Леди Эвелин
— Письма?
Резкий голос Беркли заставил бедную миссис Фоули вздрогнуть. Я подняла голову и бросила на него неодобрительный взгляд, но он даже не посмотрел на меня.
Он был раздражен и прямо с утра пребывал не в духе.
— Какие письма? Их было больше, чем одно? — спросил он, хотя она не ответила даже на первый вопрос.
Затем Беркли подошел к креслу и, вновь на меня не взглянув, протянул руку. Я вспыхнула и решила, что встану сама, чем буду принимать его подачки, и ладонью уперлась в подлокотник. Голова все же закружилась, когда я выпрямилась, и я почувствовала на локте жесткую хватку мужчины. Затем услышала недовольный скрежет зубов.
Он так их в крошку сотрет...
Беркли отконвоировал — да-да, именно это слово — меня к ближайшему стулу и вновь посмотрел на миссис Фоули. Та уже отняла ладони от лица, и теперь крупные слезы текли по ее щекам непрерывно.
— Пришло второе... — глухо выдавила она, — не так давно...
— Вы потому не желали со мной говорить?
Миссис Фоули отвернулась и принялась комкать в ладонях заляпанный подол платья. Беркли же усмехнулся, и я вскинулась, метнула в него гневный взгляд. Да почему он так груб с несчастной женщиной?! Она столько пережила!
— Покажите второе письмо, — еще и говорил с ней в приказном тоне.
К моему удивлению, миссис Фоули послушалась и встала с кресла. Когда она скрылась в соседней комнате, я повернулась к Беркли, чтобы сделать ему замечание, но он, словно предчувствуя, отошел к окну и стал ко мне спиной. Я увидела лишь его стиснутые кулаки и фыркнула.
Что же, раз ему так угодно, и слова больше ему не скажу!
Миссис Фоули вернулась, держа в дрожащих руках маленький, потрепанный конверт.
— Вот, милорд, — всхлипнув, передала ему Беркли, а тот вдруг взял его неожиданно мягко и кивком указал ей на кресло.
— Благодарю. Вы присядьте и не волнуйтесь.
Пока он, хмурясь, читал, мне оставалось лишь жадно всматриваться в его лицо в жалкой попытке понять содержание письма. Вот он нахмурился, вот чуть вскинул бровь, вот округлил глаза, вот хмыкнул...
Я прикусила язык и отвернулась, когда он закончил. Кончик языка жег вопрос, но я решила, что не стану просить. Я и так чувствовала себя пятым колесом у экипажа, потому что Беркли прямо с утра демонстрировал какой-то запредельный уровень пренебрежения.
— Прочтите.
Стыдно, но когда его голос прозвучал прямо над ухом, я подпрыгнула от испуга. Мужчина стоял рядом со стулом и держал в вытянутой руке письмо. Его лицо вновь было бесстрастным, лишенным любых эмоций. С трудом заставив себя досчитать хотя бы до трех, а не сразу кидаться к конверту, как к подачке, я взяла сложенный лист. Наши пальцы при этом коснулись друг друга, и Беркли отдернул ладонь столь быстро, словно я обожгла его кислотой...
— Как вы поняли, что его написала не ваша дочь? — спросил он.
Я пробежалась взглядом по строчкам: почерк был совершенно тот же, что и в первом письме, которые мы уже видели.
— Моя девочка так никогда меня не называла, — миссис Фоули поджала губы. — Матушкой, как в первой и последних строках. И она перепутала кличку нашего кота — там, где якобы говорит, что приютила бездомыша. И почерк... Я нашла старые тетради Джеральдин, это не ее почерк! Я уверена!
Воскликнула она и вновь залилась слезами.
Я повертела письмо в руках, рассматривая его. Кто и зачем написал второе? Подумал, что первое было недостаточно убедительным?.. Но почему?..
— Миссис Фоули, — мягко, но непреклонно позвал ее Беркли. — Вы позволите осмотреть комнату Джеральдин?
— Зачем? — всхлипнула она.
— Среди ее вещей могут обнаружиться... важные зацепки, — эзоповым языком объяснил он смысл просьбы.
— Осматривайте... — женщина как-то обмякла в кресле и махнула рукой. — Делайте что хотите. Моя девочка исчезла, и ничего ее не вернет...
— Миледи, останьтесь с миссис Фоули, — Беркли впервые посмотрел мне прямо в глаза. — Ей необходимо ваше общество.
Как я могла отказаться?..
К горлу поднялась обида, но я задушила ее. Он намеренно оставлял меня за скобками, намеренно не позволил войти в спальню и поискать вместе с ним.
Во рту сделалось горько, и я повернулась к миссис Фоули и протянула руку, чтобы погладить ее по плечу. Кажется, в глазах Беркли я по-прежнему была способна лишь к роли жалкой статистки.
Он вернулся в гостиную спустя несколько минут. Я не хотела, но все же взглянула на него, ища ответ, и он прикрыл глаза и едва заметно кивнул. Значит, нашел то, что искал.
Мы очень быстро попрощались, я не успела удивиться даже. Я думала, Беркли хотел поговорить с миссис Фоули о той горничной, которая работала вместе с Джеральдин, но, кажется, эта необходимость отпала.
Едва мы оказались на крыльце, я сделала глубокий вдох. Лишь снаружи стало понятно, насколько затхлым и липким был воздух внутри. Голова немного закружилась, и я поспешила опереться ладонями о перила.
— Возьмите мой локоть, — с каменным лицом предложил Беркли.
Хотелось отмахнуться, но, кажется, я переоценила свои силы на этот день. Потому что почувствовала в теле огромную слабость, которая заставляла ноги подгибаться. Без его помощи я не дойду до экипажа, и скрепя сердце, я сжала ладонью его локоть.
— Почему вы не стали ни о чем больше спрашивать? — спросила, когда мы сделали несколько шагов.
Он шел теперь медленно и осторожно, но вместо благодарности я чувствовала лишь глухое раздражение. От его противоречивости я устала сильнее, чем от этого визита.
— Отпала необходимость. И не хотел слушать ненадежного свидетеля, — неожиданно миролюбиво пояснил он.
— Почему ненадежного?
— Я думаю, все, что миссис Фоули знала о своей дочери — одна большая ложь. И я нашел остатки упаковки и ленты из салона мадам Леру. Ваша подруга бывала в нем. Скорее всего, неоднократно.
Я знала это, чувствовала, но все равно ощутила, как тяжесть его слов придавила меня к земле.
— Это нормально, — Беркли усмехнулся. — На самом деле, мы очень мало знаем о людях вокруг нас. Даже о тех, кого считаем близкими...
Я хотела, но не успела спросить, кого он имел в виду, потому что мы как раз покинули участок миссис Фоули и подошли к экипажу, а нам навстречу шагнул кучер.
— Милорд, один из ваших мальчишек передал послание, — произнес он что-то непонятное, но Беркли разом подобрался и кивнул, показав, что слушает. — Сказал, что добыл нечто для вас важное про «разряженных в пух и шелк дамочек» и что встретится с вами на том же месте, где в прошлый раз.
Кучер скривился, явно не одобряя подобный язык, а Беркли хмыкнул.
— Это Томми, — сказал он и покосился на меня. — Согласны еще немного прокатиться?
Что я могла ответить, кроме как.
— Конечно же.
Мы приехали... на ярмарку. Экипаж остановился недалеко от центральной части города.
— Пройдемся, — сказал Беркли, когда я ступила на мостовую, и привычным жестом предложил мне локоть.
А вместо горничной следом за нами отправилось двое незнакомых мужчин. Когда мы отошли на сотню шагов, я увидела экипаж, который совершенно точно уже мелькал сегодня у меня перед глазами. Вероятно, то самое «сопровождение», о котором упомянул как-то Беркли. Охрана.
Пока мы шли, я с любопытством оглядывалась. И хотя я старалась не крутить особенно сильно головой, Беркли все равно заметил.
— Редко бываете в этой части города? — спросил он небрежно.
И я залилась густой краской, почувствовав себя нищенкой, выбравшейся в свет. Стало неприятно, все волшебство прогулки разом улетучилось.
— Редко, — неохотно выдавила я из себя и резко отвернулась, чтобы скрыть смущение.
— Я не предполагал вас задеть, миледи, — сказал Беркли с обескураживающей прямотой, и я почувствовала, как в груди заворчало глухое недовольство.
Что с ним творилось сегодня? Он то был нарочито груб, то почти извинялся. То смотреть на меня не мог, то подавал локоть и сопровождал мое движение пристальным, невыносимым взглядом...
От злости я поджала губы в тонкую нить. Дедушка был не так уж не прав. Нам действительно стоило держаться от него подальше.
Мне.
— Пришли, — ровным голосом сообщил Беркли и потянул меня чуть в сторону от торговых рядов, между которыми с деловитым видом сновали кухарки и горничные.
День был не выходным, и на ярмарке почти никто не прогуливался. Не было ни детей, ни гувернанток, ни семейный пар. Лишь спешащие по своим делам, замученные слуги. На их фоне я и Беркли выделялись, и мне стало неловко, потому что нас провожали долгими взглядами и смотрели нам вслед.
Странное место встречи назначил ему этот Томми.
— Вашмилость! — мальчишка вынырнул из тени так резко, что я едва не вскрикнула от неожиданности и схватилась за локоть Беркли.
Граф дернулся, явно тоже застигнутый врасплох, но, в отличие от меня, его первая реакция была менее эмоциональной — он коротко выругался сквозь зубы и, не раздумывая, отвесил мальчишке затрещину.
— Не смей так больше делать, Томми, если не хочешь однажды словить пулю вместо затрещины, — холодно бросил Беркли.
Я моргнула, удивленно переводя взгляд с него на мальчишку.
Томми, хоть и поморщился, вовсе не казался обиженным — наоборот, он быстро почесал нос, подобрался и кивнул.
— А теперь извинись перед леди Эвелин, которую напугала твоя идиотская выходка, — приказным тоном велел Беркли.
Мальчишка моргнул, бросив быстрый взгляд на меня, и виновато передернул плечами.
— Прошу пардону, миледи, не хотел вас пугать.
— Ничего страшного, Томми, — я сдержанно кивнула, пытаясь не улыбнуться.
— Вот и молодец, а теперь к делу, — Беркли скрестил руки на груди. — Что ты видел?
—Онбыл в салоне, — произнес с нажимом. — Дважды.
— Дважды? — граф сузил глаза. — Прошли едва ли сутки.
— В-о-о-от! — мальчик довольно кивнул. — Потому и вызвал вас так срочно, вашмилость. Так вот. Первый раз вчера под вечер. Сидел там долго, прямо до закрытия. И с утра. До сих пор сидит. Чудно́ так, что он там в дамских тряпках потерял?..
— Томми, — Беркли одернул его и строго нахмурил брови. — Избавь леди Эвелин от своих размышлений. Ты следил, кто приходил и уходил?
— Конечно, вашмилость! — он гордо вздернул нос. — Но ничего примечательного. Обычные господа. Пара леди. Никого подозрительного, кроменего.
Граф сжал челюсти, а у меня зародилось подозрение, что я знала имя человека, о котором рассказывал Томми.
— И он не встречался ни с кем еще?
— Не-а.
— Как он выглядел, когда пришел сегодня утром?
— Мрачный, как погребальная свечка, — Томми поежился. — Будто знал что-то, что ему не нравится.
Беркли бросил быстрый взгляд на меня, затем снова повернулся к мальчишке.
— Хорошая работа, Томми.
— Я ж говорил, что слежу умеючи, — тот гордо выпятил грудь и почему-то покосился на меня.
— Следи дальше. Но осторожно.
— Как скажете, вашмилость! — Томми развернулся и уже собрался юркнуть в переулок, когда Беркли остановил его.
— Погоди, — сказал он и, порывшись в кармане, протянул тому несколько монет.
Удивительно, но мальчишка не спешил их брать. Он даже спрятал грязные ладони за спину и шагнул назад.
— Рано пока, м’лорд, — посерьезнев, он покачал головой. — Я ж едва приступил.
— Бери, Томми. Ты заработал, — строго велел Беркли, и мальчишка сдался. Схватил монетки и убежал, словно его тут и не было.
Я перевела взгляд на мужчину.
— Он следил за Эзрой?
Граф хмуро смотрел в сторону, куда исчез Томми, прежде чем заговорить.
— За салоном мадам Леру. Но встретил там его, да.
Я поежилась, а он спохватился и вынырнул из глубокой задумчивости. Кажется, мой вопрос застал его врасплох. Именно поэтому я и получила правдивый ответ, хотя особо не надеялась его услышать.
— Вы не устали? — Беркли внимательно посмотрел мне в глаза.
В его взгляде была странная, непривычная мягкость.
— Почему вы спрашиваете? — удивилась я.
— Я бы хотел посетить еще одно место. Но если вы устали, то сперва я верну вас в особняк.
Он что, предоставил мне право выбирать?..
— Я не устала, — ответила я ровно, и уголки его губ едва заметно дернулись, будто он был доволен моими словами.
Я тут же отогнала от себя совершенно безумную, глупую мысль, что ему было приятно мое общество и он хотел растянуть этот момент. Потому и не спешил возвращаться в особняк.
И тут он косвенно подтвердил это.
— Хорошо, — сказал он с непривычной расслабленной легкостью. — Но сперва мы с вами выпьем чаю. Вам необходимо передохнуть, а здесь поблизости есть одно хорошее место.
Пальцы на его согнутой в локте руке я сжала почти механически.
— Почему вы рискнули и поручили Томми слежку за салоном мадам Леру? — спросила я, чтобы не молчать.
Да и вопрос давно вертелся на языке.
— Почему вы удивлены?
— Он — уличный мальчишка, а вы ему доверяете. Не боитесь, что он продаст вас Эзре.
Беркли усмехнулся.
— Не боюсь, — подтвердил он. — Видите ли, Томми мой должник. А на улице это не пустой звук.
— Как так вышло?..
Беркли на мгновение замолчал, будто решая, рассказывать ли мне эту историю.
— Однажды Томми попытался меня ограбить, — сказал он наконец, и в его голосе прозвучала легкая насмешка.
Я моргнула.
— Грабитель? — переспросила я, невольно представляя, как этот худощавый мальчишка с руками по локоть в грязи пытается обокрасть графа.
— И весьма неудачный, должен сказать, — Беркли сухо усмехнулся. — Дело было поздним вечером, я возвращался из клуба.
— И?
— И он полез ко мне в карман. Не слишком ловко, но с большим энтузиазмом.
— Позвольте догадаться: вы поймали его за руку?
— Нет. Я решил подождать, пока он справится с задачей, чтобы посмотреть, насколько у него это выйдет.
Я изумленно посмотрела на него.
— Вы позволили себя обокрасть?
— Позволил ему попробовать, — уточнил Беркли, медленно поводя пальцем по краю рукава. — Правда, Томми не успел. Жандармы оказались быстрее.
— Его поймали?
— Да.
— И что потом?
— Потом его потащили в участок, а там, как вы, возможно, знаете, за карманную кражу полагается либо работный дом, либо удары плетью.
Я на секунду замерла. В моей голове еще звучал голос Томми, еще стоял перед глазами его нахальный прищур. Работный дом... Это означало, что он либо сгнил бы там, либо сбежал, но уже калекой, без шансов выжить на улице.
— И что вы сделали? — я внимательно посмотрела на Беркли.
— Отозвал обвинения.
Он сказал это ровно, как будто это ничего не значило.
— То есть... Томми никак не наказали?
— Никак.
— Но почему?
Я ждала ответа.
Но Беркли молча посмотрел на меня, затем отвел взгляд в сторону.
И так ничего и не сказал.
Мы пересекли утопающую в солнечных бликах площадь и остановились перед небольшим кафе, чей фасад был украшен вьющимися растениями и нежными цветами в горшках.
Внутри оказалось просторно и светло: французские окна от пола до потолка пропускали много солнечных лучей, которые мягко ложились на столики, накрытые белоснежными скатертями. По углам были расставлены большие глиняные кувшины с пышными букетами свежих цветов. Воздух наполнял легкий аромат жасмина.
— Прошу, — негромко сказал Беркли, жестом приглашая меня занять свободный столик возле окна.
Я опустилась на стул с изящно изогнутой спинкой, краем глаза замечая, как сквозь стекло витрины видны цветы в коробках, выставленные на парапете снаружи. На улицах и на площади было малолюдно, а внутри кафе мы были совершенно одни.
Беркли сел напротив, и я вновь поймала его короткий, беглый взгляд.
— Надеюсь, вам здесь приятно, — произнес он.
Это был первый раз, когда я посещала подобное место. И изо всех сил я старалась этого не показывать.
— Здесь очень красиво, — ответила я сдержанно и указала подбородком на двух охранников, которые сопровождали нас всю поездку, а сейчас ждали снаружи. — Почему мы вошли без них?
— Потому что они отвечают за нашу безопасность. Посещение кафе в их обязанности не входит, — слишком резко отозвался Беркли, и я пожалела, что спросила.
— Мне не кажется это правильным, — но если начала, я хотела договорить. — Они же не в рабстве у вас.
Он раздраженно откинул салфетку, которую успел расправить и положить себе на колени.
— Хотите, чтобы я пригласил их? — спросил, сверкнув взглядом.
— Да.
Он еще мгновение смотрел на меня, затем резко отодвинул стул — скрипнули ножки по начищенному паркету — и в два шага дошел до дверей. Жалобно звякнул колокольчик, когда он с силой распахнул створку. И спустя несколько секунд вернулся уже в сопровождении двух мужчин, что замялись на пороге.
— Добрый день, господа, — общую неловкость сгладила появившаяся девушка в белом переднике – горничная или помощница хозяйки.
Она присела в небольшом реверансе и раздала нам всем меню, украшенное вензелями и названием кафе. У Беркли дернулся кадык, но, смирив себя, он пробормотал сквозь зубы слова благодарности и вернулся ко мне за столик. Краем глаза я увидела, что двое сопровождавших нас охранников также разместились поблизости.
— Благодарю вас, — сказала я ему и заметила, как расправилась залегшая на переносице складка.
— Вы не должны меня благодарить, — тем не менее голос его все еще звучал сурово. Потом он сделал жест ладонью, словно отбрасывал все, что случилось, и заговорил с чуть преувеличенной бодростью. — Итак, я бываю здесь нечасто, но знаю, что хвалят чай и свежую выпечку.
— Вы можете выбрать для меня на свой вкус, — отозвалась я, пробежав взглядом по строчкам меню.
Он хмыкнул, но больше ничего не сказал. Пока Беркли звал горничную и диктовал наш выбор, я смотрела сквозь витрину на площадь и прокручивала в голове то, что сообщил Томми.
— В какое место мы отправимся после кафе? — спросила я, едва мы вновь остались наедине.
— На службу к моему старому другу мистеру Эшкрофту.
Я нахмурилась припоминая.
— Мистер Эшкрофт был с нами в ту ночь, когда в особняк проникли?..
— Да. Благодаря ему же я смог ознакомиться с материалами дел об исчезновении других женщин, а не только мисс Фоули.
— И зачем же вы хотите его навестить?.. — наклонив голову набок, я посмотрела на него чуть снизу, из-под пушистых ресниц.
— Сообщить ему о том, что рассказал Томми.
Это звучало несколько неожиданно, ведь я была твердо убеждена, что Беркли не намерен допускать в свое расследование кого-либо из официальных лиц. Но спросить я не успела: вернулась горничная и принялась расставлять перед нами чайный сервиз. Затем мне принесли воздушное пирожное на изящном блюдце с золотым ободком. Но я отложила в сторону ложечку, потому как стол перед Беркли был пуст.
— Почему вы не едите? — спросил он вновь с ощутимым раздражением.
— Я хочу подождать вас.
Мне показалось, он подавился следующей репликой. Откашлявшись, Беркли сказал сдавленным голосом.
— Я не ем сладкое, миледи. Пирожное только для вас.
— Вы ничего себе не выбрали?..
— Чай, — он скривил губы.
Не знаю, почему, но я расстроилась. Кажется, я надеялась разделить с ним удовольствие от вкусного десерта и крепкого чая... Я взяла ложечку и разломала пирожное, попробовав маленький кусочек.
— Вам нравится? — и тут Беркли огорошил меня вопросом.
Я вскинула голову: он внимательно смотрел на меня, не отводя взгляда. Наверное, наблюдал все это время.
— Да. Мне нравится.
В строгих, холодных глазах мелькнуло облегчение.
— Вот и славно, — чопорно подвел он итог и потянулся разливать как раз заварившийся чай.
Несколько минут мы просидели молча. Я ковыряла пирожное, а он, цедя напиток, смотрел в окно.
— Я читала в газетах, что у вас разлад с отцом... — рискнула я задать вопрос, который давно вертелся на языке.
— Не называйте его моим отцом, — Беркли перебил меня. — Он — его светлость Лорд-канцлер, герцог Саффолк.
Он говорил не зло, даже как-то устало, и я вновь удивилась. Вещи гораздо более незначительные мгновенно выводили его из себя. А здесь он сохранял спокойствие...
Я уже не ждала ответа, когда граф заговорил вновь.
— Я весьма нелестно высказался по поводу работы Лорда-канцлера как главы юстиции на ежегодном заседании городского совета. Ему это не пришлось по нраву, — он довольно усмехнулся, и я поняла, что ни о своих словах, ни о разладе, ни о скандале он ничуть не жалел.
Упоминание должности главы юстиции отдалось где-то в груди глухой, горячей болью. Когда-то ее занимал мой отец. Дедушка всегда говорил, что отец служил достойно, но я не знала, можно ли ему доверять, или он просто утешал меня?.. И даже проверить я нигде не могла, ведь после измены отца и казни его имя было вымарано изо всех печатных источников.
— Вы намерены развязать войну против Лорда-канцлера? — тихо спросила я.
— Я его презираю, — спокойно отозвался Беркли. — Во многом то, что происходит — печальный итог его попустительства.
Он подался вперед, ближе ко мне, как если бы хотел добавить что-то еще, но передумал в последний момент и откинулся на изящную спинку стула. Он постучал пальцами по столу и, резко мотнув головой, все же произнес.
— Магические артефакты наводнили черный рынок, их продают все, кто может дотянуться. А я еще помню времена, когда за наличие даже одного казнили.
Поежившись, я вздохнула. Теперь мне стали понятны его сомнения, ведь моего отца казнили как раз потому, что в сейфе нашего особняка обнаружили два магических артефакта…
Идея, которая пришла мне в голову после мимолетного замечания Беркли о наводнивших черный рынок магических артефактах, показалась мне до того абсурдной, что я не решилась высказать ее вслух. Не хотелось получить в ответ кривую усмешку, надменно вздернутые брови и снисходительный, жалостливый тон.
И потому я промолчала и доела десерт в повисшей неуютной тишине. Беркли, казалось, тоже потерял всякий интерес к продолжению беседы. Он пил черный, крепкий чай без сахара и молока и смотрел на площадь. Он даже вздохнул с облегчением, когда я отодвинула блюдце, и мы смогли встать из-за стола. Он быстро расплатился, и мы покинули кафе в странной спешке, словно куда-то опаздывали. А ведь еще полчаса назад я думала, что Беркли, наоборот, хотел растянуть этот день на как можно дольше...
Мы вернулись в экипаж и отправились к зданию жандармерии.
Измаявшаяся от скуки горничная, которая нас сопровождала, лишь вздохнула, когда я сказала ей, что сейчас мы поедем еще в одно место.
— Что вы намерены делать дальше? — спросила я, когда мы расселись.
— О чем вы?..
— С салоном мадам Леру. Все ниточки ведут в него.
Губы Беркли сжались в тонкую, прямую линию, и я поняла, что встречу сопротивление, что бы я ни сказала.
— Посмотрим, — процедил он сквозь зубы.
— И вы говорите, что нашли в комнате у Джеральдин ленты и прочую упаковку с вензелями салона, — я все равно продолжила размышлять вслух. — И вам мальчишка Томми видел этого... Эзру в салоне дважды за неполные сутки, как я поняла.
Беркли бросил на меня очень кислый взгляд. От него свернулось бы молоко, но мое желание обсудить с ним некоторые вещи не иссякло.
— Я могла бы помочь, — твердо произнесла я то, что хотела с самого начала. — Притвориться посетительницей салона...
— Нет, — он грубо перебил меня, позабыв о приличиях. — Это совершенно исключено и не подлежит дальнейшему обсуждению.
— Хм, — теперь пришел мой черед поджимать губы и всем своим видом демонстрировать недовольство. — Тогда под каким предлогом вы намерены проникнуть в салон?
Беркли небрежно пожал плечами, явно намереваясь от меня отмахнуться. На вопрос он так и не ответил.
Вскоре мы прибыли к зданию, в котором располагалась жандармерия, и экипаж остановился.
Возвышавшаяся над тротуаром четырехэтажная постройка из бурого кирпича имела солидный, чуть угрюмый вид. Узкие окна по фасаду были защищены чугунными решетками, каждая из которых украшалась государственным гербом в центре. У входа на высоком крыльце красовались две массивные фонарные стойки с матовыми стеклянными плафонами, а над тяжелыми дубовыми дверями с латунными ручками висела небольшая табличка.
Здание располагалось на пересечении двух оживленных улиц, и мимо проезжали повозки, экипажи и конки; спешил по своим делам рабочие; мальчишки разносили газеты; гувернантки вели домой воспитанников.
Я поморщилась от нахлынувших воспоминаний — далеко не самых приятных. Занятно, что дело о поджоге нашего дома, казалось, кануло в небытие. И давно перестало всех интересовать.
Внутри ожидаемо царила суета — немного бестолковая, если смотреть со стороны. Беркли уверенно пробирался вперед, изредка оглядываясь, и я шла за ним. В кабинет, перед дверью которого он на мгновение остановился, он вошел без предупредительного стука.
— Дик?! — я услышала удивленный голос мистера Эшкрофта.
Он выглядел встрепанным: сюртук распахнут, галстук ослаблен, и расстегнута первая пуговица воротника рубашки, которая обычно давила на горло.
— Откуда ты здесь? Впрочем, это даже к лучшему, я как раз думал, кого за тобой отправить.
— Зачем я тебе понадобился?
Мистер Эшкрофт покачал головой.
— К нам поступил срочный вызов... — и тут он заметил меня, застывшую в дверях. — Ты не один! Следовало предупредить. Доброго дня, миледи.
— Доброго дня, мистер Эшкрофт, — сказала я, и повисла неловкая, тягостная пауза.
Не выдержав первой, я сбежала.
— Что же, не стану вам мешать, — протянула без всякого энтузиазма, все еще надеясь в глубине души, что кто-то из них меня остановит.
Но, кажется, оба выдохнули с облегчением. Я шагнула в коридор и закрыла за собой дверь, но не до конца, и припала ухом к образовавшей щели. Правда, помогало это не слишком, потому что и граф Беркли, и мистер Эшкрофт говорили приглушенными голосами.
— … тела ... найдены... шесть... на набережной, под мостом... Лорд-канцлер... доклад...
— Я еду, — в какой-то момент Беркли повысил голос, и я услышала все очень хорошо. — Не будем же медлить.
Я не успела моргнуть, когда он оказался в коридоре рядом со мной, и я заметила разительную перемену в нем, что произошла всего за несколько минут: плечи распрямились, а во всем облике ощущалась взвинченная решимость, словно едва сдерживаемое нетерпение вот-вот прорвется наружу.
— Я должен уехать с Эва... с мистером Эшкрофтом, миледи, — сухо сказал он мне. — Я распоряжусь, чтобы вас сопроводили до дома.
Его непримиримое лицо заранее подсказало мне, что он ничего не намерен рассказывать. Во взгляде, которым он одарил меня, ясно читалось нежелание обсуждать происходящее. Его сжатая челюсть, напряженные губы — все указывало, что он принял решение и не собирается что-либо объяснять.
Я невольно запнулась, не зная, как пробить эту неприступность.
— Но почему? Что случилось?
— Это не ваше дело, — сказал он негромко, каким-то усталым тоном. — Я не хочу, чтобы вы вмешивались туда, куда не следует.
Я сжала кулаки, вскинула подбородок упрямо:
— Значит, вы думаете, что лучше знаете, как меня уберечь? Разве я не доказала, что мне можно доверять, и я сама в состоянии решить, во что ввязываться, а во что нет?
Мышцы на его шее чуть подрагивали — он явно боролся с желанием мне возразить. Наконец, он сказал.
— Вы доказали нечто иное: что слишком часто подвергаетесь риску. Я не намерен больше этого допускать.
В его голосе вновь прозвучала усталость, и это задело меня сильнее, чем я предполагала. Его недоверие, нежелание даже рассказать, в чем причина, захлестнули меня горькой обидой, и потому я не сдержалась. Выплеснула вместе со злыми словами и свою боль.
— Даже ваш помощник мистер Миллер ценит меня больше, чем вы!
Беркли окаменел. Затем повел подбородком и до напряжения выпрямил пальцы на прижатых к телу руках.
— Как вам будет угодно, миледи, — бросил он сквозь зубы, голосом, звенящим от напряжения, развернулся и ушел.
В ту же секунду я подалась вперед, готовая шагнуть за ним, но он уже скрылся за дверью жандармерии. Прошло несколько мгновений, и ко мне подошли охранники, чтобы сопроводить домой.