Колби закрыла дверь за двумя мужчинами и женщиной и с тяжелым сердцем вернулась в гостиную.
— Я не желаю видеть вновь этих ужасных людей в моем доме, — заявила леди Филлида Мэннеринг из глубины потертого зеленого вельветового дивана, высоко держа пузырек с духами и пытаясь с помощью их аромата уничтожить следы присутствия посторонних.
— Разреши мне напомнить тебе еще раз, мама, — сдерживая раздражение, сказала Колби, — это не твой дом. Это дом Мэтью; по крайней мере, он был его десять минут назад.
— Неужели ты продала его этим… — Не находя слов, леди Филлида заплакала.
— Никто больше не захотел купить Броули в таком разоренном состоянии, — сказала Колби, уставшая от попыток объяснить матери истинное положение их финансов. Не в силах больше выносить причитаний леди Филлиды, она сбежала в свою спальню. Распахнув дверцу шкафа, Колби вытащила старые армейские брюки отца для верховой езды и рубашку. Это был ее обычный костюм для верховых поездок по поместью, но сегодня она надела его, чтобы начать тягостную работу по расчистке чердака.
Через несколько часов Колби стояла, просматривая документы и письма, которые она нашла в обитом бронзой сундуке; волосы и руки ее были покрыты вековой пылью.
Именно там ее и нашел Нэвил Браунинг.
Несмотря на возражения леди Филлиды и Сильвии Рэйнрайтер, Браунинг настоял на немедленной встрече с Колби, и теперь широко открытыми глазами он смотрел на ее силуэт, вырисовывающийся на фоне чердачного окна, а она ничего не замечала вокруг.
Потрясенный увиденной им впервые в жизни женщиной в брюках, не знал, куда отвести взгляд. Ему было ясно, что нужно повернуться и выйти, но он не мог. Девушка притягивала к себе взор: высокая, гибкая фигура, полные округлые груди, виднеющиеся под расстегнутой рубахой, тонкой от многолетней стирки, как лист бумаги. Нэвил собрался повернуться и выйти, но в спешке уронил трехногий стул.
— Что вы здесь делаете? — вскрикнула Колби, застигнутая врасплох.
— Я хочу поговорить с вами, — нерешительно сказал он, изо всех сил пытаясь отвести глаза от ее открытой груди и слегка округлого живота под грубым шнурком, удерживающим слишком большие для не брюки.
— У вас, похоже, гениальные способности заставлять меня чувствовать себя последней идиоткой, — выпалила она, оттолкнула его в сторону и выбежала вон.
«Бог знает, как я выглядела перед этим ужасным человеком», — пробормотала она про себя, торопливо направляясь по темному коридору к лестнице. Мысль о том, что она умчалась как школьница, разозлила Колби еще больше, и она замедлила шаг. Но вместо того, чтобы пойти в свою комнату и переодеться, как собиралась, она спустилась дальше по лестнице, проклиная себя за проявление женской слабости. Запыхавшись, она очутилась в библиотеке, где, к счастью, в этот момент никого не было.
Колби увидела на столе отцовскую коробку для сигар и дрожащими пальцами вынула самую большую сигару, какую смогла найти. Если он был шокирован ее одеянием, то она хотела выглядеть еще более вызывающе. Она зажгла сигару и глубоко затянулась, пока Браунинг в замешательстве стоял в дверях.
При всей своей изощренности Нэвил понял, что ему трудно принять ее в мужской одежде, беспечно курящей сигару. «Эта женщина, похоже, сведет меня с ума», — сказал он себе и поспешил выполнить свою миссию, пока не потерял самообладания.
— Я здесь, чтобы принять ваше предложение о браке… — сказал он, ненавидя себя за то, что спотыкается на словах. Он знал, что может быть более деликатным, но эта женщина действовала ему на нервы и будила в нем непонятное раздражение.
— Что, все женщины Лондона остались глухи, немы и слепы в ответ на ваши мольбы? — спросила она насмешливо.
— Не испытывайте мое терпение, леди Мэннеринг!
— Не ждите, что я упаду в обморок, как кисейная барышня, лорд Браунинг, — фыркнула она. Сцена его отказа представилась ей так же отчетливо, как в тот день, когда это случилось. — Помните, как вы унизили меня, зная, что я сделала это абсурдное предложение в отчаянии.
— Я был нездоров…
— Скорее пьян в стельку, — сказала она, голос ее дрожал от бешенства. — Но это не причина для того, чтобы топтать мои чувства, как грязь под сапогом.
Колби яростно сверкала глазами, единственным желанием ее было запустить самым большим предметом, какой она только могла найти, в его безупречную голову, покрытую шапкой густых, коротких, светлых волос. Взбешенная таким поворотом своих мыслей, она перевела взгляд на потертый ковер, собираясь с духом.
— Вон из этого дома, проклятый лорд Браунинг! Возможно, это недолго будет продолжаться, но, ей-богу, пока я хозяйка здесь, я буду решать, кто может входить сюда, а кто нет.
Оскорбленный, Нэвил повернулся и вышел, но едва он оказался за дверью библиотеки, ужасный смысл отказа Колби Мэннеринг дошел до него, и это заставило его повернуть обратно. Он вернулся.
— Если вы передумаете, я буду в Моуртоне до завтрашнего утра.
Колби почти не слышала его; когда дверь захлопнулась, она тяжело опустилась на пол. Пока девушка не увидела его вновь, она не позволяла самой себе признаться в том, насколько опустошил ее его жестокий отказ. Теперь же ужаснулась содеянному, и все, что годами сдерживалось ее железной волей — переживания, боль, разочарования, — вырвалось наружу, и Колби испустила протяжный животный стон. Она закрыла лицо руками и безудержно заплакала.
Нэвил медленно брел по направлению к конюшням, сознавая всю глубину нанесенного ей оскорбления. Он не мог поверить в свою жестокость. Он ускорил шаг. Выводя свою лошадь, Нэвил увидел мальчиков Мэннерингов, боровшихся в нескошенной траве; их одежда была такой же поношенной и заплатанной, как и рубаха Колби, а обувь — порванной и плохо починенной.
Его мысли перенеслись в те дни, когда Роберт был мальчиком, и он задохнулся от охватившего его чувства потери.