Оставить на память

Глава 19

BMW Генри завернул в тихую деревню. Время было позднее, и без того пустынные обычно улочки совсем обезлюдели. Лишь фонари холодным светом освещали тёмные проулки. Если бы не горящие окна коттеджей, можно было бы решить, что в деревне и вовсе никто не живёт.

Ника осматривала улицы сквозь окно авто и это место казалось ей таинственным, как из страшных сказок. Каменные мостовые и заборы вышли будто прямиком из легенд о средневековье. Если бы из-за поворота на них выскочил всадник в латах, она бы даже не удивилась.

Они проехали мимо единственного места, которое казалось живым — паб в побеленном двухэтажном здании, где рядом со входом посмеивались парочка мужчин с опустевшими кружками пива. Но Генри продолжал рулить, пока они не выехали с улиц за пределы деревни.

— Разве нам не сюда? — спросила Ника.

— Да, но дом стоит немного в отдалении, — ответил Генри. — Место тихое и неприметное с большой дороги. Если не знать, что здесь кто-то живёт, можно проехать мимо.

Они свернули налево на просёлочную дорогу. Здесь было темно и только фары машины освещали её. Проехав небольшой лесок они оказались на опушке, где стоял небольшой коттедж, старый, но на вид довольно крепкий. Окна и здесь приветливо горели, а двор освещался уличным фонарём.

Генри притормозил возле входа и заметил, как на первом этаже дрогнула занавеска кухонного окна. Пару мгновений спустя дверь на крыльце распахнулась и на пороге показалась женщина. Невысокая и чуть полноватая, с накинутой на плечи шалью, она выскочила на улицу в домашних тапочках и с широкой улыбкой раскрыла свои объятия:

— Генри! Вот это сюрприз!

Войт обнял её, согнувшись чуть ли не вдвое, и легко приподнял над землёй, чем вызвал искренний смех у женщины. Из дверей вдруг выскочил лохматый зверь и бросился прямо в ноги Генри, чуть не сбив его.

— Тед! Привет-привет, — Войт опустился перед псом и трепал ему уши, пока акита прыгал вокруг него, пытаясь лизнуть в лицо.

Ника сразу узнала собаку. Правда, Тед стал чуть больше, чем она помнила. Значит, Генри привёз её к своей матери. К бабушке Марго. Сердце её забилось быстрее. Станет ли Генри говорить, кто они такие и по какой причине он привёз их сюда. Она не решалась показаться, из машины наблюдая за встречей матери и сына.

Генри привстал и начал что-то быстро говорить, показывая на машину. Значит, всё-таки решил как-то объяснить своей матери их присутствие. Женщина сначала с удивлением, а потом с недоверием смотрела то на сына то на машину, пытаясь разглядеть сидящих внутри пассажиров. Затем лицо её смягчилось и она кивнула, слегка улыбнувшись.

Войт прошёл в автомобилю и открыл дверь со стороны Ники, подавая руку.

— Что ты ей сказал? — спросила Ника.

— Не беспокойся, я сказал, что ты нуждаешься в помощи. Вы останетесь здесь на пару дней, пока я не подыщу более безопасное место. Она не против.

Ника набрала в грудь воздуха и прежде чем взяться за руку Генри, взяла на руки всё ещё посапывающую Марго. Когда она оказалась на улице, Тед тут же подскочил к ней, кружась под ногами и повиливая хвостом. Удивительно, но он узнал её по прошествии стольких лет. Ника одной рукой погладила пса по голове и тот послушно сел.

— Мама, это Ника и Марго, — Генри подвёл девушку к крыльцу, — а это моя мама Маргарет.

— Зовите меня Мардж, как Мардж Симпсон, — женщина добродушно рассмеялась. Вокруг её глаз тут же проступили морщинки. Такие же были и у Генри, когда он улыбался. У неё была короткая стрижка "боб", на тёмных волосах проступала элегантная седина, совсем как у её сына, но глаза были карими, такими тёплыми, как и её искренняя улыбка. — Проходите внутрь, я как раз сделала яблочный пирог.

Внутри было тепло и пахло выпечкой. На миг Нике показалось, что она вновь оказалась в доме своей бабушки. Дом был отделан деревом, потолок подпирали широкие балки, вязанные ковры и скатерти украшали комнату, а на окнах висели премилые ситцевые занавески в мелкий цветочек. Правда, потолки здесь были низкими и Генри приходилось пригибаться, чтобы пройти в проём дверей.

— Знаю, уже поздно, но я люблю печь на ночь глядя, — продолжала Мардж. — Но, сначала, думаю, нужно уложить малышку. Пойдём, — и она махнула рукой, приглашая Нику за собой.

Они поднялись по скрипучей дубовой лестнице на второй этаж и Мардж открыла перед Никой дверь, впуская в небольшую комнату. Как и во всём доме, здесь было полно уютного текстиля ручной работы. Наверняка мать Генри сама шила стёганное одеяло, покрывающее широкую кровать, или связала ажурную салфетку на комоде.

— Это гостевая спальня. Обычно, здесь спит Генри и… — Мардж не договорила, но Ника поняла, что она хотела сказать "и Марта". Но отчего-то остановилась, видно, пока не понимая, как воспринимать то, что сын вместо жены привёз незнакомую девушку, да ещё с ребёнком. — В общем, уложите малышку и спускайтесь пить чай.

Ника присела на кровать.

— Спасибо большое, что приютили. Но я тоже порядком устала и, думаю, откажусь от вашего приглашения.

Мардж улыбнулась и вскинув указательный палец, исчезла в коридоре. Она вернулась через минуту, неся стопку полотенец и кое-какой одежды.

— Можете переодеться в это на ночь. А ванная прямо напротив спальни, — сказала она, кивнув головой на дверь.

Ника взяла у Мардж полотенца и почувствовала, что готова расплакаться. Она буквально кожей чувствовала доброту этой маленькой женщины. Она охотно приняла у себя незнакомку с дочерью, стоило только попросить её сыну, готова накормить и обогреть. Нику, которой за последние дни выпало пережить больше чем за последние пару лет, этот тихий уголок Англии, эта милая женщина, эта уютная комната и даже стопка одежды, от которой пахло розой, всё это растрогало её до глубины души. В этом было столько теплоты и заботы.

— Ещё раз огромное спасибо, — улыбнулась Ника.

— Иди прими ванную, а я уложу кроху, — Мардж легонько подтолкнула её к двери. — Так значит, малышку зовут Марго? Маргарет? Прямо как меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ника кивнула.

— Маргарита на русский манер.

— Аааа, значит вы из России… — женщина приподняла брови. — А я-то подумала, откуда этот славный акцент?

В маленькой ванной Ника наспех приняла душ, смыв с себя переживания тяжёлого дня, обтёрлась насухо, отметив про себя, как же сладко пахли вещи, которые передала ей мать Генри. Обрядившись в мягкую пижаму она выскользнула из ванной и столкнулась с Генри, который уже занёс руку, чтобы постучать в дверь гостевой спальни. Он обернулся к ней и усмехнулся её слегка нелепому виду. Фланелевая розовая пижама в белый горошек, маленькая ей по росту, превратила Нику почти в подростка, а волосы, которые она собрала в косу, придавали ей беззащитный вид.

— Твоя мама дала переодеться, — смутилась девушка.

— Мило смотришься, поросёнок.

— Заткнись, — она шутливо стукнула его в плечо. — У тебя чудесная мама.

— Это правда, — закивал он. — Я редко навещал её из-за своей занятости, а она всегда так рада и старается изо всех сил, чтобы гости чувствовали себя как дома. Всё хорошо?

— Просто чудесно.

В тесном коридоре, основную часть которого занимал Генри, они стояли совсем близко друг к другу. Ника вдруг поняла, что Войт слегка наклонился к ней, будто хотел что-то шепнуть. Эта близость взволновала её и тело тут же отозвалось, прогоняя через себя жар. Губы непроизвольно приоткрылись, она жадно впитывала затуманившийся взгляд Войта. Но дверь гостевой отворилась и Мардж тихо вышла из спальни, нарушив магию момента. Её лицо было чем-то озабочено и она быстро перевела взгляд на Генри.

— Я раздела малютку и укрыла одеялом. Удивительно, какая она соня. Даже не шелохнулась, — сказала она, продолжая смотреть на сына и будто обращаясь к нему.

— Спасибо ещё раз, Мардж. И за пижаму тоже, — ответила Ника. — Спокойной ночи.

— Ох, дорогая, сладких снов, — мать Генри одарила её искренней улыбкой и за рукав потянула сына вниз по лестнице. — Не будем вам мешать.

Войт обернулся и на прощание махнул рукой. Ника проследила, пока они не спустились, и только потом зашла в комнату. Марго, укрытая пёстрым лоскутным одеялом, спокойно посапывала во сне. И правда, удивительно, что она ни разу не проснулась после того, как они ушли из закусочной, ведь обычно она до последнего отказывалась идти в кровать и неохотно засыпала.

Ника отогнула одеяло и легла поближе к дочери, приобняв её рукой. Внезапная тоска по сильному мужскому телу накатила на неё. Нет, это не было сексуальное желание — это была острая необходимость ощутить человеческое тепло. И только одного мужчину она хотела видеть рядом с собой, вдыхать его запах и чувствовать нежные руки. Она так истосковалась по простым прикосновениям и каждый раз, когда Генри касался её, случайно или намеренно, всё её тело мгновенно откликалось.

И сейчас он в каких-то метрах от неё, а когда они столкнулись в коридоре, достаточно было сделать крошечный шаг навстречу, чтобы оказаться вплотную к нему.

"И что бы тогда?"

Тогда она бы вновь потеряла голову.

Мардж поставила перед сыном чашку ароматного чая и тарелку с куском пирога. Что-что, а его мать умела печь и Генри всегда с удовольствием съедал всё до последней крошки. Рядом вертелся Тед в надежде, что ему что-нибудь перепадёт со стола, и тихонько скулил, жалобно вскидывая глаза на хозяина.

— А теперь расскажи, почему вместо своей жены ты привёз незнакомку с ребёнком? И где Марта? — Мардж села напротив и посмотрела на него с самым суровым видом.

Генри уже был готов откусить кусок от пирога, но застыл, не донеся его до рта, и отложил в сторону.

— Марта в Лондоне и у неё всё хорошо. Мы разводимся, — он поднял руку. — Только не спеши с выводами. Я понимаю, как это выглядит со стороны, но мы расстались не из-за Ники.

Его мать молча вскинула брови.

— У нас уже давно нет ничего общего. У неё своя жизнь, у меня своя. Ты сама не могла не заметить, как в прошлый наш приезд мы почти не общались друг с другом. — Он опустил голову и тяжело вздохнул. — Я зря предложил ей выйти за меня. Ведь чувствовал, что поступаю неправильно. И со временем это только подтвердилось. — Генри всё-таки откусил от пирога и поднял на мать взгляд, ожидая увидеть осуждение. Мардж хмурилась, но в её глазах не было упрёка.

— А когда брал её в жены, казался счастливым, — проговорила она.

— Я уверил себя, что счастлив. И желал, что со временем таковым стану. Но обманывал и Марту и себя самого.

— А что тебя связывает с Никой?

— Она… очень близкий мне человек. Они обе. И сейчас нуждаются в моей помощи. Им надо укрыться от одного плохого человека. И помочь им могу только я.

— А полиция?

Он покачал головой.

— Не в этом случае. Через пару дней я увезу их в более безопасное место, сначала нужно кое-что утрясти. И подумал, что здесь они могут хоть ненадолго забыть о… неприятностях.

Его мать тяжело вздохнула.

— Знаешь, когда ты сказал, что принял решение идти в армию, я почувствовала огромную тревогу. Знать, что сын может не вернуться домой, ждать каждый раз письма или звонка в ожидании, что ты жив и здоров — это было очень тяжело. И сейчас я чувствую то же самое. Ты ввязался во что-то очень опасное, не так ли?

На лице Генри заиграли желваки.

— Я не могу их оставить.

— Я понимаю, — Мардж накрыла своей рукой его ладонь и закивала. В её прозорливых глазах он прочёл догадку.

Вот почему, уложив Марго спать, она вышла из спальни с таким озадаченным видом. Она обо всём догадалась. Поняла, почему он встал на их защиту.

— Я никогда ни за что не упрекну тебя, мой дорогой, — она провела рукой по его щеке, — какое бы решение ты не принял. Особенно, если это касается твоих близких. Мне нравится Марта, но я чувствовала, что она не твой человек. Но это был твой выбор и я приняла его. А здесь тебе даже не нужно моё одобрение.

Она поднялась из-за стола и задвинула стул.

— Поспишь сегодня на диване в гостиной.

Мардж достала из комода простынь и покрывало, застелив постель для сына, поцеловала его и, пожелав спокойной ночи, ушла к себе в спальню.

Стоило Генри положить голову на подушку, как он стал быстро проваливаться в сон. Голова была совершенно пуста, будто решились сами собой многочисленные вопросы. Тед преданно устроился рядом с диваном и Войт положил на его широкую голову свою руку, пропустив через пальцы шерсть. А через минуту провалился в тяжёлый сон.

Его разбудил самый лучший запах детства.

Сдобные булочки.

Когда Генри был маленьким, этот аромат по выходным наполнял весь дом. И он, вскочив с постели, нёсся скорее на кухню, чтобы закинуть себе в рот ещё тёплую сдобу и запить холодным молоком. А ещё непременно получить от матери подзатыльник за то, что взял выпечку без разрешения, не умывшись и не почистив зубы. Но оно того стоило.

Только сейчас к тёплому аромату примешались голоса. Весёлые женские голоса, в которых сквозил смех и доброта, слышались из кухни.

— А теперь добавь немного изюма и снова замешай, — узнал он голос матери. — Добавь немного муки. Хорошо. Отлично получается.

И раздался самый прекрасный смех на свете.

"Ника"! — Генри распахнул глаза и увидел, что утро давно наступило. Мардж открыла занавески и теперь солнце приветливо светило в окна.

Он поднялся. Шея и колени затекли. Всё-таки диван не самая лучшая постель, особенно, если по росту он совсем не подходит. Потирая шею, Войт прошёл на кухню. За столом царила настоящая мучная вакханалия. Весь стол был в муке и тесте.

Его мать складывала на противень ещё сырые булочки. Ника рядом замешивала тесто. Её волосы были собраны высоко, открывая тонкую шею, лицо измазано в муке, а платье, не смотря на то, что было укрыто фартуком, тоже испачкалось. Но её счастливая улыбка говорила о том, что её совсем не волновал внешний вид.

Марго была здесь же, сидела за столом. Стул был для неё недостаточно высок — виднелась одна голова. Она с удовольствием жевала свежую сдобу с изюмом и смотрела, как Мардж сворачивает тесто в рогалики. А ещё незаметно отщипывала от своей булочки кусочки и давала засевшему под столом Теду.

— Всем доброе утро, — произнёс Войт, зачарованный этим видом. Все трое обернули в нему свои взгляды.

— Ну наконец-то проснулся, — заворчала его мать. — Мы уже как час на ногах, соня.

Ника ласково ему улыбнулась и одними губами прошептала "Привет". Генри едва сдержался от желания подхватить её на руки и расцеловать в испачканные мукой щёки.

— Мам, ты что, заставляешь гостей готовить?

— О нет, — ответила за Мардж Ника. — Я увидела как твоя мама замешивает тесто и… попросила её меня научить. — Обе женщины заговорщицки переглянулись и засмеялись. Девушка развела руками и пояснила. — Я не умею печь. Вот.

— А блинчики? — подала голос Марго.

— Ну, только это, да.

— Я бы поел твоих блинчиков, — Войт посмотрел на Нику так, будто за этой неприметной фразой он подразумевал что-то совсем неприличное. И с удовольствие заметил как она покраснела.

— Может, в следующий раз? — Ника облизнула губы и отвела взгляд, сосредоточившись на тесте, которое раскатывала.

Марго ввиду своей невинности не заметила, как эти двое буквально источали взаимное притяжение. Зато это хорошо уловила Мардж. Она поглядывала на сына и эту русскую девушку и у неё не осталось ни малейшего сомнения, что эти двое испытывают друг к другу.

Ей понравилась Ника. От Марты, очень независимой и современной девушки, Нику отличало внутренняя простота. Мардж не знала в каких условиях росла девушка, но вряд ли в таких же как и Генри. Она наверняка не знала тяжёлого труда и, раз уж она не умела даже печь, скорее всего не нуждалась в таком навыке. Но та лёгкость, с которой она попросила научить её делать сдобу, мгновенно подкупила миссис Войт. Да, Ника не привыкла к готовке, но с удовольствием перенимала знание, не боялась испачкаться и с радостью сама замешивала тесто. У них даже получился неплохой тандем. Мардж руководила её действиями, а Ника всё послушно исполняла.

От жены Генри такого ждать не приходилось. Марта не была сторонницей традиционных взглядов на семью, где роль женщины сводилась к обслуге, и редко готовила сама. А уж в гостях у свекрови от неё и вовсе было не дождаться помощи на кухне. Это не делало её хуже. Генри ведь не был беспомощным, чтобы жениться только ради стирки и готовки. Но та теплота, которая возникла между Мардж и Никой, пока они просто готовили, шутили и переговаривались, теплом разливалась по сердцу матери Войта.

Генри по привычке потянулся к тарелке, но тут же получил по рукам.

— Вместе со всеми, — погрозила ему мать, при этом улыбаясь.

— Почему тогда Марго можно?

Вместо ответа Мардж наклонилась к малышке и поцеловала её в щёку.

— Потому что она самый чудесный ребёнок на свете, — повернулась она к сыну. — А ты иди умойся для начала, — и строго указала ему на дверь. Как послушный сын Генри отправился в ванную.

Он чувствовал, как атмосфера в доме стал совершенно иной, чем когда он приезжал сюда с женой. Какая-то непосредственность и искренность царила сейчас в кухне. Он даже не помнил чего-то подобного в своём детстве. Будто благословение опустилось на них всех. Войт совершенно забыл обо всём, что беспокоило его вчера. Сейчас его волновал только его пустой желудок и невозможность прикоснуться к Нике при матери.

Пока он стоял под горячими струями душа, он вспомнил её улыбку на испачканном лице, её сверкающие глаза и покрасневшие от его внимательного взгляда щёки. Возбуждение не заставило себя ждать. Его член напрягся от одной только мысли об её зардевшемся лице. Она уловила в его взгляде всё, что он хотел бы сказать ей вслух, и Генри по-своему интерпретировал её ответ "Может, в следующий раз".

Непременно.

И довольно скоро.

В свежей футболке и гладко выбритый, Генри спустился на кухню, где были только его мать и Марго. Мардж дала девочке полную тарелку выпечки и послала на террасу, где уже был разложен стол. Малышка с гордостью несла перед собой блюдо и на предложение Войта помочь увернулась и со смехом припустила на улицу. Тед бежал вслед за девочкой в надежде, что ему ещё что-то перепадёт. Генри вышел вслед за дочерью и под тенью раскидистого дуба увидел Нику. Она стёрла с лица следы муки и сняла фартук. Девушка расставляла чашки на столик, накрытый ажурной скатертью. Взяла из рук дочери тарелку, поставила в центр стола и только тогда подняла глаза на Генри. И вновь этот пронзительный взгляд, всколыхнувший всё внутри.

— Что ты встал в дверях? — за спиной раздался голос матери. Он обернулся и наткнулся на её недовольное лицо. Она протянула ему чайник, прихваченный полотенцем. — Отнеси на улицу.

— Да, мэм, — он отдал ей честь и поцеловал. — Только не ворчи.

На протяжении всего завтрака взгляд Генри был прикован к Нике. Тень от дерева накрывала всех сидящих за столом, лёгкий ветер приятно обдувал кожу и играл её рыжими волосами. Казалось, не солнце освещает улицу, а она. Сияние кожи и лёгкий румянец, блестящие глаза и улыбка — он как завороженный смотрел на неё в молчании, пока остальные за столом негромко переговаривались.

— Здесь очень красиво, — обратилась Ника к его матери. — Когда мы приехали, в темноте деревня показалась мне довольно мрачной, но сейчас я вижу, что была не права. Столько зелени кругом.

Она обернулась, оглядев здешний пейзаж. Терраса выходила на задний двор с которого открывался чудный вид на пологие склоны зелёных холмов. Кое-где можно было заметить пасущихся овец. Было тихо, только слышались шорох листьев и пение птиц. Никакого тебе шума больших городов, к которому Ника привыкла, ни посторонних голосов.

— Генри купил мне этот дом, потому что я заметила, что она похож на нашу ферму, — ответила Мардж и Ника бросила взгляд на Войта. — Только у нас не было таких просторов как здесь. Да, было время, когда я думала, что так и останусь приживалкой у своего брата, и не верила, что сын когда-нибудь сможет обеспечить мне достойную старость. Знаешь, Генри никогда не производил впечатление амбициозного мальчика.

— Мам, — Войт чувствовал, что краснеет. Ему почти сорок лет, а он каждый раз чувствует себя мальчишкой, когда мать заводит подобные разговоры.

— Что? Это ведь правда. В детстве ты был самым настоящим раздолбаем. Убегал из дому в поисках приключений на свою… не при детях будет сказано. А он рассказывал, как обокрал своего дядьку на десять галлонов пива?

— Да, — Ника со смехом вспомнила, как Генри поделился с ней воспоминаниями о работе в закусочной. Сам Войт не знал, куда девать глаза. Сейчас ему припомнят все проступки его молодости. — Кажется, после этого он лишился карьеры повара.

— Это ещё что! — продолжила Мардж. — Когда ему было семнадцать, он взял дедушкин Купер и исчез. Мы с его отцом думали, что его похитили, а машину продали цыганам, которых в нашей местности было полно. Две недели от него не было ни слуху не духу. Пока наш сосед не пришёл к нам и не спросил, когда мы заберём сына домой. Оказывается, Генри напился и въехал в его амбар, оставив гигантскую дыру в стене. Сказал, что домой не вернётся, боясь, что отец надерёт ему уши. Оуэн, мой муж, и правда был с ним порой очень строг. И Генри предложил соседу отработать ущерб. Тот согласился, но очень быстро пожалел. Вместо того, чтобы залатать амбар, он стал самым настоящим нахлебником. Съел и выпил всё, что плохо лежало, отлынивал от работы и ко всему прочему повалил забор. Тогда уже сосед не выдержал и пришёл к нам просить, чтобы мы его забрали. Его отец держал Генри в ежовых рукавицах — чуть ослабишь и вот результат.

Войт прятал лицо в ладонях, краснея всё больше и больше. За этой историей последовала ещё одна, о его любовных похождениях и первой любви, когда он прыгал из окна второго этажа, спасаясь от отца своей возлюбленной, и продырявил крыльцо, умудрившись не переломать себе ноги. Ника слушала это с большой охотой и искренне смеялась над его проделками. Но каждый раз, когда она смотрела на него, он не видел в её глазах насмешки — только тепло.

Не выдержав очередного рассказа, Генри встал из-за стола, поблагодарив за вкусный завтрак.

— Не меня благодари, — заметила Мардж. — Тесто замешивала Ника, я только руководила. У тебя и правда получилось хорошо, милая. Для первого раза так тем более.

Войт обошёл стол и, наклонившись к Нике, запечатлел на её щеке лёгкий поцелуй. Он почувствовал как она едва слышно выдохнула.

— Было очень вкусно, — шепнул он. Её кожа тут же покрылась мурашками и Ника попыталась их скрыть, спрятав под стол руки. — Марго, хочешь посмотреть на уток? — обернулся он к малышке.

— Хочу! — воскликнула девочка, отбросив очередную плюшку. Генри протянул ей свою руку, которую она схватила, ловко спрыгнув со стула.

— Тут рядом есть пруд. Пошли. Тед, ко мне, — позвал он и пёс послушно засеменил за ними. Ника глядела им вслед и любовалась. Она ещё чувствовала его благодарный поцелуй. Там, где его губы коснулись её, кожа горела как от лёгкого солнечного ожога.

— А вот меня он так не благодарит, — усмехнулась Мардж.

Ника рефлекторно прикрыла рукой щёку.

— Не тушуйся, милая. Я же не в укор. Но я тебя понимаю, — она похлопала Нику по руке. Её ладонь была грубой со старыми мозолями. Руки женщины, привыкшей к тяжёлому труду. — Генри у меня получился хорошеньким. Девчонки за ним всегда бегали. Чуть ли не каждую неделю к нам стучался какой-нибудь оскорблённый папаша, защищавший честь своей дочурки.

Она рассмеялась, но взгляд её затуманился, будто она погрузилась в воспоминания.

— А каким был его отец? — Ника не знала, была ли эта тема болезненна для Мардж и думала, что рискует, задавая такой вопрос. Но ведь миссис Войт сама в рассказе упомянула своего покойного мужа.

— Ох, он очень похож на него внешне. И я думала он вырастет таким же непутёвым, как Оуэн. Мой муж хоть и был строгим родителем, но как хозяйственник был никудышным. Но смерть отца изменила Генри. Он стал намного осмотрительней. А из армии вернулся совсем взрослым мужчиной. Для Уилла он тогда фактически стал отцом. Он говорил что-нибудь о брате? — Мардж с тоской посмотрела на Нику и в её глазах блеснула влага.

Ника кивнула:

— Он очень его любил.

Мардж шмыгнула носом.

— Да, — она вздохнула. — У них была особая связь. Уилл возносил брата на пьедестал, а когда был маленьким часто брал с него пример, пусть и не всегда положительный. Но Генри старался. Мы были бедны как церковные мыши, когда потеряли ферму, и он почти все свои деньги отправлял нам. А когда стал зарабатывать как актёр, смог дать брату хорошее образование, купил мне дом.

— Этого он мне не рассказывал, — прошептала Ника.

— Не только красивый, но и скромный, — Мардж подняла указательный палец и усмехнулась. — Но он брата не избаловал, нет. Уилл тоже отвечал ему взаимностью. Видела бы ты моих мальчиков, когда они встречались — не разлей вода. Настоящая братская любовь, — её голос дрогнул. — Генри винит себя. До сих пор я иногда вижу в его взгляде что-то похожее на мольбу простить его за то, что я потеряла сына. Но я не виню его. В смерти его брата вообще нет виновных. Я могла лишиться обоих своих сыновей, но Господь оставил мне хотя бы одного.

Ника сжала обеими руками ладони Мардж. Её сердце разрывалось от сожаления и ужаса.

— Мне так жаль, Мардж, — она не смогла сдержаться и почувствовала как одинокая слеза скатилась по щеке. Она знала, что значит пережить смерть ребёнка. И пусть она лишилась его, даже не взглянув в его лицо, это не значит, что она не любила его так же сильно, как сейчас любит свою дочь. А уж потерять взрослого сына, полного жизни и надежд и едва не лишиться другого — Ника даже не могла себе представить, что бы она чувствовала при этом.

— Ох, милая, — выдохнула миссис Войт. — Не плачь. Я уже смирилась. Я верю в то, что он сейчас в лучшем мире. Я каждый день молюсь за него и за Генри, чтобы он перестал корить себя за то, в чём не виноват. Он не так сильно верит в Бога, но я всё равно молюсь за него. И поэтому отдала ему крестик, который достался мне от моей бабушки. В самые трудные минуты он давал мне силы, как бы тяжело мне не было. И наказала Генри, чтобы он передал его своим детям.

Мардж вглядывалась в лицо Ники, надеясь на то, что та уловила смысл её слов. Девушка выпустила руку женщины и побледнела. Подбородок её задрожал и она спрятала лицо в ладонях. Миссис Войт подсела ближе и нежно обняла её за плечи. Ника тут же прильнула к ней, сотрясаясь в рыданиях. Мардж гладила Нику по волосам и убаюкивала словно мать, а в её объятиях было так же спокойно как и в руках её сына. Девушка чувствовала эту родительскую любовь, в которой так нуждалась. Сколько лет она была её лишена и сейчас впитывала в себя как губка это чувство. Ещё вчера чужая, сейчас эта женщина стала такой родной и близкой ей.

— Простите, простите меня, — шептала Ника сквозь слёзы.

— Ну-ну, милая, всё хорошо. Не надо плакать, — приговаривала Мардж. — Это же чудесная новость! Неужто Господь внял моим молитвам? Чудесная девочка, дочь моего сына, моя внучка. — Она отстранила от себя Нику, утёрла ей слёзы и пригладила волосы.

— Но почему Генри ничего мне не сказал раньше?

Нику ещё содрогали спазмы, но слёзы стали просыхать.

— Он… он ничего не знал до прошлой недели.

— Но почему?

— Всё так сложно… — Ника утёрла глаза салфеткой. Она не знала, сможет ли всё объяснить Мардж так, чтобы ты поняла и не осудила её.

— А ты попробуй начать, — ласково сказала миссис Войт.

— У нас была всего одна ночь и мне почти сразу после этого пришлось его покинуть, не оставив ни адреса ни телефона. Генри искал меня, но безуспешно. Мне пришлось вернуться в Россию, потому что… — она вдохнула побольше воздуха и выпалила, — моего мужа арестовали.

— Генри знает? — Мардж нахмурилась.

— Да, он знает обо всём. Я встретила вашего сына, когда скрывалась от мужа. Он очень опасный человек и я не раз была на грани гибели. А когда его арестовали, то же самое грозило бы и мне, если бы я не вернулась. Я не сразу поняла, что жду ребёнка, слишком многое навалилось в тот момент. Я не решалась связаться с Генри. А потом я узнала, что ваш сын встретил Марту. Я не хотела мешать его счастью и подумала оставить всё как есть. Но пару недель назад я приехала в Лондон по делам и… он узнал меня.

— Мой сын сказал, что вам с девочкой грозит опасность. Это твой муж?

Ника закивала.

— Его осудили и приговорили к двадцати годам тюрьмы. Я тут же оформила развод, но вчера я узнала, что он вышел по амнистии.

— Двадцать лет? Господи, что он сделал?

— Проще сказать, чего не сделал. Убийства, вымогательства, коррупция. Он был крупным чиновником. И я уверена, что ему помог выйти кто-то влиятельный. Сейчас он в Англии и я боюсь, что он может причинить зло моей дочери. Он жестокий человек и уже однажды лишил меня ребёнка.

Мардж, слушая, прижимала руки к груди, боясь как бы сердце не остановилось от таких новостей. Она только что обрела счастье в виде родной внучки и, услышав, что девочке может угрожать опасность, потеряла почву под ногами. Но жизнь научила её справляться с трудностями, потому уже через пару мгновений, она пришла в себя.

— Вот что, оставайтесь здесь сколько будет нужно. Тут место тихое, неприметное. Вряд ли кто-то будет вас искать именно здесь. И я давно уже мечтала понянчить внуков. Марго так похожа на Генри. Она знает, что он её отец?

— Нет, мы не говорили ей пока. Но… она как будто уже признала его своим, — Ника оглянулась в ту сторону, куда ушли эти двое. Войт показался из-за деревьев. На его плечах восседала Марго и весело размахивала маленьким букетом полевых цветов. Тед, обгоняя хозяина, уже мчался к дому и первым добежав до террасы, оперся лапами о стол.

— Кыш, разбойник, — Мардж замахала на собаку. Но Тед, прихватив с тарелки выпечку, дал дёру. Марго, видевшая всё издалека, залилась смехом.

Подойдя к дому, Генри аккуратно снял с плеч свой ценный груз и малышка тотчас кинулась к Мардж. Она протянула маленькую ручку с зажатым в ней букетом.

— Это мне? — воскликнула миссис Войт. — Моя драгоценная!

И она почти без труда подхватила её на руки, осыпая поцелуями.

Ника заметила, как Генри достал из-за пояса похожий букет и протянул ей. Клевер, незабудка и маргаритка. Она взяла его в руки и указала на белые цветы.

— Этот цветок, daisy, на русском звучит как "маргаритка", — прошептала Ника, чтобы её слышал только Генри, — как имя твоей дочери. Спасибо.

— Ты плакала? — Войт провёл пальцем по её щеке. Вид у него был озабочен, но Ника ободряюще улыбнулась ему.

— Ничего страшного. Просто… твоя мама обо всём догадалась.

— Да, я знаю, — кивнул Генри и улыбнулся в ответ. Сейчас он был невероятно благодарен матери, которая с удовольствие возилась с внучкой. Она приняла и девочку и женщину, которая её родила. Он знал, что она поддержит его во всем и не будет осуждать за ошибки.

Ника вдохнула аромат цветов. Это, наверное, был самый важный букет в её жизни. Совсем непохожий на торжественные и вычурные букеты, которые она получала от друзей и благодарных клиентов. Они были красивы, но не несли в себе никакого особого смысла. И уж тем более он не шёл ни в какое сравнение с алыми розами, которыми так любил мучить её Влад.

Эти цветы были подарены ей человеком, которого она любила. Такие скромные, но такие символичные. Знал ли об этом Генри? Маргаритки — как её девочка, незабудки — цветы верности. А клевер? Удача? Нет-нет, что-то другое… кажется, свобода.