Папина дочка

62

Дворники растирают по стеклу влажный ноябрьский сумрак, глаза напряжённо вглядываются в ровную ленту дороги. Важно не пропустить нужный поворот.

Весь путь к дому Александра я была поглощена эмоциями, а не маршрутом, и сейчас это может сыграть со мной злую шутку. Меньше всего хотелось бы заплутать на трассе и ни с чем вернуться в город. Уж слишком я настроена на встречу с Александром, чтобы так легко принять поражение.

Когда впереди наконец маячит неоновая вывеска с названием премиального коттеджного посёлка, я чувствую невероятное облегчение. Это означает — я почти на месте. А уж до нужного дома как-нибудь разберусь.

К счастью, судьба не подкидывает мне невыполнимых задач. Проехав около двухсот метров по петляющей асфальтированной дороге, я различаю в темноте знакомый силуэт дома, который покинула полтора часа назад. Внутри зреет радостное предвкушение. Свет в окнах по-прежнему горит, а значит, мы с Александром точно увидимся.

Притормозив у ворот, я машинально глушу двигатель и несколько секунд сижу в гробовой тишине. И что же дальше? Внутрь без предупреждения не попасть, а значит — нужно ему позвонить. Ну или написать сообщение.

Ладонь нащупывает телефон на консоли, пальцы торопливо порхают по клавиатуре.

«Привет. Я у ворот. Откроешь?»

Нахмурившись, стираю. Нет, так не пойдёт.

Запахнув полы пальто, я выхожу из машины и, втянув отсыревший хвойный воздух, нажимаю звонок на стойке с видеопанелью.

Ответа нет слишком долго. Я успеваю перебрать в голове кучу причин такому промедлению: предположить, что Александр всё-таки уснул, или что он решил больше никогда меня не видеть.

Когда из динамика наконец доносится характерный шум, внутри радостно екает.

— Это я, — взволнованно констатирую я то, что Александр и без того видит в камере. — Каролина.

Повисает пауза, и в следующую секунду створки ворот начинают плавно разъезжаться.

Я торопливо сажусь в машину, въезжаю во двор, паркуюсь. Тело слегка потряхивает, но уже не от волнения, а от растущей решимости. Всё так просто, когда знаешь, что нужно делать. Нет ни метаний, ни нервозности, ни сомнений.

Александр стоит на крыльце. Его силуэт в бликах уличной подсветки кажется огромным и немного пугающим.

— Спасибо, что впустил, — говорю я, остановившись на деликатном расстоянии в пару метров. — Я приехала, чтобы поговорить.

— Входи, — натянуто произносит он.

Это немного охлаждает мой пыл. То, что Александр впустил меня внутрь, не говорит о том, что он готов меня слышать. Он прекрасно воспитан и просто не мог оставить меня на улице посреди ночи. Нет гарантий, что он не успел принять решение не в мою пользу.

Эту мысль я отметаю за ненадобностью. Начну изводить себя сомнениями — будет только хуже. Я приехала сюда с определённой целью, и я её добьюсь. Нужно помнить: у меня всё получается, когда я по-настоящему чего-то хочу.

Я бесшумно переступаю порог, разуваюсь под прицелом тяжёлого взгляда. Александр не помогает мне с пальто, и это говорит красноречивее любых слов.

— Марк знает, что ты здесь? — изрекает он, когда наши глаза встречаются.

Я качаю головой.

— Нет. Но он и не должен. Мы расстались около часа назад.

Повисает молчание. Пока я жду реакцию на свои слова, Александр скептически меня разглядывает, словно не до конца доверяет услышанному.

— Я приехала, чтобы поговорить, — повторяю я, не справляясь с затянувшейся паузой.

— Я понял. Проходи.

Я молча следую за ним на кухню. С момента нашего отъезда там почти ничего не изменилось: стулья всё так же выдвинуты, на столе лежат открытые коробки с остатками пиццы. Из нового — бутылка вина и наполовину опустевший бокал.

Александр тяжело опускается на стул.

— И как отреагировал Марк?

— Он в порядке, — заверяю я. — Мне показалось, что он немного разозлился, но думаю, это пройдёт. Я не об этом приехала говорить.

Сверля меня взглядом, Александр подносит бокал ко рту. Из меня вырывается нервный смешок.

— Когда ты молчишь, мне становится не по себе.

— Я не совсем понимаю, чего ты от меня ждёшь. Несколько часов назад ты приехала сюда с моим сыном, убеждая его и меня, что между вами всё прекрасно. Теперь ты здесь, чтобы сказать, что вы расстались. Любой был бы сбит с толку.

Я опускаю взгляд на свой кроваво-красный педикюр, проглядывающий сквозь шёлк колготок. Что ж, наверное, его упрёк справедлив.

— Я признаю, что вела себя не слишком благоразумно. Отчасти поэтому я здесь. После нашего последнего разговора мне было очень плохо, потому что казалось, что ты совсем ничего ко мне не испытываешь и пытаешься спихнуть Марку… Но когда Марк заговорил про твой анонимный аккаунт, я протрезвела. — Не удержавшись от улыбки, я поднимаю глаза. — RD — это ведь ты?

— Каролина. — Поморщившись, словно от боли, Александр массирует переносицу. — А если вдруг окажется, что это был не я, ты снова будешь использовать моего сына как орудие мести?

— Нет, с чего ты взял? — растерянно лепечу я.

— Потому что ты однажды это уже сделала. Послушай… — коротко выдохнув, он смотрит мне в глаза. — Какой бы взрослой ты ни проявляла себя, тебе по-прежнему всего двадцать два, и сегодняшний твой поступок — лучшее тому доказательство. Двадцатилетним свойственна импульсивность. Кстати, только по этой причине мы сейчас говорим об этом. Потому что если бы речь шла о ком-то другом, никакого разговора бы не было.

Ситуация, в которой мы оказались, очень сложная для меня и в особенности для Марка. Для тебя тоже, но в меньшей мере, даже если сейчас тебе так не кажется. Все эти дни я только и думаю о том, как её разрешить с точки зрения морали, чувств и ответственности. Так уж вышло, что мне уже давно не двадцать, и обстоятельства не позволяют мне действовать исключительно на эмоциях.

Тебе было важно услышать, что у меня есть к тебе чувства? Да, они есть. И очевидно, что это не банальная тяга к красивой женщине, потому что будь оно иначе — я бы не совершал что-то настолько себе несвойственное, как анонимно отслеживать твой профиль в соцсетях. И мне бы точно хватило мозгов не приглашать тебя на форум в качестве стилиста. И я бы точно сумел соблюдать дистанцию, и той ночи на пляже гарантированно бы не случилось.

Всё это имеет место быть. Но мне сорок, и у меня есть сын. Сын, который очевидно к тебе неравнодушен и с которым ты до сегодняшнего дня состояла в отношениях. Этот факт будет так или иначе висеть над нами и накладывать свои ограничения. Как долго и как сильно — я не могу знать.

Так же я не могу гарантировать, что в отношениях со мной ты получишь именно то, о чём мечтает влюблённая двадцатилетняя девушка. В каком-то смысле я разочарован в отношениях. Это никак не связано с тобой — просто так уж сложилось.

Ещё я много работаю, и это тоже будет влиять на всё, что между нами происходит. Поэтому тебе стоит хорошенько подумать, хочешь ли ты для себя такого человека.

Ты безумно красивая, талантливая, восхитительная женщина, Каролина. А с учётом всего вышеперечисленного тебе придётся со многим мириться. Тебе же хочется всего и сразу — и это абсолютно заслуженно и закономерно. Но и я не могу в одночасье изменить себя: наплевать на сына и компанию и бездумно отдаться чувствам.

— Я этого и не прошу! — выпаливаю я. То, что Александр наконец признал, что у него есть ко мне чувства и они не поддаются контролю, окрылило меня. На душе стало легко-легко, и слова сыплются сами собой. — Теперь позволь сказать мне.

За двадцать два года у меня ни разу не было отношений. Даже ухажёров не было, потому что мне совсем никто не нравился. Когда я говорю «совсем» — это означает, что у меня не было ни одного свидания, ни одного подаренного цветка.

Наш поцелуй на курорте стал моим первым. Так же как первым стал наш секс в Абу-Даби. И всё это настолько правильно и закономерно, потому что всё это время ты был единственным мужчиной, к которому меня по-настоящему влекло. Единственный, в которого я без оглядки влюбилась.

Думаю, по этой причине я и стала встречаться с Марком, не понимая, что моя тяга к нему существует лишь потому, что он так сильно напоминает тебя.

Я бы могла сказать, что жалею об этих отношениях, но это была бы не совсем правда. Потому что только благодаря им я снова получила шанс увидеть тебя.

Вот то, что я должна была сказать тебе тогда в ресторане: я не могу оставаться с Марком. Единственный мужчина, который всегда меня по-настоящему интересовал — это ты.

И ты, конечно, прав: я хочу получить всё и сразу. Но если нужно набраться терпения и подождать — я готова. Я жила со своими безответными чувствами два года.

И знаешь… — от переполняющих меня чувств глаза становятся влажными, а голос начинает дрожать, — я совсем не такая, как твоя бывшая жена. Со временем ты в этом убедишься. Я точно знаю, что умею любить… И мне кажется, что ты сам очень нуждаешься в том, чтобы тебя любили. Просто тебе страшно.

Замолкнув, я смотрю на Александра. Кадык на его шее дёргается, в потемневшем взгляде сложно разглядеть оттенки блуждающих мыслей. Он просто смотрит в ответ.

Грудную клетку ломит от учащённых вздохов, сердце взволнованно дребезжит. Всё, что я сказала, было от самого сердца, и мне бы хотелось, чтобы он это понял.

Ноги сами отрываются от пола и несут меня вперёд. Всего три шага — и я оказываюсь напротив него.

Повинуясь порыву, опускаю ладони на плечи. Твёрдые, словно камень, и до предела напряжённые.

Следует шумный вздох, и в следующую секунду Александр обнимает мои бёдра и жадно притягивает к себе.

Его голова упирается мне в живот, учащённые вздохи проникают под одежду, согревая кожу. Кажется, будто он слишком долго держал лицо — и наконец позволил себе сдаться.

Каждая секунда, что мы так стоим, — ценнее золота.

Ближе мы ещё не были никогда — даже в ту ночь на пляже. Я и он провели много времени вместе, но кажется, будто по-настоящему друг друга разглядели только сейчас. Всё потому, что обнажение душ требует гораздо большего доверия и смелости, чем обнажение телом.