Обретая надежду

Глава 19. Аксель

Сидя за столом рядом с Леви, Лекси, Остином и примостившейся под боком Элли, я изо всех сил пытался поверить, что все это правда. Я понимал, нам еще многое придется преодолеть, но сейчас мы все собрались здесь, пытаясь собрать воедино то, что осталось от нашей семьи.

И я знал, кого благодарить за это… гребаного ангела. Она ворвалась в мою жизнь с силой торнадо. И каким-то образом, невзирая на все трудности, сделала ее лучше.

В груди все сжалось, когда я увидел, как она смеялась над словами Леви, ее прекрасное лицо сияло. Пока я наблюдал за ней, у меня перехватило дыхание. Она стала для меня всем… Всем на свете, черт возьми.

Поерзав на сиденье, я попытался взять себя в руки, но заметил, что Остин смотрел на меня с ухмылкой до ушей.

«Засранец…»

Позже вечером, выйдя из ресторана, мы с Элли направились к ее машине, а Леви, Остин и Лекси пошли к своей. Когда мы уже попрощались, Леви вдруг подбежал ко мне сзади. И неловко притянул меня к себе, чтобы обнять.

Счастливо вздохнув, я обхватил его в ответ. Отстранившись, он застенчиво опустил голову и быстро проговорил:

– Не делай того, что снова отдалит тебя от нас. Ладно, Акс?

– Lo giuro, fratellino, – совершенно искренне произнес я.

Леви улыбнулся.

– Bene, molto bene. Buono notte, fratello⁴¹.

Остин, Лекси и Леви помахали нам на прощание, и Элли тут же оказалась рядом. Она поцеловала меня в шею, пытаясь отвлечь, чтобы выхватить ключи из моей руки.

Я вопросительно поднял бровь. В ответ она помахала ключами от машины.

– Я хочу тебе кое-что показать, – взволнованно проговорила она.

– Хорошо, – согласился я, и на лице ее появилась широкая дразнящая улыбка.

Элли подвела меня к машине и запрыгнула на водительское сиденье. Как только я собрался занять пассажирское кресло, то заметил припаркованный в отдалении автомобиль. Я нахмурился. Последние пару дней я то и дело видел эту черную машину в городе.

– Аксель? – позвала Элли из машины.

Я заметил, как она в нетерпении махнула мне рукой. Вновь взглянув на припаркованную машину, я ощутил, как спало напряжение. Автомобиль, выехав на дорогу, помчался прочь от ресторана.

Я облегченно вздохнул и покачал головой. Я становился параноиком.

Когда я проскользнул в машину, Элли спросила:

– Все в порядке?

Взяв руку девушки, я поднес ее к губам и поцеловал гладкую кожу.

– Все отлично.

Через несколько минут мы подъехали к галерее. Когда Элли поставила машину на стоянку, сердце бешено заколотилось в груди.

Через пару дней состоится выставка, и я знал, что Элли закончила оформление. По непонятной причине в последнее время я слишком боялся сюда приходить, страшился увидеть, что все сделано, и экспозиция полностью готова.

Возможно, просто таким образом все перемены в жизни становились более реальными. Словно бы я, наконец, оставлял прошлое позади. Я пока еще боялся поверить, что моя теперешняя жизнь была настоящей; как будто, стоит мне немного успокоиться, и в ту же минуту все это у меня отнимут. Я создавал скульптуры, рядом находилась Элли, и теперь, после сегодняшнего вечера, братья вновь вернулись в мою жизнь.

Я бы не вынес, если бы снова все это потерял.

– Querido, пойдем со мной, – мягко настаивала Элли.

Глубоко вздохнув, я вылез из машины и пошел за ней к служебному входу.

Когда мы вошли, охранник, обычно находившийся на дежурстве, помахал Элли и, как всегда, опасаясь меня, склонил голову. Девушка обернулась и шутливо закатила глаза. Я лишь усмехнулся. Я чертовски обожал эту женщину.

Когда мы подошли к черным шторам, я вздрогнул, заметив огромную вывеску, висящую над входом. «Эльпидио». Когда я увидел свой псевдоним, написанный простым черным шрифтом, внутри все перевернулось от незнакомого чувства. Затем я понял, что это было волнение. Я чертовски волновался из-за выставки.

Ощутив характерный для Элли аромат жасмина, я опустил взгляд и увидел, что она улыбалась мне. Но на прекрасном лице также читалось беспокойство. Она тревожилась, что мне не понравится то, что лежало по ту сторону штор. Но это было невозможно. Она знала меня лучше, чем я сам. Без сомнения, все получилось идеально.

– Ты готов? – спросила она.

– Готов, – ответил я, и Элли раздвинула шторы, открывая галерею, полностью изменившуюся с тех пор, как я видел ее в последний раз.

Я начал двигаться вперед, жадно осматривая пространство. Казалось… невероятным… нереальным… чертовски безумным, что все это создавалось для меня.

Скульптуры, расставленные на разных уровнях, смотрелись просто идеально. Они располагались так, чтобы посетители могли видеть каждую их часть спереди и сзади.

– Ну что? – с тревогой спросила Элли.

Сжав ладонь девушки, я поднес ее к губам и поцеловал теплую кожу.

– Черт возьми, Элли, – лишь смог выговорить я.

Ее ответная улыбка чуть не сбила меня с ног.

– Могу я тебя проводить? Взять с собой в путешествие?

Я нахмурился, не понимая, что она имела в виду под «путешествием». Элли, отчетливо прочитав это на моем лице, повела меня вперед.

– Я оформила проход по галерее определенным образом, по темам. Когда ты рассказал мне о значении каждой скульптуры и что послужило вдохновением, я расположила их в некоем порядке. Первой я поставила эту работу, потому что мне она показалась началом.

Элли привела меня к статуе, которая изображала нас, мальчиков Карилло, в детстве. Мы с Остином лежали, он указывал на небо, я держал на руках ребенка, Леви. Под нами был огонь и искаженные от боли лица… Они принадлежали маме, кричавшей в трейлере из-за отца, пока я пытался уберечь братьев от его кулаков.

Элли потянула меня за руку и затем подвела к мраморной стидде, углы которой крепко сжимали сердце, ее острые грани кровоточили.

– А дальше что-то пошло не так, и эта звезда пронзила невинное сердце.

Я ничего не сказал, просто не смог. И мы направились к трем братьям, опустив головы, стоявшим в круге. Старший брат схватил за шеи младших и тащил за собой.

– А затем наступила гибель прежних мальчиков, старший заставил их сбиться с пути.

Услышав слова Элли, я ощутил, как сердце пронзил стыд. Но она всего лишь повторяла мои собственные слова.

Затем мы подошли к моей новой скульптуре, плачущему пулями мальчику. Элли встала рядом со мной и проговорила:

– Нам нужно для нее название, Аксель. Есть какие-нибудь мысли?

Я кивнул, рассматривая лицо мальчика, слишком напуганного, чтобы стрелять. Сказанные сегодня Леви слова кружили у меня в голове. О том, как ему снились кошмары, когда он верил, что убил человека.

– Хамартия, – хрипло произнес я. Элли в замешательстве взглянула на меня. – Что значит «грешить, поступать неправильно, не достигать цели». Это событие, которое происходит с главными героями истории и разрушает их жизни. Или заставляет ступить на путь, ведущий лишь к плохому концу.

– Аксель… – печально прошептала Элли.

Я взглянул на нее и проговорил:

– Ты ведь знаешь, что послужило вдохновением. Мне не нужно объяснять, правда?

Элли понимающе кивнула. Мы обошли остальные скульптуры, и каждая из них казалась более опустошающей, чем предыдущая.

– Итак, мы начали со страха, затем отчаяние, грех, вина и, наконец… это… – Элли замолчала.

Даже не поднимая взгляда, я понял, что мы подошли к ангелу.

– Милый, – успокаивающе произнесла Элли, положив руку мне на спину. – Нам нужно название и что-нибудь для информационных табличек. Это последняя скульптура, которую необходимо обсудить.

На меня нахлынули чувства, которые я больше не мог сдерживать. Я ощутил, что мне не хватало воздуха. Судорожно вздохнув, я зажмурился и попытался отдышаться.

– Querido, – тихо прошептала Элли, и я открыл глаза, откинул назад волосы.

– Я не могу, Элли. Я не в силах говорить… о ней… – произнес я, закрывая ладонями лицо. Голос сорвался на последнем слове.

Элли внезапно оказалась передо мной. Схватив за запястья, она отвела руки от моего лица.

– Малыш, – тихо проговорила она. – Пришло время встретиться с этой частью твоего прошлого. Тебе нужно поговорить о маме. Это сжирает тебя заживо.

Сердце быстрее забилось в груди. Легкие сжимались. Я изо всех сил пытался дышать. Но я знал, что она права. В течение пяти долгих лет я гнал от себя мысли о маме, чтобы не сойти с ума. Но это убивало меня. Я больше так не мог. Было больно осознавать, что я не способен вспоминать хорошее – ее лицо, улыбку и то, как сильно она любила меня, – не чувствуя при этом, будто меня медленно пытали.

Напряженно вздохнув, я заставил себя поднять взгляд на статую. И меня омыло волной вины и скорби. Не в силах удержаться на ногах, я рухнул на колени.

Внезапно Элли оказалась рядом и обхватила меня руками. Стоило вызвать в мыслях тот последний раз, когда я видел маму, как из глаз хлынули слезы. Она лежала на кровати, почти не способная говорить, ее хрупкое тело ослабло и уже не двигалось. Она смотрела, как я собирался на вечеринку в университете Остина, которую устраивали после победы «Кримсон Тайд» на Национальном чемпионате. Я дал ей лекарства и собрал одежду в комнате. Все это время она просто наблюдала за мной. В ее огромных глазах стояли слезы.

Она беспокоилась за меня. Как и всегда. Но в ту ночь в ее взгляде отражалось что-то иное. Словно бы она знала, что мы были вместе в последний раз… чувствовала, как сильно я облажаюсь, и это полностью изменит всё для всех нас…

_________________________

41 - Хорошо, очень хорошо. Спокойной ночи, брат (ит.).

* * *

Развешивая в шкафу мамины чистые ночные рубашки, я обернулся и заметил, что она наблюдала за мной, лицо ее промокло от слез. При виде крошечной печальной фигурки, лежавшей на кровати, в груди что-то кольнуло. Она всегда казалась грустной. И, не в силах пошевелиться, лежала, ведрами выплакивая слезы. Стоя возле кровати, я смотрел на сломленную маму и вспоминал, какой она была прежде. Прекрасной, полной жизни. Но БАС украл у нее все мышцы и, что еще хуже, ее улыбку. Неизменными остались лишь огромные карие глаза. Те самые, что всего одним взглядом могли поведать о ее чувствах. Сейчас, направленные на меня, они терзали мне душу.

Я подошел к ее постели, сердце бешено колотилось в груди. Что-то заставило меня сесть на край матраса и взять в свою ее холодную костлявую руку.

Наши взгляды встретились, и при виде ее слез я ощутил, как из уголков глаз потекли соленые капли. Я не мог видеть ее плачущей, это разбивало мне сердце. Ведь я понимал, что эти слезы вызваны беспокойством обо мне… и разочарованием.

Я поднес мамину руку к губам и поцеловал истончившуюся кожу.

– Прости, мама, – прошептал я. Она лежала, не двигаясь, но не сводила с меня взгляда. И чем больше я говорил, тем сильнее из глаз ее текли слезы. – Знаю, я не тот сын, каким ты хотела бы меня видеть. Прости, что я всего лишь чертов неудачник.

Мама закрыла глаза, смаргивая печаль, появившуюся во взгляде от моих слов. Уронив голову ей на руку, я прошептал:

– Я просто пытался помочь тебе, мама. Даже в детстве, когда папа махал кулаками, мне всегда хотелось защитить тебя, оградить от опасности… и избавить от этой дерьмовой жизни. Но я знаю, что теперь ты чувствуешь лишь разочарование. Я не звезда спорта, как Ост. И не похож на милого паренька из соседней комнаты, который однажды станет кем-то в жизни… – Я почувствовал, что мне не хватило дыхания. Снова взглянув ей в глаза, я пальцем стер с ее щек теплые слезы и отвел с лица влажные пряди волос. – Но я все равно люблю тебя, мама. Очень сильно. И просто не знаю, как справиться со всем, что тебе приходится терпеть, с этой гребаной болезнью. Я не могу вынести происходящего с тобой. И не в силах смириться, что не способен с этим ничего поделать. Я всегда защищал всех нас, но у меня не получается уберечь тебя от этого… Я, черт возьми, не знаю, как с этим бороться. – Я крепче сжал мамину руку и немного помолчал, пытаясь выровнять дыхание. – Я даже не представляю, что, черт возьми, буду делать, когда ты меня покинешь… оставишь всех нас… – При мысли о том, каково жить в мире, где не существует ее, из груди вырвался всхлип. И я ощутил, будто распадаюсь на части.

Мама задышала чаще. И пусть мышцы на ее лице не двигались, я отчетливо увидел на нем скорбь… и мучительную правду. Она тоже не хотела нас покидать… Маму грызло осознание, что ей не дали выбора, и оставалось лишь медленно угасать.

– Я не понимаю, как жить без тебя, мама. Я так долго боролся, пытаясь удержать нас на плаву и сберечь тебя… И теперь не знаю, что, черт возьми, мне делать, когда тебя не станет… Как я справлюсь…

Я долго еще плакал на этой кровати, а мама слабо сжимала мне руку. Не знаю, смог бы я уйти оттуда и выпустить ее ладонь, но Джио постучал в дверь трейлера и сказал, что нам пора идти.

Утирая слезы со щек, я встал и протер мамино лицо влажной тряпкой, которую держал рядом с кроватью. Наклонившись, я поцеловал ее в лоб и прошептал:

– Ti voglio bene, mamma… sempre⁴².

Перед самым уходом я направился к старому проигрывателю и включил его. Из динамика тут же полилась мелодия «Аве Мария».

Я прошагал к двери и вышел, даже не оглянувшись.

Больше я никогда ее не видел…

__________________________________

42 - Я люблю тебя, мама… всегда (ит.).

* * *

– Тс-с-с… – укачивая меня, прошептала Элли на ухо.

Подняв голову, я поймал сочувственный взгляд девушки и проговорил:

– Я так и не попрощался, Элли… Я, черт возьми, не простился с мамой… – Я всхлипнул громче, пытаясь дышать, несмотря на снедавшее меня мучительное чувство вины. – Я был эгоистом… думал только о себе. И я сбежал, оставил ее совсем одну. Бросил их всех. Наверное, она очень за меня боялась, беспокоилась, где я. Но лежала, неспособная подняться и меня отыскать. Ведь мама всегда тревожилась обо мне, Эл. Даже когда она умирала, медленно таяла год за годом, я не давал ей покоя. О чем, черт возьми, я думал? Она скончалась в той больничной палате. А меня не было рядом. Я не смог сказать, что люблю ее и, наконец-то, оставил ту дерьмовую жизнь, дабы обрести мир… И я буду скучать по ней до конца своих дней… Господи, Элли, как мне это пережить? Пути назад нет, но я не знаю, как двигаться дальше.

Я ощутил, как на меня брызнули слезы Элли. Она проговорила надтреснутым голосом:

– Она знала, что ты ее любишь, малыш… И верила, что однажды чего-то добьешься в жизни.

– Но не дожила, чтобы это увидеть. Я принес ей лишь разочарование. Она умерла, полагая, что вырастила лишь никчемного сына, торгующего дурью. Чувство вины… за это просто разрывает меня на части. Наверное, перед смертью она думала, что потерпела неудачу в качестве моей мамы… Но правда в том, что это я не справился с ролью сына…

– Аксель… – начала Элли, но я взглянул на нее и произнес:

– Я даже не знаю, как она скончалась. Я так и не смог спросить об этом Остина. Понятия не имею, как она выглядела, во сколько умерла, какие говорились слова. Я никогда не смогу себя за это простить… И, пока жив, буду чувствовать себя виноватым.

Краски схлынули с лица Элли, и она лишь крепче обняла меня. А потом тихо призналась:

– Я была там, Аксель…

Все еще пытаясь совладать с дыханием, сперва я не осознал смысла ее слов. Дрожащими руками Элли коснулась моих щек и пояснила:

– Малыш, я была там, когда умерла твоя мама… Я ее видела… Когда она испустила последний вздох, я находилась в палате.

Я в замешательстве застыл. Тихо всхлипывая, Элли продолжила.

– Я уже давно хотела рассказать тебе, что находилась с Остином и Леви, когда умерла твоя мама. У Лекси случился рецидив, и мы все приехали в больницу. И туда привезли твою маму. Остин чуть не спятил, разрываясь между умирающей мамой и угасающей половинкой души. Ему пришлось очень тяжело, поэтому мы остались, чтобы поддержать их с Леви.

Пока Элли говорила, я не сводил с нее взгляда.

Глаза ее снова наполнились слезами.

– Ты никогда не говорил о ней. Я боялась, что, если упомяну об этом, ты просто меня прогонишь. Но я была там, querido. Когда она умерла, я находилась рядом.

Не зная, как реагировать на ее слова, я спросил:

– Она ушла мирно? Или мучилась от боли? Мне невыносима мысль, что она боролась со смертью, отчаянно пытаясь выжить.

Элли поджала губы, изо всех сил стараясь держать себя в руках. Потом она добавила:

– Твоя мама мирно спала, а потом просто ускользнула… Безболезненно, Аксель. Словно бы так и продолжала спать… Она казалась прекрасной… как ангел…

В мыслях возникло прелестное лицо спящей мамы и, не в силах сдерживаться, я рухнул Элли на колени, выплескивая пять лет сдерживаемой скорби. Я плакал до тех пор, пока не заболело горло и не заныло в груди. Все это время Элли просто держала меня в объятиях, гладила по волосам и плакала вместе со мной… Черт возьми, она до сих пор находилась рядом.

– Я хотел попрощаться с ней, а теперь, когда она умерла, это невозможно… – хрипло проговорил я, выплескивая чувство вины.

Элли прижалась щекой к моей голове и прошептала:

– Смерть – это не прощание, а всего лишь «до свидания».

Я перестал дышать. Подняв голову, я взглянул прямо в ее темные глаза.

– Ты действительно в это веришь? Что еще не конец?

Элли погладила меня по волосам.

– Каждой клеточкой сердца.

Не знаю, как долго я оставался в ее объятиях, но, когда, наконец, поднял голову, в груди стало легче. И когда я посмотрел в любящие глаза Элли, коснулся ладонями прекрасного лица, то понял, что мамина молитва обо мне сбылась…

Io prego perché tu possa trovare la tua luce, mio figlio smarrito… «Я молюсь, чтобы ты отыскал свой свет, мой потерянный сын…»

Я обрел его.

– La mia luce… – пробормотал я, несмотря на поцарапанное, саднящее горло. Лицо Элли смягчилось от умиления. И следующие слова, что бессознательно вырвались из меня, шли от самого сердца. – Ti amo, carina… Я чертовски сильно люблю тебя, так, что порой просто не могу это принять.

Элли потрясенно вздохнула, и ее нижняя губа задрожала. Наклонившись, она поцеловала меня в пересохшие губы и прошептала в ответ:

– Я тоже люблю тебя, Аксель. Очень-очень сильно. Ты – мое сердце.

«Твою ж мать. Она тоже меня любит…»

Поцелуй становился все глубже, а потом я отстранился. Чувствуя себя изнуренным, я положил голову на колени Элли и посмотрел прямо на девушку.

Наблюдая, как она с довольным видом поглаживала меня по лицу, я вдруг подумал о маминой молитве и застыл.

Элли, ощутив во мне перемену, спросила:

– В чем дело, малыш?

Недоверчиво покачав головой, я проговорил:

– Просто кое-что пришло мне в голову.

Элли нахмурила темные брови.

– Скажи, – попросила она.

Я взглянул на мраморного ангела, олицетворявшего маму, и спросил:

– Ты веришь в судьбу?

Все еще смущенная, она поддержала предложенную тему и пожала плечами.

– Не знаю, может быть. Думаю, порой случается такое, что не может быть простым совпадением и напрямую наводит на мысли о вмешательстве некоей внешней силы. – Она склонила голову набок. – А почему ты спрашиваешь, малыш?

Я прочистил горло и, ощущая себя чертовски глупо, решил все же ей рассказать.

– Мама обычно молилась, чтобы однажды я отыскал свой свет, тот, что изменит меня и спасет. Она всегда называла меня потерянным сыном и больше всего на свете хотела, чтобы я нашел свой путь. – Элли улыбнулась и взяла меня за руку, поигрывая с пальцами. – Но ничего не вышло. По правде говоря, все стало только хуже. Она умерла, а я попал в тюрьму.

– Аксель… – сочувственно проговорила Элли, но я, подняв руку, прервал ее.

– Элли, когда я оказался в тюрьме, мне пришлось порвать с Холмчими, и поэтому меня ударили ножом. – Элли быстро заморгала, и я поспешил ей объяснить. – Carina, если бы я не прошел через все это… не испытал подобную боль и ярость… то никогда бы не заговорил с медсестрой в лазарете о своих татуировках. И меня бы не заставили ходить на занятия по искусству, чтобы обуздать свой гнев. Я бы не влюбился в лепку из глины, которая затем привела меня к мраморным скульптурам, в которых я изливал свою боль. Я бы никогда не встретил Вина, опубликовавшего фотографии моих работ, а затем взявшего мраморного ангела на выставку в музей «Метрополитен»…

– Где я увидела его в журнале и полетела в Нью-Йорк, чтобы лицезреть воочию. А потом начала писать статьи и публикации о твоих работах и методах…

– Вин же прочитал их, и, решив устроить выставку, нанял тебя в качестве куратора… Женщину, дружившую с моим братом… прежде меня самого понявшую мою душу… – Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. – Находившуюся в палате с моей умирающей мамой, когда я не смог там быть… Ответившую на мамину молитву… Ставшую моим светом и спасшую потерянного сына.

– Аксель… Я… не знаю, что сказать… – прошептала Элли, и из глаз ее вновь полились слезы. Я прижал девушку к груди и вдохнул запах лавандового шампуня на волосах. – Я всегда этого хотела, – сдержанно произнесла она. – Мечтала о такой сильной любви… И даже никогда не думала, что смогу найти нечто гораздо большее… пока не встретила тебя.

Услышав произнесенные ею слова, я закрыл глаза и впервые в жизни почувствовал… облегчение.

Я пристально посмотрел на мраморную статую, ставшую маминым воплощением, и тихо сказал:

– Аве Мария.

Прижатая к моей груди Элли напряглась и переспросила:

– Что?

– Ангел. Его стоит назвать «Аве Мария».

– Аксель, – вздохнула Элли, – как красиво… Идеально.

Элли принялась целовать меня в шею, а я закрыл глаза, расслабляясь от ее прикосновений.

– Сломленный ангел – это мама в этой жизни. Запертая в теле, из которого не могла вырваться, она молилась о смерти, чтобы не жить больше в этом аду. Пепел, что она держит в руках, символизирует смерть.

Оторвав губы от моей шеи, Элли застыла.

– А с другой стороны?

Я улыбнулся, почти чувствуя на мамином лице тепло солнца.

– Это следующая жизнь, небеса, рай, называй как хочешь. Мама пробудилась после смерти, полностью исцеленная, ощущая, как здоровое тело омывают яркие солнечные лучи… свободная… С тех пор, как она заболела, я всегда мечтал об этом. Что однажды она вновь освободится.

Я взглянул на статую и глубоко вздохнул, ощутив, как меня наполнило чувство покоя. Я уже сообщил все названия и сведения. Я прошел через это. Наконец, выставка была готова.

– Аксель? – проговорила Элли.

– М-м-м? – пробормотал я, разглядывая сквозь стеклянную крышу яркие звезды Пояса Ориона.

– Пришло время рассказать о скульптурах твоим братьям.

Я ждал, что на меня нахлынет ощущение тревоги, стыда и страха. Но на этот раз ничего такого не произошло. Глядя на звезды, я вдруг понял, что готов открыть Остину и Леви настоящую причину, по которой оказался в Сиэтле, поведать, что на самом деле сделал со своей жизнью.

– Да, – произнес я в ответ. – Я скажу им завтра.

Я почувствовал, как Элли улыбнулась, уткнувшись мне в грудь, и прошептала:

– Te amo, querido⁴³.

Я ощутил, как меня накрыло стремительное, почти неодолимое чувство любви, наполняя каждую клеточку тела, и я произнес в ответ:

– Ti amo, carina. Sempre⁴⁴.

______________________________

43 - Я люблю тебя, милый (исп.).

44 - Я люблю тебя, милая. Всегда (ит.).