Папина дочка

72

Даже несмотря на то, что Александр стоит ко мне спиной, я чувствую его подавленность. Внешне он почти её не выдаёт: ни вчера, когда мы приехали к нему, ни утром. Мы всё так же разговаривали, занимались сексом, обнимались. Но я всё равно ощущаю — он другой. Наверное, так и происходит, когда любишь: синхронизируешься с человеком и улавливаешь малейшие изменения в его настроении. Ему ничего не нужно говорить.

— Саша… — я впервые называю Александра сокращённым именем и сама пугаюсь собственной смелости. Понравится ли ему?

Он оборачивается, вопросительно приподнимает брови. На новое обращение даже не реагирует.

— Мне кажется, ты расстроен из-за Марка.

— Всё в порядке. — Он вынимает чашку из лотка кофемашины и ставит туда вторую. — Думаю о предстоящих делах.

Поёживаюсь, натягиваю рукава толстовки, пряча в них ладони. Температура воздуха будто стала на пару градусов ниже, а тёплое чувство, поселившееся во мне с начала наших отношений, стремительно тает.

После паузы предпринимаю ещё одну попытку — разговор как способ успокоить и его, и себя: — Поедем смотреть квартиру, о которой ты говорил? Сегодня?

Александр качает головой и садится напротив. — Сегодня не получится. Нужно съездить на производство.

— Понятно… — я обхватываю стенки чашки, грея стремительно остывающие руки.

Знаю: он предупреждал о высокой занятости и о том, что придётся с этим мириться. Но я не могу отделаться от мысли, что дело вовсе не в работе. Чаши весов — наши отношения и его привязанность к Марку — снова качнулись. А если Александр понял, что не сможет быть счастливым, зная, что сын его никогда не простит? Вдруг он выберет несчастливое, но комфортное одиночество вместо того, чтобы мучиться чувством вины?

Отодвинув чашку, я поднимаюсь, обхожу Александра со спины и опускаю руки ему на плечи. Твёрдые, как камень. — Тогда я буду ждать тебя вечером, — стараюсь говорить ласково, чтобы он почувствовал мою поддержку. — Можно заказать роллы и посмотреть кино.

Не поворачивая головы, он находит мою ладонь и сжимает. — Позвоню тебе, как только освобожусь.

Как бы я ни старалась отгонять тревогу, смог сомнений заволакивает собой весь день. В перерыве между лекциями снова и снова проверяю телефон — не пришло ли сообщение от Александра, и каждый раз, не находя его, испытываю разочарование.

Страх потерять его становится осязаемым. Вдруг он решил поставить на паузу наши стремительно развивающиеся отношения и отменить все планы? Не будет ни совместных ужинов, ни поцелуев, ни квартиры? Я не готова к такому откату назад. Испытания можно проходить только вместе, плечом к плечу.

На часах начало седьмого, а Александр по-прежнему не даёт о себе знать. Не находя сил поехать домой, я торчу в кафе, рисую эскиз платья — занятие, которое забросила после Абу-Даби.

Тревожности уже нет. Вместо неё — слезливость и настоящая паника. Всё ведь было так хорошо… И нет, мне не показалось. После звонка Марка между нами выросла стена отчуждения. Поэтому он не пишет и не звонит. Ждёт, что я сама сделаю выводы.

Погасив планшет, я в отчаянии хватаюсь за смартфон. Если Александр решил взять паузу — пусть скажет об этом сам. А если решил расстаться, он должен знать: шанса вернуть меня не будет. Я никогда не прощу. Не после того, как он позволил узнать, насколько хорошо нам бывает вместе.

Но вместо его голоса в трубке звучит механическое: «Абонент временно недоступен». Растерянно смотрю в окно. Как же так? Александр куда-то уехал? Заблокировал меня? Сменил номер?

Окончательно теряя контроль от неизвестности, открываю мессенджер и зло вдавливаю пальцы в клавиатуру: «Наберись смелости поговорить со мной! Я не мячик, который можно бросать, когда хочется!!!»

Нажимаю «отправить» и, вскочив, хватаю пальто и сумку. Хватит сидеть здесь, как беспризорница в ожидании его звонка. У меня есть дом. И родители, которые, возможно, оказались правы насчёт него.

Дома всё становится только хуже. Помимо Александра, я продолжаю нелогично злиться на маму — за то, что отнеслась к нашим отношениям со скепсисом, и на папу, который как ни в чём не бывало спрашивает, буду ли я ужинать с ними. Я злюсь даже на Лию, которая по какой-то причине не отвечает на мой звонок.

Лёжа в своей кровати и зарывшись лицом в подушку, я чувствую себя одинокой и несчастной. Кажется таким несправедливым, что мир продолжает преспокойно существовать, когда моя жизнь рассыпается. Несколько раз в порыве чувств я даже хочу занести номер Александра в чёрный список, но осекаю себя голосом здравого смысла. Всё же ещё остаётся надежда, что он появится.

Надежда, которая с каждой уходящей минутой гаснет. На часах почти десять, дом притих, родители уже легли спать.

Превозмогая апатию, я заставляю себя подняться с кровати, чтобы смыть макияж и переодеться в пижаму. Не верится, что это происходит. Что завтра утром я проснусь без того ощущения тепла, которое, казалось, будет со мной всегда, без предвкушения нашей встречи, без ежедневной переписки. Неужели сказка была такой короткой? А ведь я успела представить всю нашу будущую жизнь: совместный отдых, наших детей, красивую свадьбу с цветочной аркой на берегу океана.

Прошлёпав в гардеробную, я выдёргиваю с полки мохнатого щенка, с которым спала в детстве, и приношу его в кровать. Прижав к себе, утыкаюсь носом в его мягкую макушку и закрываю глаза. В носу щиплет ещё сильнее. Мне так нравилось засыпать в объятиях Александра, и я совсем отвыкла спать одна.

Темнота спальни вдруг разбивается светом вспыхнувшего экрана, заставляя меня резко поднять голову. Поднеся телефон к глазам, я замираю в неверии. Столько эмоций проносится внутри за один миг: от эйфории, что он звонит, до испуга, что Александр лишь отреагировал на моё сообщение и нашёл в себе силы честно расстаться.

— Слушаю… — вопреки желанию звучать холодно, мой голос панически взвивается.

— Ты дома? Сможешь выйти во двор?

— Хорошо, — роняю я ещё до того, как успеваю подумать. — Сейчас.

Выскользнув из кровати, я босиком бегу по коридору, торопливо миную лестницу, вылетаю в прихожую и натягиваю пальто. Ноги просовываю в мамины мокасины — всё лучше, чем надеть ботильоны на каблуке с пижамой. Приглаживаю волосы и прикрываю за собой входную дверь.

Иссиня-белый свет фар, пробивающийся сквозь решётку ограждения, моментально слепит. Прикрыв глаза, я семеню к воротам. Внутренности колотит от страха неизвестности. Кто знает, возможно, сейчас мне предстоит самый тяжёлый разговор в моей жизни.

Потянув автомобильную ручку, я сажусь на пассажирское кресло и машинально обнимаю себя руками. Чувствую, что Александр смотрит на меня, но отчего-то не решаюсь так сразу поднять глаза. С каждой секундой становится всё страшнее и всё более неловко.

— Я весь день провёл на закрытом производстве, где нет связи. Твоё сообщение получил около часа назад и решил приехать лично.

С этими словами Александр заводит руку назад, и в следующую секунду мне на колени с шуршанием опускается тяжёлый букет ярко-пурпурных роз.

— В качестве извинения за то, что тебе пришлось волноваться. Цветы не самые изящные, но на трассе выбор был невелик.

Уставившись на тёмные бутоны, я кусаю губу в попытке сдержать эмоции, но они всё равно прорываются вместе с истеричным всхлипыванием. Облегчение, что все мои страхи оказались напрасными, радость, вина и огромное чувство любви расширяют грудную клетку.

— Прости, пожалуйста… — перекинувшись через консоль, я повисаю у Александра на шее. Жадно глотаю запах его туалетной воды и усталости, целую висок, скулу, огрубевший от щетины подбородок. — Я думала, ты выбрал не меня… Столько ужасного себе придумала…

Он обнимает меня одной рукой, крепко прижимая к себе, и тихо, но по-тёплому смеётся.

— Ну вот тебе снова двадцать. А то я уже начал переживать, что это мне придётся взрослеть. Никуда я от тебя не денусь. С выездными мероприятиями не всегда подгадаешь… А ты подумала, что я решил незаметно расстаться?

Издав задушенный смешок, я утвердительно трясу головой.

— Не знаю, что со мной весь день происходило. Мне показалось, что после вчерашнего звонка мы отдалились и тебе невыносимо находиться рядом… Думала, это всё…

— Ну что за глупости. Я, конечно, расстроен, но это не значит… — обхватив меня за голову, Александр смотрит прямо в глаза. — Ситуаций, когда я задерживаюсь или не могу перезвонить, может быть много. Давай договоримся, что ты не станешь себя накручивать.

Заулыбавшись сквозь слёзы, я согласно киваю. Сейчас я чувствую себя даже не на двадцать, а лет на двенадцать максимум.

— Если захочется засомневаться, вспомни, что я тебя люблю. — Александр быстро касается моих губ своими. — А теперь иди спать. Я тоже поеду, ладно? Сегодня я никакой. Завтра что-нибудь обязательно придумаем. В кино сходим или ещё что-нибудь.