнула вперед. Представляю, как я, должно быть, выглядела с растрепанными волосами и высохшими на щеках черными потеками туши.

– Все дело в нем? – холодно спросила я, указывая на Акселя, чье лицо не выражало никаких эмоций.

– Мы просто выполняем свою работу, мисс, – ответил тот, что был повыше.

Я невесело рассмеялась и снова шагнула вперед.

– Прежде чем судить моего парня, знайте, что он только что спас жизнь потерявшей сознание беременной женщине. Он хороший человек. В одном его мизинце больше таланта, чем вы двое можете себе представить. Мы идем, чтобы узнать, как дела у нашей подруги. И вы считаете уместным преследовать нас, судя лишь по его внешнему виду? – прошипела я и разозлилась еще больше, когда их лица остались бесстрастными.

– La mia luce, – тихо, но строго произнес позади меня Аксель. – Vieni qua³⁶.

Но я застыла на месте, сверкая глазами. Сердце колотилось все быстрее. И Аксель, безмерно изумив, взял меня за руку.

Я неосознанно взглянула на наши соединенные ладони. От столь открытого проявления чувств у меня перехватило дыхание.

Аксель никогда не держал меня за руку. Когда рядом находились посторонние, он даже не приближался ко мне… не то чтобы мы часто бывали в окружении людей. Тем не менее этот удивительный поступок лишил меня дара речи.

Не выпуская ладонь, Аксель притянул меня к своей груди, а свободной рукой зарылся в волосы. Я взглянула в его темные глаза, и он прошептал:

– Нам нужно подняться наверх, чтобы узнать, как Молли. Мы должны встретиться с Лекси и Остином. Не связывайся с ними, просто забудь.

На глаза навернулись слезы. Он казался таким спокойным и безропотно принимал, что люди оценивающе рассматривали его, даже ничего о нем не зная. Я не могла этого вынести. Он стоил гораздо больше, чем многие думали. Да, он носил бандитские татуировки. И зачастую казался зловещим и мрачным. Но за этими доспехами скрывалось нечто гораздо большее. Мне хотелось, забравшись на самую высокую крышу, прокричать об этом всему свету! Творческий, талантливый… и, хотя он пытался притворяться другим, на самом деле был хорошим человеком, который заботился о своих близких.

Заботился… Каким-то образом нужно заставить его самого это понять. И взломать высокую стену, которую он выстроил вокруг себя.

Мне хотелось обнять его руками за шею и прижать к себе, но я пока еще сопротивлялась.

– Они лишь раз взглянули на тебя и тут же признали опасным. Не стоит им этого позволять. Нельзя так поступать! Это нечестно!

Аксель на мгновение прикрыл глаза и втянул в себя воздух.

– Элли, – проговорил он, медленно выдыхая, – да пошли они к черту. Пусть следуют за нами. Они для меня ничто… Я привык к подобному.

От несправедливости происходящего по щеке скатилась слеза. Взглянув в его ничего не выражающее лицо, я позволила Акселю себя увести. Он по-прежнему крепко держал меня за руку.

Он привык, что все, кроме членов банды, смотрели на него свысока, поэтому даже глазом не моргнул, хотя в данном случае это было совсем неуместно. Теперь я стала немного больше понимать этого замкнутого человека.

Он не знал, как вести себя в повседневной жизни.

Аксель вырос в дрянном трейлерном парке в злачной части города. Он был старшим сыном жестокого пьяницы-отца, который регулярно бил его и мать. Еще ребенком он вступил в банду Холмчих, потому что в то время мог рассчитывать лишь на это… Но, черт возьми, ему исполнилось всего двенадцать! Приученный к подобной жизни, он совершал ошибки, и немалые. Я понимала это, и все же многое пока еще не могла осознать. Он отсидел свой срок. За то, что бросил банду, дабы спасти своих братьев, Аксель превратился в мишень, и в тюрьме на него напали. Но парень сумел выжить. А те самые братья даже понятия не имели, через что ему пришлось пройти ради того, чтобы они смогли избежать той дерьмовой жизни и стать свободными. И, несмотря на все это, потерянный человек, к которому судьба была столь несправедлива, нашел свое призвание и полностью изменил жизнь лишь с помощью молотка и долота.

Своим искусством он уже повлиял на многих… в том числе и на меня. Он пока еще этого не понял, но уже полностью изменил мою жизнь во всех возможных смыслах.

Этот человек, сжимающий, словно в тисках, мою руку, чтобы уберечь от неприятностей за его защиту, заслуживал, чтобы люди дали ему шанс. Я просто бесилась, что он так беззаботно воспринимал откровенное пренебрежение и враждебность по отношению к себе.

Я уперлась ногами в пол, чтобы остановиться. Эмоции уже не подчинялись логике. Оглянувшись, я поняла, что охранники больше не следовали за нами. Аксель тоже остановился. Он по-прежнему неотрывно смотрел вперед, но я заметила, как под бородой двигалась его челюсть. Мышцы шеи напряглись от сдерживаемой ярости.

– Почему ты позволяешь людям так с собой обращаться? – спросила я, и в голосе прозвучали резкие нотки.

Я заметила, как напряглись его мышцы, а массивные руки, казалось, увеличились в размерах. Аксель сузил глаза. И медленно, стараясь успокоиться, выпустил воздух через ноздри. Его оливковая кожа покраснела.

Но он ничего не ответил, и я добавила:

– Несправедливо, что они так на тебя смотрят. Из-за внешнего вида они считают тебя бандитом, способным лишь создавать проблемы. Меня от этого тошнит! – Он по-прежнему ничего не сказал, поэтому я подошла ближе и поймала его взгляд. – Почему ты молчишь? Черт возьми, скажи хоть что-нибудь! Хоть одно проклятое слово!

Я крепче стиснула руку Акселя. Что-то недовольно проворчав, он развернулся и потащил меня за собой по пустому коридору, а потом вдруг замер перед дверью с надписью: «Кладовая».

Повернув дверную ручку, он впихнул меня внутрь и выпустил мою руку. Аксель принялся расхаживать по комнате. Я осторожно наблюдала за ним, но в крови все еще бурлил адреналин.

Проведя ладонью по лицу, я спросила:

– Для чего мы здесь?

Аксель замер на месте и повернулся ко мне. Лицо его исказилось от ярости. Поверх моего плеча он протянул руку к двери и запер замок.

Надавив грудью, он притиснул меня к ряду металлических полок.

– Думаешь, мне все равно? – тихо прошипел он. Я сглотнула… Я довела его до предела. – Полагаешь, каждый раз, когда один из козлов, вроде этих гребаных охранников, смотрит на меня, словно на мусор, мне не хочется развернуться и вмазать? Потому что меня это волнует! И я чертовски всех ненавижу. Не переношу людей и их гребаное отношение из разряда «я выше тебя». А когда я иду по улице, взгляды окружающих словно кричат: «Этот парень причинит мне вред». Внутри я полон ярости, и совершенно уверен, что она останется со мной навсегда. Но если я начну спускать ее на подобных ублюдков, то, в конечном счете, просто прибью их. Я вполне на это способен. А после не смогу остановиться. Потому что я боролся с такими засранцами всю жизнь! Они осуждали меня, всей душой желая, чтоб я сдох, исчез, и перестал быть проблемой для общества.

– Аксель, это неправильно…

Подняв руку, он ударил ею по верхней металлической полке и рявкнул:

– И мне не нужно, черт возьми, чтобы ты меня защищала!

Я широко распахнула глаза, и весь сдерживаемый гнев рассеялся. Когда я осознала смысл его слов, осталась лишь печаль.

– Я не могу этого вынести. Ты не такой, каким они тебя видят! Они ошибаются на твой счет!

Аксель рассмеялся мне в лицо, но смех его прозвучал мрачно, почти издевательски. И покачал головой, глядя на меня, словно на идиотку.

– Они не ошибаются! – проревел он. – Они совершенно правы! Я именно тот, за кого меня принимают! Я был таким очень долго, и просто не способен стать другим. Ты же не позволяешь себе увидеть меня настоящего! Тебя ослепило это искусство и чертов Эльпидио! – Он подался вперед и обхватил мое лицо ладонями. – Черт тебя возьми, Элли, проснись! Я Аксель Карилло. Я плохой и тебе не подхожу… Господи Иисусе! Я гребаный торговец дурью! Ты все время пытаешься найти во мне классного парня. И смотришь большими оленьими глазами, как будто я твое солнце. Но, черт возьми, все совсем наоборот! Я – полночь! Гребаное затмение, что крадет свет! В своей жалкой дерьмовой жизни я поступал так со всеми! Посмотри на Остина! Леви! Маму…

Аксель замолчал и отвернулся, разрываясь от эмоций, вызванных упоминанием о матери. Он побледнел; даже простое слово «мама» безвозвратно сокрушило его.

Парня явно это волновало…

– Ты – нечто большее, – возразила я, схватив его за руку и повернув лицом к себе. – Не смей затягивать меня в это дерьмо, Аксель. Только не меня. – Я судорожно вздохнула. Он неподвижно смотрел на меня, на лице его застыло жесткое выражение. – Даже не пытайся. Мужчина, с которым я сейчас рядом, – хороший.

Он взлохматил руками длинные волосы.

– Ты ни хрена не знаешь. Тебе нравится сама мысль, что я исправившийся плохой мальчик, ставший скульптором, которому ты отдала свое сердце. Но правда в том, что я не исправился, Элли. Я просто очень хорошо скрываю зло внутри. Когда я оказался за решеткой, мне чертовски быстро пришлось приспособиться к тюремной жизни. И научиться обуздывать гнев. Иначе я просто рисковал не выжить. Я притворялся хорошим парнем, чтобы выбраться оттуда живым… Ты и понятия не имеешь, каково все это…

– Заткнись, – огрызнулась я.

Услышав подобное, Аксель напрягся, и даже мышцы его начали подергиваться.

– Что, черт возьми, ты только что сказала? – стиснув зубы, спросил он.

Я заметила, что он шагнул вперед, но, не испугавшись, посмотрела ему прямо в глаза и проговорила:

– Я сказала заткнись.

Аксель Карилло стоял рядом, и от мускулистого тела исходили волны чистой угрозы. Но меня он не пугал. Вот так он обычно и поступал. Запугивал. Вызывал страх. Прогонял людей. Но в глубине души оставался испуганным маленьким мальчиком, который знал в жизни лишь борьбу. Он сражался, чтобы защитить свою семью и тех, кого любил, воевал против общества, которое забыло о нем и с самого рождения лишь от него отмахивалось.

– Тебе лучше отвалить, Элиана. Прямо сейчас. Я предупреждаю, – угрожающе произнес он.

Я медленно покачала головой, пряча всю нервозность глубоко внутри, чтобы ее не было видно. Аксель раздул ноздри. Я знала, что загнала его в угол. Он понятия не имел, что со мной сейчас делать, ведь обычно успешные способы запугивания не сработали. Потому что я знала его.

Ни за что на свете он не причинил бы мне вреда… Я видела это в его глазах… Чувствовала с каждым ударом сердца.

– Я не отступлюсь. И не позволю тебе это сделать, – твердо проговорила я.

Он прищурился, и в уголках глаз появились маленькие морщинки.

– Позволь мне кое о чем спросить. Но на этот раз мне нужен ответ, – настаивала я. Аксель наблюдал за мной, как охотник за добычей, но я не позволила себе дрогнуть. – Почему ты начал торговать наркотиками для Холмчих? Не зачем присоединился к банде, это я уже знаю. Но почему, когда стал старше, ты начал торговать дурью?

В тишине комнаты я услышала, как он скрипнул зубами. Я видела, как билась жилка у него на шее. Я знала, что ему сейчас нужно. Он должен сам убедиться, что изначально не был злым. Врожденный порок или навязанный грех – по сути совершенно разные вещи.

– Отвечай, – рявкнула я.

Сжав кулаки, он прошипел:

– Потому что я входил в банду, и именно так мы защищали нашу территорию. Лучшие из нас продавали наркотики, остальные следили за копами и угрозами со стороны соперников.

– Чушь собачья, – парировала я. В глазах Акселя вспыхнуло пламя. Я ткнула его в грудь. – Скажи мне настоящую причину. Почему ты торговал наркотиками? Не Холмчие, а именно ты. И для чего в столь юном возрасте ты взял в банду Остина и Леви?

– Ради денег, – ледяным тоном ответил он, и у меня в груди вспыхнул луч надежды. Он больше не выдавал откровенную ложь, просто уклонялся от правды.

– Денег на что? – продолжала я.

На каменном лице его мелькнула вспышка боли. Глаза засверкали.

– Перестань, – проговорил он. На этот раз я почти послушалась. Я видела, как боль, с которой он не хотел сталкиваться, вырывалась на поверхность.

– Почему, Аксель? – настаивала я, стискивая в руках ткань его рубашки.

Он продолжал молчать. И я не сомневалась, что он просто не мог вымолвить ни слова.

– Тебе нужны были деньги на лечение мамы, когда ей поставили диагноз БАС? И ты старался заработать как можно больше, намереваясь спасти ее от мучительной боли? Чтобы ей не пришлось умирать в агонии? Для этого тебе требовались деньги?

Аксель приоткрыл рот. Он прерывисто вздохнул, и вниз по щеке скатилась одинокая слеза, губы его слегка подрагивали. У меня из глаз тоже хлынули слезы. Я сочувствовала ему. Аксель этого не знал, но я видела его маму… Я была там, в палате, когда она умерла. Я хотела сказать ему, но знала, что он еще не готов к подобному признанию.

Но сейчас я не могла остановиться. Я уже проделала небольшую трещину в его непроницаемой броне; настал чертовски подходящий момент и вовсе ее уничтожить.

Пришло время впустить свет.

– Все так и было, – твердо проговорила я. – Ты ввел своих братьев в ряды Холмчих, потому что не мог справиться один. Ты нуждался в помощи, но боялся это показать. Да никто и не рвался тебе помочь. Ведь ты был «Акселем Карилло», которого Холмчие использовали для устрашения. И все соперничающие банды боялись тебя, как огня. Так как же ты мог просить кого-то о помощи, если сам никогда не выказывал ни чувств, ни угрызений совести? Да, отчасти тебе хотелось вовлечь Остина и Леви, потому что ты любил эту банду. И считал ее своей семьей. Они прикрывали тебе спину, а никто другой этого не делал. Они убили бы ради тебя, не задавая вопросов. Лишь они одни всегда находились рядом. И ты хотел, чтобы Остин и Леви тоже почувствовали себя частью семьи. Потому что любишь их. Больше всего на свете. Они – все, что у тебя осталось, и ты нашел единственный способ держать их рядом и при этом пытаться спасти маму. Ты думал, что это еще больше сплотит вас, как семью.

Сердце Акселя бешено колотилось в груди. Он смотрел куда-то поверх моей головы, не в силах встретиться со мной взглядом. Но я знала, что он слушал. Он протянул руку и крепко сжал мое запястье. Просто чтобы ощутить поддержку.

– Но ты не смог спасти маму, – участливо продолжила я, нежно поглаживая его руку подушечкой большого пальца. – Холмчие разрушали жизни Остина и Леви. Когда Портер свалился с передозировкой, ты сбежал от копов и оставил, сам того не ведая, Остина и Лева заботиться о маме в последние дни ее жизни. Но потом вернулся и спас Остина от беды. Ты поставил своих братьев выше банды, которая так долго была для тебя единственной настоящей семьей. И поступил так ради родных. Все свои поступки ты совершал ради них. И, чтобы твои братья смогли сберечь счастье, неоднократно жертвовал возможностью обрести свое собственное.

Я обвила руками его шею и коснулась пальцами длинного шрама, оставшегося от удара ножом, который чуть его не убил.

– Ради своих братьев ты пережил пять лет ада. И, даже несмотря на то, что в этом кошмаре ты обрел свое призвание, твои скульптуры отчаянно молят о прощении. Они пронизаны чувством вины и словно кричат от боли… глубокой скорби… тоски и печали по тому, что, как ты веришь, мешает тебе двигаться дальше… и ты не можешь им противостоять…

Я имела в виду мраморного ангела. Эта работа осталась единственной, про которую он до сих пор не сказал мне ни слова. Но я знала, в чем тут дело. Сломленный, и в то же время освобожденный двуликий ангел олицетворял его маму.

– Элли… – прошептал он. Я чувствовала, как дрожали обнимающие меня руки.

Коснувшись ладонью его щеки, я проговорила:

– Я знаю тебя, Аксель Карилло, querido. В этой истории ты вовсе не злодей, а восхитительно несовершенный герой. Мрачный воин, который все это время жертвовал собой, чтобы другие были в безопасности… Ты прекрасно сознавал, что никто никогда об этом не узнает. Но теперь знаю я, которая отдала тебе свое сердце. И меня не волнует, что из-за этого станут обо мне думать.

– Теперь они все поймут, – хрипло проговорил Аксель; голос его звучал так, словно он проглотил несколько ярдов колючей проволоки. – Твои друзья, мои братья… После сегодняшней ночи все будут знать, что мы вместе. И не поймут почему. Когда ситуация с Молли прояснится, они попытаются заставить тебя меня бросить. Захотят нас разлучить.

Склонив голову набок, я увидела на его лице боль и опасение… И что-то прозвучало в его голосе… Страх? Осознание этого согрело мне душу. Он не хотел меня потерять. Сердце до краев наполнилось любовью, и я едва могла дышать… Он не хотел меня потерять…

Медленно подавшись вперед, я провела губами по его губам и услышала, как он вздохнул. Вновь появилось то самое чувство, что всегда пронзало нас, стоило лишь прикоснуться друг к другу.

– Rayo… – прошептала я в его теплые губы, не в силах сдержать улыбку.

– Что? – спросил он, поглаживая меня по спине.

Я улыбнулась шире, и он резко втянул в себя воздух.

– Молния, – объяснила я. – Вместе мы создаем… молнию… Лишь так я могу описать чувство, которое охватывает меня, когда я вижу тебя, разговариваю с тобой… прикасаюсь… занимаюсь любовью…

Аксель молча обдумывал эти слова, а потом вдруг крепко обвил рукой мою талию.

– Fulmine, – перевел он на итальянский. Когда красивое слово соскользнуло с его губ, от идеального звучания у меня задрожали ноги. – Si… – глубоко вздохнув, подтвердил он. – La mia fulmine… la mia luce…

– Поцелуй меня, – отозвалась я в ответ.

Аксель притянул меня ближе, и наши тела словно бы вновь слились.

Мы целовали друг другу щеки, шеи. Но, наконец, наши губы встретились в чувственном поцелуе… самом совершенном и нежном. И это простое слияние губ говорило больше, чем бесконечные ночи любовных утех.

Когда мы разорвали поцелуй и попытались отдышаться, я заверила Акселя:

– Никто не сможет заставить меня тебя бросить. Неважно, что они скажут. Ты мой, целиком и полностью. Твои проблемы – это мои проблемы. И твои грехи теперь стали моими грехами.

Аксель покачал головой, словно бы не мог поверить в то, что я пообещала. Он взял меня за руку и поцеловал внутреннюю сторону запястья.

– Ты – мое таинство. Святая вода, которой мама благословляла меня, благодарственная молитва, сорвавшаяся с ее губ, что теперь течет в твоих венах. – Он выпустил мою руку и стер у меня с глаз слезы подушечками больших пальцев, а потом поднес их к губам и слизал соленую влагу. А затем закончил: – И она изливается с каждой пролитой из-за меня слезинкой.

– Аксель, – тихо всхлипнула я.

Он поцеловал меня в обе щеки, а потом притянул к себе. Это было простое объятие. Из числа тех, которыми большинство пар обмениваются почти невинно. Но прежде Аксель никогда не позволял себе подобного.

Это что-то значило… Нет, это означало все… И говорило о том, что он подпустил меня к себе… наконец.

Когда я обхватила его за талию и прижалась к груди, он проговорил:

– Ты мое пробуждение. – У него перехватило дыхание, и Аксель еще крепче прижал меня к себе. Я нахмурилась, гадая, что же его так расстроило. И он открылся мне… заговорив о том, о чем прежде даже не мог заставить себя упоминать. – Ты – желание, которое… мама… загадала для моей потемневшей души… И она повторяла эти слова каждый вечер перед тем, как я уходил продавать дурь… Io prego perché tu possa trovare la tua luce, mio figlio smarrito… Я молюсь, чтобы ты отыскал свой свет, мой потерянный сын…

От отчаяния, прозвучавшего в его голосе, грудь пронзила боль. И я заплакала. Да и как столь трогательные слова могли не вызвать слез?

Аксель поцеловал меня в макушку и добавил:

– И я нашел ее, carina. La mia fulmine… la mia luce… la mia vita³⁷… Единственную женщину, которая ясно видит мое отражение в запотевшем зеркале, что зовется моей жизнью.

_______________________________________

36 - Мой свет. Иди сюда (ит.).

37 - Моя молния… мой свет… моя жизнь (ит.).