— А Зося кашу есть не хочет! — доносится до меня вопль Ждана. — Она её Жучке под стол скидывает!
— Ябеда-корядеба!!! — а это уже Зося…
— Баааб, она меня ложкоооой!! — верещит ультразвуком Жданик.
— Аааа… Баба… Он меня…
— Коза противнаяааа…!!!
— Ванька…!!!
— Сам козаааа…!!!
— Фимка помоги…!!!
— Бабааа…!!! Бааааб…!!!
Счастливое утро счастливой семьи…
— А ну, цыц!!! — а вот и дедуля… — Надо было мамке вашей кое-что ещё лет двадцать назад зашить!! Или папке того… отчекрыжить!!!
— От ведь!!! На минуточку только отошла!!! — а это уже бабулечка. — Как вы так успели-то, ироды???!!! Все в деда своего заполошного!!!
— А чё в меня-то???
— А в кого???
И звук такой… Всё? Нет у нас больше дедулечки?
— Ронь, ты мне дырку на спине протрёшь… — ой, ну, и этот ещё до кучи…
— Нет, к сожалению! А надо бы!! — продолжаю интенсивно натирать Тимофею спину мазью. — Это же надо было додуматься, а???
— Non bis in idem… — бурчит себе под нос этот болезный…
— Не налатынькался ещё⁇!! — мажу и плечти тоже. — Не дважды за одно и то же… Я и трижды могу!!
— А ты откуда латынь знаешь, Ронь? — Тимофей пытается привстать и тут же со стоном падает на кровать.
— Действительно… Откуда деревенщине знать латынь? — кладу Тимофею на спину шерстяной шарф и накрываю его одеялом.
— Я не к тому… Просто… — лепечет что-то из-под одеяла.
Конечно, накрыла с головой…
— Ронь, заглядывает в комнату мой близнец-недоумок. — Я Совёнка переодел…
— Медаль тебе за это! — отмахиваюсь, как от назойливой мухи.
— Чё ещё сделать? — и вид такой, только крылышек ангельских не хватает…
— Роня, что-то печёт сильно… — жалобный голос из-под одеяла…
— Роняааа!!! — там бабуля дедулю бьёт!! — проскальзывает мимо Роника Ефимка.
— А Зоська Жучку кашей с ложки кормит! — и Ждачик тут уже — А Тима умер?
— Почти… — тихий пододеяльный стон.
— С чего бы? — хором мы с Роником.
— А чего он с головой накрытый? — жмётся к ногам Роника Жданчик.
— Замёрз! — открываю одеяло, показывая всем, что их Тима пока жив.
— А у вас скоро дети будут? — переводит взгляд с употевшего Тимофея на обалдевшую меня Ефимка.
— Скоро… — с шумом вдыхает воздух пододеяльный страдалец.
— А мне нравится вариант «Тима умер»! — тут же откликаюсь я.
— Он же дышит! — делает пару маленьких шажков к кровати Жданчик.
— А это легко исправить… — хмыкает Роник.
— Вот именно! — смотрю этому близнецу-затейнику в глаза. — Иди-ка лучше с Совёнком погуляй… И этих, — киваю на Ефимку со Жданчиком, — прихвати… А то я с «Тимой» ещё не закончила…
— Да я тоже могу! — пытается подскочить с кровати Тимофей, но тут же с глухим стоном валится назад.
— Ну, раз можешь — иди! — тут же соглашаюсь я.
— Ронь… — морщится Тимофей. — Что-то опять…
— Так, вышли все! — командую я. — Наверное, надо Скорую всё же…
— Не надо! — тут же возражает это несчастье. — Я просто дёрнулся неудачно…
— Неудачно дернулся — твое второе имя! — присаживаюсь на табуретку рядом с кроватью и раскрываю одеяло…
— А тут миленько… — доносится до меня и я не сразу соображаю, что это с улицы, а не по телевизору.
— Ну… Так… Только в самом доме… — уже другой голос и тоже женский.
Опять кому-то из соседок отворот-приворот понадобился?
Хотя вряд ли — соседи не стали бы обсуждать насколько миленько у нас на участке: у всех в деревне, кто не пьет, работает и что-то делает у себя в доме и в огороде примерно одно и то же — пальм и бассейнов тут нет…
— Ронь… — зовёт меня Тимофей, едва я успеваю дойти до окна, чтобы посмотреть на тех, кому у нас тут «миленько»…
— Опять заболело? — уже не верю я этому раненому — стоит только отойти от него, так всё — умирающий лебедь без балета…
Полночи с ним возилась и сегодня уже почти вечер, а я даже в туалет бегом, а то помрёт ведь несчастье городское…
Угу. Так я и поверила…
Но вся моя семья откровенно подыгрывает этому страдальцу…
Особенно бабуля — Тимоша встать сам не может, сесть тоже, до туалета — если не в обнимку со мной, то не дойдет…
Ладно, в конце концов, это же из меня этот рыцарь мешка и забора травму получил. А то, что рыцарь небольшого ума оказался, так тут уж…
Судя по моим родственникам мужского пола, все они взрослеют… никогда…
— А Тимоша отдыхает сейчас… — доносится до меня бабулин голос уже из дома. — Может, поужинаете пока…
— Нет, спасибо… Где Тимофей? — вроде та же женщина, что говорила, что у нас тут «миленько»…
— Мама? — дёргается на кровати Тимофей.
— Что, опять больно? — тут же спрашиваю я.
— Лучше бы было больно… — как-то обречённо в ответ…
И в тот же момент в комнату, распахнув дверь так, что она ударяется о стену, заходят мама Тимофея и та девушка, с которой он тогда был возле роддома. Альбина, кажется…
— Тима!! — округляет глаза Альбина — А что они с тобой сделали?
— К кровати привязали и пытаем, что ж ещё! — появляется следом за ними дедуля. — Роньк, пойдем-ка, поможешь там Ронику Совёнка своего покормить!
— У вас есть птенец совы? — сейчас у мамы Тимофея глаза через очки перепрыгнут…
— Ну, тут же деревня… — морщит носик Альбина и слово «деревня» произносит так, словно ей лопату навоза под нос сунули.
— Эт точно! — поддакивает дедуля — И потому без совы в хозяйстве никак!!
— А почему тебя никто в больницу не отвёз? — мама Тимофея спрашивает вроде как у сына, но смотрит на меня.
— Так деревня же! — снова влезает Альбина и, открыв небольшую белую лаковую сумочку, достаёт пачку влажных салфеток, раскрывает и, достав одну, подносит её к носу.
— Биночка так волновалась! — мама Тимофея пальцем указывает Альбине на пачку с салфетками и та тут же выдает и ей одну. Разумеется, мама Тимофея тоже подносит её к носу.
— Мам! — а я и не заметила, что Тимофей сел на кровати. — Вы зачем приехали?
— Так эт… Это я Никитичу позвонил… — говорит дедуля. — Предупредить же надо было…
Мне кажется, глаза мы с Тимофеем закатываем синхронно…
— Со мной всё в порядке — можете ехать домой! — а Тимофей умеет злиться?
— Биночка так волновалась! — словно не слышит его мама. — Сказала, что будет сама за тобой ухаживать, представляешь! Даже если нельзя тебя в город увезти, то… Мы готовы…Тут же есть гостиница или…?
— Да откуда⁈ — снова лезет в разговор Альбина — Деревня же!
— Я сейчас же звоню в перевозку лежачих больных!! — решительно так произносит мама Тимофея.
— Мам! А давай, вы просто уедете!
— Тима, — растягивая почти до разрыва каждую гласную произносит Альбина, — мы приехали за тобой… Тут же… Деревня…
— Ладно, пошли, Роньк! — дедуля жестом показывает мне «на выход». — Пусть тут городские между собой договариваются…
И когда я под громкое фырканье Биночки-Альбиночки выхожу из комнаты добавляет:
— Кто ж знал… Я как лучше хотел…