Следующие два дня выдались удивительно тихими. Состоялся лишь один непростой разговор — с вернувшимся сэром Эдмундом. Объяснение вышло тяжелым. Сообщить деду, что его внучку пытались убить дважды за два дня было нелегко. Но он был стариком очень старой закалки. Он пережил смерть дочери, казнь зятя, разорение своего дела и падение семьи. И то, что я рассказал ему, он выслушал и принял с достоинством рыцаря из старинных баллад.
Не знаю, каковы были его подлинные мысли, но вслух он лишь согласился со мной. Что увозить Эвелин сейчас куда-либо слишком опасно и для них будет лучше пожить пока в особняке.
— Я расплачусь с вами, лорд Беркли, — серьезно пообещал он мне в конце беседы. — Я получил за продажу земли даже больше, чем рассчитывал. Когда все устаканится — я с вами обязательно расплачусь.
Я кивнул. Возразить ему означало унизить, отказать в достоинстве и гордости. И потому я этого не сделал.
Эвелин почти не выходила из комнаты, и это было к лучшему. Сестра Агнета приносила ей еду в спальню, и мы не сталкивались в столовой. Я ее не видел с того утра сразу после неудачной попытки похищения. Разминуться с кем-то в огромном особняке было несложно. За неделю, что прошла с моего участия в боях, откровенно-страшные синяки и ссадины успели затянуться. Я почти перестал хромать и прижимать к ребрам ладонь после каждого неловкого движения.
И решив, что достаточно оправился, чтобы вновь самому взяться за расследование, вместе с Мэтью я отправился поговорить с бывшей горничной Кэтлин. Теперь уже лично.
После того, что по его вине произошло с Эвелин, я намеревался выгнать его к черту. Но не так просто перечеркнуть столько лет верной службы. И она сама просила за него, чтобы я не наказывал. И в этом сложном деле мне требовалась вторая пара рук.
И я его оставил. Но если что-то даже близкое к случившемуся повторится, никакие годы верности ему не помогут.
Экипаж высадил нас в начале квартала, где жила горничная. Узкие улочки были покрыты слоем грязи, смешанной с лужами после утреннего дождя, а над крышами вился черный дым от фабричных труб. В воздухе ощутимо пахло гарью и рыбой. По обе стороны улицы тянулись кирпичные дома, облупленные и почерневшие от копоти. Дальше, за ними — беднейшие среди бедных, деревянные бараки.
Мы нашли нужный дом. Через силу я поднялся по лестнице на последний этаж. Мэтью шагал впереди и постоянно оглядывался, когда я останавливался, чтобы перевести сбившиеся дыхание и переждать очередную вспышку боли.
— Мисс Кэтлин? — он постучал в облезлую дверь. — Мисс Кэтлин, это мистер Мэтью Миллер, мы встречались с вами.
Ответом ему послужила тишина. Я прислушался: из комнатушки не доносилось ни звука.
— Ломай.
Мэтью вынес дряхлую дверь со второго толчка. Внутри царил хаос: немногочисленная мебель была перевернута, на полу валялась посуда, какая-то одежда — что-то шелковое и меховое, дорогое даже на вид. На кровати — распотрошенные подушки и матрас, из которого торчали пучки сена.
Не было ни горничной, ни следом крови.
— Она... она жива? — Мэтью остановился ровно посреди комнаты, оглядывая разгром.
— Возможно, — я отодвинул створку шкафа, которая и так висела на одной петле.
Внутри в куче валялись смятые вещи, но по правую руку было пустое пространство. Как раз подходящего размера для небольшой сумки.
— Она могла сбежать. После вашего разговора. И после того, что случилось с леди Эвелин.
Тот повел плечами, вжав в них голову, и сунул руки в карманы брюк. Взглянул на меня искоса, приготовившись оправдываться, но я не был настроен вновь касаться этой темы.
— Тогда почему в комнате все перевернуто? Собиралась в панике?
— Или кто-то пришел за ней сюда, но ей повезло ускользнуть, — я еще раз скользнул взглядом по беспорядку.
Нет, не похоже, что Кэтлин сама перевернула и стол, и стулья. Выглядело как поле битвы не на жизнь, а на смерть.
— Она была нашей последней зацепкой! — Мэтью ударил себя кулаком по раскрытой ладони. — Дьявол! Я должен был вернуться сюда, должен был подумать об этом раньше.
— Хватит, — я поморщился. — Лучше давай посмотрим, не оставила ли она что-то важное.
Мы обыскали комнату в попытке обнаружить зацепки: личные вещи, письма. Простучали стены, каркас кровати и сиротливую тумбочку, но не нашли ничего. Или Кэтлин все забрала, или их никогда не было. Или забрал кто-то, кто побывал тут до нас.
Как ни крути, Мэтью был прав. Кэтлин была последней зацепкой, которая вела к мисс Фоули. По сути, теперь нужно было начинать с самого начала...
— Милорд!
Сидевший на корточках возле перевернутого стола Мэтью окликнул меня и показал на что-то. Я наклонился, разглядывая находку. Серебряная запонка блеснула в тусклом свете, затерявшись среди пыли и грязи, скопившейся в щелях между прогнившими досками. Если стоять, найти ее было почти невозможно.
У Мэтью чуть подрагивали руки, когда он ее доставал. Я взял ее с его раскрытой ладони и поднес к единственному источнику света: небольшому окну под самым потолком.
— Дьявол! — выругался помощник, приглядевшись к ней вместе со мной.
Я же усмехнулся.
— Наш круг подозреваемых сузился.
Быть может, начинать с самого начала не придется, ведь на запонке была гравировка в виде буквы «Э».
Эзра.
Пока мы тряслись в экипаже, под монотонное поскрипывание реверсов я разглядывал запонку.
Эзра был еще тем франтом. Но надевать именную запонку, если намереваешься кого-то убить или похитить, глупо. Впрочем, я мог и переоценивать его умственные способности. Ему было вполне по силам нацепить безделушку с выгравированной первой буквой его имени и отправиться к Кэтлин.
К несчастью, наш единственный свидетель исчезла. А все ниточки, так или иначе, вели в клуб, где я участвовал в нелегальных боях. Джентльменский теневой клуб.
Оставался таинственный поклонник мисс Фоули. Но существовал ли он на самом деле? О нем известно лишь со слов Кэтлин, которым я не особо доверял.
Если допустить, что Эзра действительно был в той комнатушке — необязательно в последние дни, а раньше — следовательно, они знакомы. Что может связывать их двоих?.. Кэтлин знала о второй работе мисс Фоули. Она дала леди Эвелин адрес.
Но откуда она об этом знала?
Раньше я мог бы предположить, что она и мисс Фоули были добрыми подругами.
Теперь все выглядело чуть иначе.
Что, если Кэтлин была той, которая подыскали Джеральдин эту работу? Свела мисс Фоули и своего старого знакомого Эзру.
С какой-то целью.
С какой?
На ум приходили лишь нелегальные, запрещенные законом и нормами морали вещи.
А еще магические артефакты, заполонившие черный рынок. Две покушения на жизнь леди Эвелин. И слова Грея о том, что артефактами очень интересовался Эзра.
Казалось, круг замкнулся, но в нем не хватало стольких деталей, стольких логических связок, что это сводило с ума!
Я с силой стиснул запонку в кулаке. Сидящий напротив Мэтью бросил на меня беглый взгляд. Он любил поболтать, но в последние дни сделался очень молчалив и немногословен. С одной стороны, меня это устраивало. С другой — под шум его болтовни иногда неплохо думалось.
— Нужно вновь навестить матушку Джеральдин, — сказал я вслух.
Мэтью, для которого цепочка моих молчаливых размышлений была загадкой, моргнул.
— И поговорить с жандармами, которые опрашивали Кэтлин. Которым она сказала якобы о наличии у мисс Фоули поклонника.
А теперь он понятливо кивнул. Это хорошо. Значит, мы размышляли в одном направлении.
— Я тоже подумал, милорд, что мисс Кэтлин могла соврать. Слишком странная она особа.
— Но она рассказала леди Эвелин о второй работе мисс Фоули. И ее слова оказались правдой, — я с усилием растер ладонью глаза.
— Да-а-а… — задумчиво протянул Мэтью. — Может, сглупила или проболталась? А когда поняла свою ошибку, то было уже поздно.
— Или намеренно заманивала ее в то место.
— Да, но зачем? — он вскинул брови. — Зачем кому-то могла понадобиться леди Эвелин?
— Не знаю, — скрипнув зубами, глухо отозвался я.
Я частный детектив. Мне не полагалось отвечать «не знаю» на какие-либо вопросы. Мне полагалось знать все ответы, но это дело...
Разыскать украденную переписку кронпринца с фаворитками и остановить шантажиста было проще.
Я постучал в стенку кучеру и, когда он остановил экипаж, назвал адрес дома миссис Фоули. Не к чему было затягивать этот визит.
Но нас постигла неудача. Женщина, явно чем-то расстроенная, отказалась пустить меня дальше крыльца. Она разговаривала со мной в узкую щель входной двери, и из-за контраста внешнего света и внутренней темноты дома я даже не смог толком разглядеть ее лицо. Но голос миссис Фоули звучал заплакано. Ее громкие слова перемежались со всхлипами и даже икотой. Под конец она просто захлопнула дверь прямо у меня перед лицом.
Контраст с момента нашей прошлой встречи был разительным.
— Она всегда была такой? — осторожно спросил Мэтью, когда я вернулся к экипажу.
Сам он стоял рядом с ним на тротуаре, наблюдая за неудавшейся беседой издалека.
— Нет, — я мотнул головой. — Миссис Фоули была приятнейшей женщиной еще неделю назад.
— Может, она... ну... э... — он замялся, подыскивая слова. — Испугалась вашего лица?
Я усмехнулся.
— Думаю, она встречала и похуже. И потом, нынче она толком меня не рассматривала. Сразу же попыталась захлопнуть дверь, едва увидела на пороге.
— Тогда... э… может, с леди Эвел...
— Нет.
Я резко перебил его и посмотрел, не став прятать во взгляде гнев и раздражение.
— Я лишь предложил, милорд, — он вскинул обе руки с раскрытыми ладонями, словно признавал свое поражение. — Но как-то разговорить ее нужно.
— Как-то нужно, — холодно отозвался я. — И я подумаю об этом. Ты же пока будешь искать и расспрашивать жандармов, которые беседовали с Кэтлин.
Мэтью приуныл, но виду не подал.
— Будет сделано, милорд.
В особняк я вернулся в одиночестве, и, едва я снял перчатки, дворецкий сообщил, что на стороне слуг меня уже давно дожидается один из моих «воробьев».
Томми, светловолосый мальчишка лет десяти, соскочил со стула, когда я вошел в подсобное помещение.
— Доброго денечка, м’лорд, — щербато улыбнулся он и рукавом слишком длинной, заношенной рубахи стер с лица сажу.
— Хилл сказал, ты давно меня дожидаешься. С чем пожаловал?
Он важно надул щеки и убрал ладони за спину.
— Пары шиллингов не отделаетесь, м’лорд.
Я молча приподнял брови и выжидательно уставился на него.
— Неслабо вас потрепали, — с еще более важным видом протянул Томми, отступив на шаг и запрокинув голову.
— Ах ты сопляк, — подавив усмешку, я постарался нахмуриться.
Никогда по-настоящему не мог злиться на уличных паршивцев.
— А Эзра-то важной птицей прямо стал! — поспешно выпалил Томми, почувствовав, что переступил грань моего терпения. — Кабы вы видели, как он важничал, что в театр идет! Чисто джентльмен, да только фрака не хватает.
— Какой театр?
Томми щурился, вытирая нос рукавом.
— Ну, этот. Самый здоровый. В честь короля, во!
— Ты уверен, Томми? Учти, если обманешь...
Мальчишка тут же вскинул руки, делая вид, что глубоко оскорблен.
— Да чтоб мне кирпич на голову, м’лорд!
Я достал из кармана монету и покрутил ее между пальцами.
— Что еще слышал?
Глаза Томми жадно блеснули. Но он тут же погрустнел.
— Брехать не буду, м’лорд. Больше ничего. Да Эзра-то болтать не любитель. Я ботинки ему чистил, пока он про театры-то болтал.
Монета полетела в воздух. Томми поймал ее на лету, и тут же спрятал в карман.
— Будь осторожен, Томми.
— Ой, я как мышка!— ухмыльнулся он и, шмыгнув носом, поспешно исчез за дверью.
Что же.
Эзра и театр.
Звучало безумно. Такое я не могу пропустить.
Вот только явиться одному в ложу — значит, вызвать лишние подозрения.
Когда за дверью, в которую улизнул Томми, раздался шорох, я резко распахнул ее. Слуг в особняке было немного, а с уличного мальчишки станется пробраться на кухню и прикарманить то, что плохо лежит. Чего-чего, а воровства я не терпел.
Но вместо Томми посреди коридора я увидел застывшую Эвелин. Кончики ее ушей слегка покраснели. Да-да, миледи, подслушивать нехорошо.
— Что вы здесь делаете? — спросил я, и прозвучало грубо и резко.
— Я шла на кухню, когда услышала голоса.
— Почему спустились сами? Почему не позвали кого-то из слуг?
— А вы со всеми разговариваете, словно на допросе, или только со мной, лорд Беркли? — с прохладцей в голосе осведомилась Эвелин.
Она отступила и скрестила руки на груди. Смотрелось бы почти грозно, если бы не ее нездоровая бледность. И то, как при каждом шаге она норовила опереться о стену. Сестра Агнета говорила, что ее по-прежнему мучили головные после того удара.
Кстати.
— Где сестра Агнета? — спросил я, проигнорировав ее вопрос.
Эвелин вздернула брови в молчаливом удивлении.
— Отправилась в аптекарскую лавку за порошками, — и прибавила смутившись. — Для меня.
— Вы не должны покидать спальню. Вы еще не оправились. Следовало позвать кого-то из слуг.
Она задумчиво прикусила губу, словно размышляла над чем-то.
— А вы, значит, оправились? — спросила тихо, но твердо, подняв на меня взгляд.
Я резко выдохнул.
— Это совсем другое дело. Зачем вы спустились?
— Захотелось чаю.
— Нужно было позвать миссис Уилсон, — я с осуждением покачал головой.
Эвелин посмотрела так, словно порывалась что-то сказать, но вновь передумала и лишь устало прикрыла глаза.
— Идемте на кухню, раз вы уже здесь.
Мысленно я цыкнул. Говорил с ней непозволительно грубо, почти на грани. А она даже не возмущалась, не сверкала привычно взглядом... все же она была еще очень слаба! И вместо того, чтобы отдыхать, бродила одна по особняку! Могла упасть, могло потемнеть в глазах, могла споткнуться, и рядом никого не было бы, чтобы подать руку, поддержать.
Я осознал, что сжимал и разжимал левый кулак, и заставил себя вытянуть вдоль тела руку и расправить ладонь.
— Миссис Хьюз, — позвал я, когда мы вошли на кухню. — Будьте добры, приготовьте для леди Эвелин чай.
— Ой! — она всплеснула руками и поспешно оправила фартук. — Да что же это вы сами, Ваша светлость, ко мне спустились... — начала причитать. — Я же только-только вот с миссис Уилсон разминулась, чего же она не сказала мне про чай...
— Ничего страшного, — я перебил ее, чтобы остановить бесконечный поток слов. — Будем считать это прогулкой.
На пути в «парадную» часть особняка я подал Эвелин локоть, и она накрыла сюртук бледной ладонью с тонкими, изящными пальцами. Мы шли в молчании, но возле дверей в малую гостиную она вдруг заговорила, избегая при этом на меня смотреть.
— Вы не составите мне компанию за чаем, лорд Беркли?
«Нет», — хотел сказать я.
— Конечно, — необдуманно сорвалось с губ.
Я недовольно их поджал, но было поздно. Отказать ей после того, как ее лицо на мгновение осветила бледная улыбка, я бы уже не смог.
В ожидании мы устроились в двух креслах. Эвелин двигалась медленно, но уверенно. Словно стремилась что-то доказать самой себе.
— Как... как продвигается расследование? — спросила она почти сразу же.
Я усмехнулся и мысленно закатил глаза.
— Вполне неплохо.
— Почему вы заплатили тому мальчику за то, что он рассказал про Эзру?
— О чем вы?
Эвелин вздохнула и переплела в замок пальцы, сложив руки на коленях.
— Почему вы заплатили за сведения о том, что Эзра собирается посетить Королевский театр? — не растеряв терпения, спросила она вновь. — Это важно?
— Вас не учили, что подслушивать нехорошо? — прищурившись, я склонил голову набок.
— Нет, — ее губы дрогнули в слабом намеке на улыбку. — В пансионе подслушивание было основной выживания. Можно сказать, меня этому учили.
— Прелестно, — сухо прокомментировал я. — Никогда не был высокого мнения о нашей системе образования.
Эвелин не выглядела смущенной.
— Так что? Это важно? — пожала она плечами.
Появление лакея с подносом избавило меня от необходимости отвечать. Но как только он удалился, расставив посуду и лакомства на столе между креслами, Эвелин вновь вонзилась в меня пристальным взглядом.
Я задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла, размышляя, какую часть правды можно озвучить. Да и стоит ли.
— Чуть больше трех лет я регулярно посещаю тот джентльменский закрытый клуб... — начал я и был перебит.
— Тот самый, где вас избили? — невинно поинтересовалась она.
Я фыркнул, не сдержав улыбки.
— Тот самый. И ни разу не слышал, чтобы Эзра посещал какие-либо светские торжества. Он — преступник. Таких, как он, не привечают в хороших домах, не приглашают на званые ужины и балы.
— Но с удовольствием обращаются под покровом темноты, если нужна «особенная» услуга.
Из уст молодой леди прозвучало это с особым цинизмом.
— Так устроен наш мир.
— Гнилой мир, — обронила Эвелин, на мгновение прикрыв глаза. Но почти сразу же заговорила о другом. — Что-то изменилось, да? Вы думаете, что-то изменилось, коль скоро Эзру начали привечать в «приличном» обществе?
— Да. И я намерен это выяснить.
— Как это связано с вашим расследованием? — она стрельнула в меня проницательным взглядом.
Я покачал головой. Обо всем остальном ей знать не нужно.
Эвелин пристально смотрела на меня, явно не удовлетворённая уклончивым ответом. Я усмехнулся. Она была умна — слишком умна, чтобы не понимать, что я что-то скрываю.
— Вы думаете, это Эзра... он... это по его приказу меня пытались убить и похитить?
— Я не буду обсуждать с вами расследование.
— Значит, он, — она кивнула своим мыслям и прикусила губу. — Вы должны взять меня с собой в качестве спутницы.
— Вы ударились головой. Вы не в себе.
Эвелин поморщилась от грубости и резкости моих слов. Она хранила напряжённое молчание всего секунду, а затем вскинула подбородок.
— Вы можете считать меня безумной, если хотите. Но я… я устала бояться. Жить в постоянном страхе, что обо мне подумают... Что хорошего можно подумать о дочери изменника и предателя? — горькая усмешка сорвалась с ее губ. — Я больше не намерена проводить дни и ночи в страхе. Если Эзра действительно стоит за тем покушением, я хочу посмотреть ему в глаза.