Опасная игра леди Эвелин

Глава 23

— Вы мне не противны. И мысль о браке с вами — тоже. Мне жаль, что все так сложилось, и у вас, по сути, нет выбора. В другой жизни предложение вам сделал бы кто-то более достойный, чем я.

— Вы...

«Вы достойный», — хотела сказать я, но запоздало прикусила язык.

— Зачем вы это делаете?

Вопрос застал его врасплох. Берли дернулся и опалил меня совершенно сумасшедшим взглядом.

— Что делаю? — переспросил, очевидно желая потянуть время.

— Спасаете меня. Предлагаете брак, — я повела рукой в широком жесте. — Вы же совсем не обязаны. И ничего мне не должны.

Он рванул воротник, словно ему не хватало воздуха, но в гостиной не было жарко.

— Потому что хочу, чтобы вы жили. И были счастливы, — тихо ответил он и поднял голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

Он мог сказать что-то про свой долг, но не стал. Мог сказать, что чувствовал себя обязанным, но промолчал.

И, кажется, сказал мне правду.

От которой сразу же заныло глупое сердечко. Я окинула Беркли внимательным взглядом. Разговор давался ему непросто. Я была уверена, что он предпочел бы стоять под пулями, чем рядом со мной в гостиной. Он не умел или не хотел обсуждать чувства, это я поняла еще давно. Жить с каменным сердцем и непроницаемой маской вместо лица гораздо проще. И выплескивать эмоции, участвуя в подпольных кулачных боях. Только кристальная злость, звенящая ярость и ненависть, и ничего больше.

— Эвелин, — позвал он меня по имени, что являлось грубейшим нарушением этикета, но мне ли на это пенять?.. — Соглашайтесь. Я... я не самый лучший человек и признаю это. Но... постараюсь быть для вас хорошим другом.

Другом.

Не мужем.

И только когда стихло его бешенство, которое еще в самом начале разговора пропитало гостиную насквозь, я поняла, как сильно вымоталась за эти короткие минуты. Хорошо, что под рукой нашелся стул, на который я почти рухнула. Заметила, как Беркли дернулся ко мне, но в последний момент удержал себя на месте. Сжал и разжал кулаки и на всякий случай скрестил за спиной руки.

Я могла настоять на своем. Могла подождать, пока не получу место гувернантки, и уехать. Но зачем?.. Я никогда не мечтала о браке по любви — прекрасно осознавала свое положение. Я ни о каком браке не мечтала, смирившись с тем, что останусь старой девой и проведу свою жизнь сперва подле дедушки, а затем — в одиночестве.

Но я не хотела к себе этой липкой, удушающей жалости, я ведь не была больна и не была калекой, и даже выучилась, получила профессию. Я могла работать. И не хотела, чтобы Беркли предлагал заключить с ним брак, потому что жалел меня. Это погубило бы нас обоих.

Что сказал бы дедушка?..

Подумала я и не сдержала тяжкого вздоха.

Что толку терзаться этим? Дедушки больше нет, я осталась одна и должна сама о себе заботиться.

Я украдкой, сквозь опущенные ресницы бросила на Беркли быстрый взгляд. Он почему-то считал, что недостоин меня, и этой глупости у меня не было объяснения. А правда заключалась в том, что мальчишка-бастард, выросший в кадетском корпусе, оказался благороднее многих.

— Да, милорд, — откашлявшись, заговорила я. — Я согласна. Давайте поженимся.

Наверное, в любовных романах в таких случаях положено обниматься. Невеста сияет от счастья, к ней со всех ног бросается одуревший от радости жених...

Конечно же, у нас не произошло ничего такого. Я осталась на стуле, Беркли замер в паре шагов от меня. Но я увидела облегчение у него на лице, а затем на мгновение разгладилась морщина на переносице.

— Вы… — заговорил он и сам себя оборвал, — хорошо, что вы согласились, — произнес как-то скомканно.

Вспомнив про существование сестры Агнеты, которая едва дышала во время этого тяжелого разговора, я обернулась к ней и успела перехватить ее странный взгляд. Глаза блестели, словно она сдерживала слезы, но с чего бы ей плакать?.. Наверное, просто игра света и тени.

— Я думаю, самым лучшем будет дать в газету скромное объявление, на пятой-шестой страницы. И после этого вы сможете какое-то время жить во флигеле, это будет прилично, — Беркли поторопился заговорить о делах. — Необходимо выдержать траур, хотя бы первые сорок дней, — он посмотрел на меня, и я механически кивнула. — После положенного срока будет прилично провести скромную церемонию.

— Хорошо, — сказала я, потому что его слова звучали очень разумно.

— Вы хотели бы здесь что-нибудь поменять?

— Что? — переспросила, потому что не поняла вопроса.

— Что-то поменять во флигеле, — вопреки своей привычной манере, неожиданно мягко пояснил Беркли. — Купить что-то, переставить?.. Быть может, вам нужно что-то из мебели или одежды? Я распоряжусь, чтобы это было сделано и оплачено.

Моргнув несколько раз, я посмотрела на него, размышляя, верна ли моя догадка. Он так неуклюже пытался обо мне позаботиться?..

— Нет... — начала я, но передумала, — благодарю, я поразмыслю над этим.

— Очень хорошо, — быстрая, слабая улыбка коснулась его губ.

У него даже из линии плеч ушло напряжение, которое копилось там все время, пока мы говорили. Только сейчас он смог расслабиться...

— Раз мы все... все обсудили, я пойду. Не смею больше мешать, — Беркли коротко поклонился мне и успел развернуться и дойти до дверей, когда я спохватилась и окликнула его.

— Милорд, постойте!

Он замер на полушаге, словно услышал приказ и посмотрел на меня.

— Я хотела поблагодарить вас, — сказала я, поднявшись вслед за ним на ноги и прижав к груди ладони. — За все, что вы сделали, — выделила голосом «все», потому что даже похороны он целиком взял на себя.

Я вообще ничего не соображала все те дни, что прошли между убийством и церемонией. Окружающая действительность была покрыта туманом.

Глаза Беркли вспыхнули, и он суетливым движением оправил лацканы сюртука.

— Вам не нужно меня ни за что благодарить, — посерьезнев, отозвался он.

— Вы не могли бы не уходить сейчас? — заговорила я, вновь поддавшись странному порыву. — А рассказать мне обо всем, что… что я пропустила?

Он явно колебался, это было видно невооруженным глазом. Но все же сдался, и его взгляд потеплел.

— Хорошо, — уронил тихо. — Я останусь и расскажу.

— Спасибо, — пробормотала я себе под нос.

Пропустила я не так много. Расследование топталось на одном месте. Никто не мог сказать, почему погибли те шесть несчастных женщин, которые были найдены на набережной. Что с ними произошло, было невозможно установить.

Аналогичная ситуация была с убийцей дедушки. Его след оборвался, никто ничего не видел, не слышал и не знал. Преступник просто забрался в сад лорда Беркли, застрелил человека, а потом на улицу, оставшись полностью незамеченным.

Хорошая новость все же была.

— За Эзрой следят. Я нанял людей, и Эван... мистер Эшкрофт приставил к нему жандармов. Так что он под контролем, — довольно унылым голосом закончил Беркли свой сухой рассказ, больше похожий на отчет.

— Он ведь не дурак, — я зябко повела плечами. — Не будет никуда лезть сам.

— Не будет, — мужчина скривил губы. — Но мне спокойнее от того, что Эзра под наблюдением. А теперь я все же откланяюсь. Вы должны отдыхать и набираться сил, — он сказал это непреклонным голосом, но я и так не намеревалась спорить.

Пожалуй, некоторая безысходность услышанных новостей прибила меня, и я вновь почувствовала разом навалившуюся усталость. И потому я поднялась, чтобы проводить Беркли в холл, а когда вернулась, то увидела, что сестра Агнета по-прежнему дожидалась меня в гостиной.

— Вы считаете, я поступила неправильно? — спросила я напрямик, припомнив все те странные взгляды, что ловила на себе.

Она печально покачала головой.

— Мы не вправе судить людей, не поносив их сапог. Не прожив их жизнь.

Но что-то в ее голосе подтолкнуло меня продолжить.

— И все же?

— Вы мне очень нравитесь, Эвелин, — сказала она мягко. — И я очень сочувствую тому, что вы пережили, потому что далеко не каждый выдержал бы такое... Но вы не сломались. Но я хотела бы, чтобы Ричард был тоже счастлив. Он это заслужил.

— Вы думаете, он будет несчастен в этом браке? — осторожно уточнила я, не совсем понимая, почему сестра Агнета продолжала смотреть на меня с грустью и затаенной болью. — Вы же слышали все, что сказал лорд Беркли. Брак будет... формальностью. Он будет волен вести такую жизнь, как привык.

— Не будет, — она покачала головой. — Ричард не будет вести такую жизнь, как привык. Видите ли, Эвелин, я ведь помню его еще совсем мальчиком. Он вырос в кадетском корпусе на моих глазах, и потом наше общение никогда не прерывалось надолго... И даже сейчас, он позвал меня, когда понадобилась помощь, и я сразу же приехала, потому что всегда питала к нему особую слабость.

Наверное, в какой-то степени можно было сказать, что сестра Агнета не заменила Беркли мать, но стала ему второй матерью.

— Почему вы говорите, что он не будет вести прежнюю жизнь? Я... я прекрасно понимаю, почему и для чего заключен наш брак, и я не собираюсь как-то ограничивать лорда Беркли, или ставить условия...

— Он просто не сочтет для себя возможным, — она пожала плечами, словно мы говорили об очевидных вещах. — Он так вырос... когда не на кого было полагаться, оставалось полагаться только на свое слово и на свою честь — сперва кадета, после офицера, теперь — дворянина. Если вы поженитесь, он никогда не сделает того, что могло бы бросить тень уже на вашу честь, как его супруги.

Дрожь прошла у меня по рукам и плечам, и в груди зародилось нехорошее предчувствие. Сестра Агнета говорила о вещах, о которых я, признаться, не задумалась сама... И напрасно.

— Поэтому я боюсь, что Ричард будет несчастлив.

— Со мной? — переспросила я, чувствуя себя глупым деревянным болванчиком.

Она проницательно посмотрела на меня и, помедлив, все же кивнула.

— Но не потому, что вы что-то сделали не так, — замялась сестра Агнета, подбирая слова.

Она явно старалась меня не обидеть.

— Вы ему глубоко небезразличны, но, как благородный человек, однажды дав вам слово, он не станет просить изменить условия, на которых только что была заключена ваша помолвка.

«Я постараюсь быть для вас хорошим другом».

Глубоко небезразлична?..

Наверное, тень легла на мое лицо, потому что сестра Агнета всполошилась.

— А вообще, Эвелин, простите меня, старуху. Что лезу не в свое дело и болтаю не думая. Сегодня такой тяжелый день для вас... мы все устали, и лучше отправиться отдыхать. Завтра будет новое утро и новый рассвет.

Губы дрожали и не слушались, но я все же собралась с силами.

— Да, вы правы. Нам давно пора отдыхать, — ломким голосом проговорила я.

Мы очень быстро простились, пожелав друг другу доброй ночи, и я ускользнула в спальню. И лишь когда с головой укрылась тонким одеялом, смогла, наконец, выдохнуть. С облегчением я закрыла глаза, но перед ними одна за другой продолжали мелькать картинки этого бесконечного дня.

Все смешалось: похороны дедушки, предложение лорда Беркли, разговор с сестрой Агнетой. Голова пухла от мыслей, казалось, ее вот-вот разорвет изнутри.

Уснула я с огромным трудом, а проснулась вялой и разбитой. Хотелось лежать под одеялом весь день и никуда не выходить, но позволить себе хандрить я не могла. По спине прокатывался холод, стоило вспомнить, что происходило со мной последние дни.

Я словно жила внутри огромной черной дыры, из которой не было выхода. Горе засасывает, если уйти в него слишком глубоко. Засасывает незаметно, а потом все дни сливаются в одно сплошное серое пятно, и ты уже не отличаешь утро от вечера и не помнишь, что делала вчера.

Поэтому я заставила себя спустить босые ноги на пол и умылась остывшей за ночь водой из кувшина. Надела черное, глухое платье с высоким воротником под самый подбородок и с неброским кружевом на груди — единственным украшением. Траур по близкому родственнику носили год, но если мы и впрямь поженимся с Беркли, то после сорока дней я сменю черный цвет на лиловый.

Не стоит пренебрегать приметами даже в нашем странном случае. Все знают, что невеста в черном — к беде.

Разговор с сестрой Агнетой не шел из головы. Ее слова взбудоражили что-то во мне и зародили сомнения, которых не было, когда я давала согласие.

И ее вскользь оброненное: «вы ему глубоко небезразличны».

Что мне с этим делать, я не знала. Но решила, что самый лучший выход — занять руки чем-то полезным. Я устала сидеть и терзаться, и бесконечно переживать одни и те же страдания. Это душило меня, подтачивало капля за каплей. Я хотела отвлечься, хотела приносить пользу в конце концов. И потому отправилась в «большой» дом еще до завтрака, но, к своему удивлению, ровно на середине тропинки встретилась с Беркли.

— Нам нужно поговорить, — сказали мы одновременно.

— Вы первая, — конечно же, он уступил мне, но я резко мотнула головой.

— Нет, давайте лучше вы.

Он коротко кивнул.

— Я хочу поговорить о вашем отце.

Я не успела ничего ответить, когда желудок громко заурчал. Лучшего момента и придумать было нельзя.

— Вы голодны? — конечно же, Беркли услышал и отреагировал. — Вы не ели? Вы должны есть. Идемте в дом, я прикажу накрыть на стол.

Я молча кивнула и последовала за ним, с удивлением прислушиваясь к своим ощущениям. Я действительно была голодна — позабытое чувство. Не помню, когда в последний раз хотелось что-то съесть. Наверное, еще до убийства дедушки…

Мы вошли в столовую, когда слуги как раз убирали со стола пустые тарелки.

— Леди Эвелин позавтракает здесь, — сказал Беркли, когда к нему обратились взгляды лакеев. — Я выпью еще чашку кофе. Благодарю.

Затем он молча подошел к столу и отодвинул для меня стул, а сам сел напротив, не во главе. Мы ни о чем не говорили, пока лакеи меняли подносы и блюда и расставляли вокруг меня хлеб, сыра, несколько видов холодного мяса, нежнейшее масло, вазу с фруктами. Когда для графа принесли кофе в крошечной чашке, по комнате поплыл горький, терпкий аромат.

— Это эспрессо, — пояснил он, заметив мое любопытство. — Модные заграничные веяния.

Я лишь кивнула и усилием воли прекратила комкать салфетку, что лежала на коленях.

— Зачем вы хотели поговорить о моем отце? — спросила я, встретившись взглядом с Беркли.

— Ешьте, — непреклонно отозвался он и легким кивком указал на многочисленные блюда, что были расставлены передо мной.

Лишь дождавшись, пока я положу себе всего по чуть-чуть, он заговорил.

— Еще только когда вы ко мне впервые обратились с просьбой отыскать мисс Фоули, я запросил старое дело вашего отца, — Беркли начал издалека, и я мгновенно насторожилась.

— Зачем оно вам понадобилось тогда? Ведь речи о нем не шло.

— Это сейчас неважно. Я расскажу в другой раз, если будет угодно, — он отмахнулся, сделал небольшой глоток и поморщился. — Потом наше дело стало разрастаться как снежный ком, и до документов по вашему отцу я добрался далеко не сразу. А когда разобрал их, то понял, что почти все они — какие-то мелкие, неважные бумажки. Оказалось, основная часть производства до сих пор засекречена. Об этом не знал даже мистер Эшкрофт, который помогал с ним.

— Прошло уже пятнадцать лет, — тихо заметила я.

— Да, — отставив чашку, Беркли хрустнул костяшками.

— Я не смогу вам помочь. Я едва помню отца. Какие-то записи могли сохраниться у дедушки или в старом доме, но...

— Но он сгорел. Весьма вовремя, — жестко закончил он за меня.

Я подняла на него ошеломленный взгляд, застыв с поднятыми в руках ножом и вилкой.

— Вы думаете, тот пожар был связан сэтим?

— Я думаю, что одним ударом тогда было поражено сразу несколько целей.

— Понятно, — с трудом сглотнув, я посмотрела на кусок сыра на своей тарелке, который вдруг перестал казаться аппетитным.

— Именно ваш отец, занимая должность Лорда-Канцлера, поспособствовал тому, чтобы магия в нашей стране оказалась вне закона. Под запретом, как и магические артефакты. Он был далеко не единственным, но его мнение сыграло свою не последнюю роль.

— Я не... — я мотнула головой и резко замолчала.

Я не знала? Я никогда не пыталась узнать?.. Я старательно пыталась забыть, кем бы мой отец и что он совершил?..

— Его казнили за хранение в сейфе двух артефактов, — я вновь заговорила. — Один был создан чуть ли не для убийства королевской особы...

Это я помнила по скупым оговоркам дедушки.

— Да, — Беркли кивнул. — Именно так говорили.

Что-то прозвучавшее в его голосе заставило меня поднять голову и посмотреть ему в глаза. Кажется, он ставил под сомнение объяснение, которое было доведено до взволнованной общественности, ведь отца судили в закрытом процессе. Присутствовать на нем не дозволили даже дедушке, а он был единственным живым родственником. И приговор огласили также за закрытыми дверьми, и в газетах были напечатаны лишь краткие выжимки.

— Сейчас Лордом-Канцлером является человек, который считает себя моим отцом, — Беркли усмехнулся. — И при его попустительстве черный рынок в столице достиг невиданных прежде масштабов.

Лицо графа, когда он заговорил о герцоге Саффолке, ожесточилось. Он даже нос нахмурил, словно унюхал что-то очень неприятное.

— У меня есть теория, что пропажа девушек могла быть связана с какими-то ритуалами, — понизив голос, сказал Беркли. — Но, чтобы разобраться в этом, необходимо обладать знаниями, за которые сейчас официально полагается смертная казнь. Пока ваш отец служил Короне, он наверняка вел записи, дневники. Вероятно, практически все было изъято королевской комиссией, но что-то могло затеряться. Сохраниться среди личных бумаг, которые были не тронуты.

Я медленно покачала головой.

— Не думаю, что что-то осталось. Если бы дом был цел, мы могли бы поискать в нем, но увы... — и я зябко повела плечами.

— Что еще есть у вас из имущества? — Беркли пристально на меня посмотрел.

Я задумалась.

— Была земля где-то на севере, но дедушка ее продал и купил дом. На него я не видела никаких бумаг. Не успела... — пришлось крепко прикусить губу и замолчать, чтобы переждать острый приступ душевной боли.

— Банковские хранилища? Ячейки? Что-то из этого?

— Кажется, нет... Можно сделать запрос поверенному. Но через пять дней он в любом случае вернется, чтобы огласить... завещание.

Меня вновь передернуло, и я резко замолчала.

— Да, вы правы. Дело терпит.

Мужчина залпом осушил чашку с остывшем кофе и откинулся на спинку стула.

Некоторое время мы молчали. Я смотрела в несчастный кусок сыра на своей тарелке, Беркли — куда-то в сторону.

— Вы думаете, что... герцог Саффолк может быть замешан? — я понизила голос почти до шепота.

Сама мысль о таком была крамолой! И могла повлечь суровое наказание.

Граф совершенно искренне, устало вздохнул.

— Я уже не знаю, что думать, — стыло усмехнулся он. — Жандармы в тупике, я в тупике, расследование замерло на мертвой точке, и я никак не могу его сдвинуть.

— А те несчастные женщины… которых нашли в ночь убийства дедушки... — очень осторожно начала я, — почему никто не знает, как они умерли?

— Зрите в суть, миледи, — произнес он серьезно, без намека на улыбку. — Я тоже задаюсь этим вопросом. И мой друг, мистер Эшкрофт.

Его голос звучал очень выразительно. Наши взгляды встретились, и Беркли, помедлив, закрыл глаза и застыл так на несколько секунд, безмолвно подтверждая выводы, которые увидел в моем взгляде.

Немыслимо!

— Артефакты? — голосом тише шепота прошелестела я.

— Да.

Слова вдруг меня покинули — настолько ошеломительным, но и очевидным казался ответ. Он буквально лежал на поверхности — если знать, куда смотреть. Медленно я сглотнула вязкий комок и потянулась за чашкой, в которой давно остыл чай. После второго глотка стало легче, после третьего — вернулась способность говорить.

— Это все очень опасно, миледи, — прозвучал напряженный голос Беркли.

Он сидел теперь, подавшись вперед, и положил на стол локти: вопиющее нарушение этикета. И не сводил с меня строгого взгляда.

— И я рассказал лишь потому, что не хочу, чтобы подобные вещи вы выясняли обходными путями за моей спиной. Любое слово, сказанное не тому человеку, может привести к непредсказуемым, разрушительным последствиям.

— Вам не нужно об этом волноваться, — я невесело усмехнулась. — О разрушительных последствиях я знаю всё.

Он посмотрел на меня и молча кивнул.

Когда завтрак закончился, я вышла в сад. Лорд Беркли сказал, что хочет взглянуть на дело свежим взглядом, и удалился в кабинет — я невольно отметила, что он не покинул особняк и не поехал в помещение, в котором принимал клиентов в городе. Еще он сообщил, что к вечеру ждет на ужин своего друга мистера Эшкрофта. Тот должен прибыть с какими-то новостями.

Оказавшись снаружи, почти сразу же я услышала чью-то перепалку. Это было так странно, что пробудившееся любопытство толкнуло меня в сторону, откуда доносились голоса. Один из них принадлежал ребенку, что было удивительно втройне. С изумлением я узнала в мальчишке, который спорил с садовником, Томми — юного помощника лорда Беркли. Именно ему не так давно граф поручил следить за Эзрой.

Прошло около двух недель, а мне казалось, что гораздо больше.

— Некрасиво так, дяденька, — Томми, катая во рту длинную травинку, болтал садовнику под руку. Тот с помощью неудобных ножниц пытался остричь ветки в разросшихся кустов.

— Ты помалкивай, — беззлобно отмахнулся от мальчишки мужчина и тыльной стороной локтя стер со лба пот.

Я подошла к ним и остановилась в паре шагов. Светловолосый Томми говорил и вел себя так, словно жил в особняке.

— А тут криво, — он подлез садовнику под руку, за что тут же получил по затылку.

Несильно, слегка, больше для острастки. Мальчишка даже не поморщился, только весело хмыкнул, а потом заметил меня.

— Ой, здрасьте, — протянул он и катнул травинку во рту. — Доброго денечка, миледи!

Его цепкий взгляд прошелся по мне, подмечая и черный траурный наряд, и синяки на лице, и общую усталость. Смотрел Томми не как ребенок, но это я поняла еще в предыдущую встречу.

— Как ты здесь оказался? Ждешь лорда Беркли? — спросила я наугад.

— Ха! — воскликнул тот и приосанился, гордо вытянув тощую шею.

Одет он был получше, чем тогда на ярмарке. Опрятно и чисто, хоть и скромно.

— Я туточки, в особняке живу, — сообщил он с важным видом.

— Что болтаешь! — вновь осердился садовник. — Миледи, не слушайте этого пустослова. Лорд Беркли дозволил в сторожке ему пару ночей провести, вот и все.

Я бегло улыбнулась мужчине и повнимательнее присмотрелась к мальчишке, который по-прежнему не опускал задранного носа. Звучало объяснение садовника странно.

— Томми, пройдись со мной, — попросила я, и тот с готовностью сорвался с места.

Еще и язык умудрился спине садовника показать, когда мы немного отошли по тропинке. Я притворилась, что не заметила.

— Так как ты оказался в особняке? — спросила я вновь.

Томми брел рядом со мной и шаркал ногами, собирая на добротные ботинки всю пыль и грязь.

— Его милость велел, — отозвался тот просто, без прежних выкрутасов, которые демонстрировал садовнику. — Я ж это... — он вздохнул совсем по-взрослому и стыдливо отвел взгляд, — попался со слежкой-то.

— Как попался? — удивилась я. — Ты же говорил, что «следишь умеючи»? — я думала, что беззлобная шутка его повеселит, но неожиданно наткнулась на сильную вспышку гнева.

— А я и слежу! — огрызнулся Томми. — Только и Эзра оказался не лыком шит, а я для него слишком мелкая сошка!

Он сердито засопел.

— Я не хотела тебя обидеть, — сказала я искренне, потому что мальчонка мне нравился, хоть мы и виделось всего несколько раз.

— Да чего уж там... — он махнул рукой и взлохматил волосы на затылке. — Я тоже хорош... на леди вроде вас орать не полагается. Так что прошу пардону, миледи.

Я улыбнулась и протянула ему руку, которую он пожал, но сперва тщательно отряхнул свою ладонь о брюки.

— В общем, засветился где-то ваш Томми, — он вновь вздохнул. — Эзра меня срисовал, видать. А потом и его милость нашел, рассказал про все ужасы, что творятся... бабенок этих поубивали... а, ой, простите, миледи!

Было и смешно, и печально. Я кивнула, показывая, чтобы мальчик продолжал.

— Ну, и вот. А куда мне податься, коли Эзра ополчился? Улица меня с потрохами сожрет, там миндальничать не будут, разговор короткий. Раз — и перо в брюхе... ой, миледи, простите еще разочек!

Я уже не сдержала улыбки. Томми рассказывал о страшных вещах, а накануне я похоронила дедушку, но, слушая мальчонку, я совершенно искренне развеселилась. И мгновенно ощутила болезненный укол совести.

— В общем, его милость велел к нему перебираться, в особняк значит. Вот я здесь уже и шарюсь.

— И давно?

— Да после ночи, когда бабенок нашли... его милость меня тоже разыскал в городе, за шкирку и в экипаж погнал! — с восторгом отозвался Томми. — Боялся, стало быть, что помру я, что Эзра меня раньше него отыщет. Во как! Я всегда говорил, что его милость — хороший человек!

С этим поспорить я не могла.

— Странно, что я тебя раньше не встречала... — сказала я чуть растерянно.

— Да чего же странного? Вы — там, — кивнул на флигель, — я — тут, — указал на черную сторону особняка, которую занимали слуги. — Да и сегодня первый разочек в сад вышел, все больше на кухне подсоблял.

— Кухарка выгнала? — проницательно спросила я.

— Сварливая перечница, — насупился он.

Я усмехнулась, не сдержавшись. Этот мальчишка был не отёсан, дерзковат, но в его словах всегда звучала поразительная точность.

— А вы чего в сад вышли, миледи? — вдруг спросил он. — Тут нынче зябко. Или... вы его милость ждете?

Я замерла.

— Нет. Я просто… хотелось воздуха.

— Ага, — протянул Томми недоверчиво, но ничего не сказал. Только сунул руки в карманы, поглядел в сторону дома, потом снова на меня. — А это вашего деда убили, да? Заметно его милости?

— Моего, — голос дрогнул, несмотря на попытки его удержать.

— Бывает... — он вздохнул. — У меня папку тоже зашибли. В карты кому-то проигрался и долг не вернул. А каждый знает, что долги возвращать надобно!

— А матушка?..

— Померла от чахотки, — сказал Томми почти равнодушно.

Я застыла.

— Так что вы не грустите, — подытожил он. — Дед ваш, как мои папка с мамкой на Небесах теперича.

В носу защипало и пришлось нахмуриться, чтобы сдержать слезы.

— Ты прав, Томми, — сдавленно прошептала я. — Не буду грустить.

— Вот вы умница! — со всей возможной ласковостью восхитился мальчишка. — Ну, я побегу пока, еще подсолю с чем-нибудь. А то негоже на шее у его милости-то сидеть!

Дождавшись моего кивка, он развернулся и сноровисто скрылся в саду. Я еще недолго постояла, смотря в точку, из который Томми давно исчез. Кажется, у этого ребенка мудрости было больше, чем у меня. Во всяком случае, не меньше.

Запахнув поплотнее шаль на груди, я побрела к флигелю. Томми следил за салоном мадам Леру по просьбе Беркли. Это место являлось краеугольным камнем всего расследования.

Модистку навещали исчезнувшие женщины, к ней же ходила Джеральдин, ее посещал Эзра... Казалось логичным допросить эту таинственную хозяйку салона, но... но Беркли сказал, что он в тупике, как и жандармы, и расследование. Значит, по какой-то причине к мадам Леру не приближались. Слишком опасно? Боялись спугнуть Эзру и ждали, пока он объявится первым? Но если он понял, что Томми следил за ним, он уже знал, что представляет интерес...

Ох. То, что нашли тела тех несчастных в ту же самую ночь, когда покушались на Беркли, а убили дедушку, уже не казалось простым совпадением. Скорее — чьим-то планом, пусть и наспех продуманным.

Перед тем как войти во флигель, я остановилась и повернулась, чтобы посмотреть на особняк. Если спрошу графа о салон мадам Леру прямо, он ответит, интересно?..

«Я рассказал лишь потому, что не хочу, чтобы подобные вещи вы выясняли обходными путями за моей спиной» — в памяти всплыли его слова.

Попытаться стоит, выслушать его отказ я всегда успею.

Мистер Эшкрофт приехал вечером, опоздав к ужину на полчаса. Мы сидели за столом вчетвером: лорд Беркли, сестра Агнета, Мэтью и я. Появление мистера Миллера стало для меня сюрпризом. Кажется, он прибыл, чтобы вместе со своим нанимателем посмотреть на запутанное дело под иным углом, но, судя по тому, каким безрадостным выглядел граф, успеха они не достигли.

В напряженной атмосфере, что царила за столом, любопытничать не хотелось, и я решила, что придержу свои вопросы.

Но Беркли заметно оживился, когда дворецкий Хилл объявил о прибытии мистера Эшкрофта. Пока мужчины приветствовали друг друга, поднявшись со стульев, я украдкой оглядела гостья. Выражение лица у него было таким же кислым, как у графа.

Увидев меня, он замялся и откашлялся.

К такой реакции я уже тоже начала привыкать.

— Проходи, садись. Выпьешь что-нибудь? — Беркли попытался проводить гостя к столу, но тот резко мотнул головой.

— Сперва поговорим. С глазу на глаз, — сказал напряженным голосом.

Они обменялись взглядами, суть которых мне была неясна, затем граф кивнул.

— Конечно. Идем.

И спешным шагом они вдвоем покинули столовую.