Ночами Броули выглядело темным и задумчивым.
До наступления сумерек Аугустус Пэнэман несколько часов изучал дом с разных сторон.
— Сначала мы пойдем к южному крылу, понял?
— Я не могу этого сделать. — Голос Харвея Кортнэйджа был сиплым от ужаса.
Пэнэман выругался и достал из кармана дуэльный пистолет. Он ткнул дулом сзади в шею Харвея, и тот, теряя равновесие, выронил из рук незажженный факел, споткнулся о него и, ускорив тем самым свое падение, покатился вниз по склону.
— Или огонь, или свинец, — пригрозил Аугустус Пэнэман, поднимая Харвея с земли. Чужой страх доставлял ему удовольствие, и он не скрывал этого. — Мне осторчертело ждать, когда вернется эта сука!
План заключался в том, чтобы, пригнувшись как можно ниже, стрелой промчаться в высокой траве нескошенной лужайки.
— Я кое-что подложил в собачьи миски, но кто знает, — сказал Пэнэман. — Так что не околачивайся слишком близко, они могут нас учуять.
— Господи, когда ты последний раз мылся? — прошипел Кортнэйдж, стараясь оскорблением укрепить свою храбрость. Его желудок свело судорогой. Каждый раз, когда он видел бывшего управляющего имением, тот вел себя все более странно и казался все безумнее. Кортнэйдж ругал себя за то, что вообще связался с этим человеком.
По сигналу они бросились бежать, уже у дома на ходу зажигая факелы.