Париж встретил их холодом и сыростью. Небеса разверзлись, и дождь стучал в окна, соответствуя настроению, царившему внутри бешено раскачивающейся кареты.
Ослабленная морской болезнью, Колби проспала большую часть пути, чему Нэвил был рад. Это позволило ему не спеша рассмотреть ее, чего он не мог сделать раньше, да особенно и не стремился к этому, как он вынужден был признать. Колби держалась замкнуто, и он был рад отложить на несколько дней осуществление брачных отношений — горестного повода для их женитьбы.
Ночь на яхте стала ужасной ошибкой. Воспоминания о том, как он держал девушку в своих объятиях, а ее тяжелая голова лежала на его плече, пока он раздевал ее, волновали его гораздо больше, чем хотелось бы. Уже очень давно ни одна женщина серьезно не задевала его чувств. В его жизни было много женщин до и после Грэйсии, но мало кто из них трогал его сердце. Какая ирония судьбы, если Колби, купленная и оплаченная жена, превратит его в пылкого любовника. Он не хотел, чтобы это случилось, и всячески настраивал себя против нее.
Внезапно карета резко накренилась, Колби швырнуло почти на колени к Нэвилу. Он поймал ее.
— Какого черта? — вскричала она, сразу же проснувшись и обнаружив себя на коленях мужа и в его объятиях.
Нэвил посадил ее обратно на место.
— И это благодарность за то, что я не дал тебе вывалиться, — сказал он, насмешливо улыбаясь. — Похоже, у нас сломалась ось.
Пока Нэвил не вернулся, она оглядела свою помятую одежду, разгладила костюм и поправила шляпку. Ее неприятно поразила мысль о том, что она пропустила их въезд в Париж, ужасная сырость портила ей настроение. Все это казалось плохим предзнаменованием предстоящих недель. Ей невыносимо было произнести даже про себя слова «медовый месяц».
— Мы не сможем ехать дальше, но мы недалеко от дома Андрэ. Я пошлю кучера за другой каретой.
— Должна ли я понимать так, что мы собираемся остановиться не в гостинице, а у кого-то дома?
Нэвил объяснил, что Андрэ и его сестра Рита Барро — его друзья детства.
— Меня не волнует, кто они такие, — раздраженно сказала она. — Я не собираюсь становиться объектом любопытства твоих друзей.
— Ради Бога, Колби, не будь ребенком, — бросил он ей в ответ. — Барро — очень милые люди, а я обычно занимаю комнаты на расстоянии мили от апартаментов хозяев.
— Вы могли бы посоветоваться со мной, — фыркнула она, совсем не уверенная в том, не была ли она упрямой сверх меры.
— Я был убежден, что тебе наплевать, где мы остановимся, если только я обеспечу тебе широкую кровать. И это, моя дорогая, я собираюсь сделать.
Колби пришлось довольствоваться этим ответом. Наконец-то он понял что-то из того, что она чувствовала.
— Но позвольте мне еще раз предупредить вас, мадам, — строго сказал Нэвил. — Барро и все мои французские друзья не должны знать, что это фиктивный брак. Ты будешь относиться ко мне с обожанием, независимо от того, в какой ситуации тебе придется это делать и как бы неприятно тебе это ни было.
— Многого же вы хотите от меня, — сказала она, поглаживая тонкие кожаные перчатки, лежавшие у нее на коленях, и глядя на дождь за окнами. Колби знала, что ведет себя дурно, но не могла остановиться. Они заключили сделку, и теперь она пытается изменить ее условия. И это после того, как он помог ей прошлой ночью. Она мало что помнила из того, что случилось, но, проснувшись утром, была очень взволнована, увидев, что он раздел ее.
— Меня, черт побери, очень мало волнует твое мнение, и в будущем оно будет волновать меня еще меньше, — сказал Нэвил, все больше распаляясь. — Я не позволю тебе делать из меня посмешище. Большинство французских браков столь же прагматичны, как наш, но супруги поддерживают видимость их. Ты будешь делать то же самое.
Он откинулся на подушки, вынул из кармана флягу, зажег сигару и стал с неудовольствием ждать, пока подоспеет помощь. Он кипел от негодования и не пытался это скрыть. Если и раньше у него были сомнения, то теперь Нэвил знал, что его брак был ужасной ошибкой. Будущее представлялось еще более унылым, чем прежде.
Отель Барро был парижским особняком семнадцатого века устрашающих пропорций. Колби не любила инкрустированную мебель золоченой бронзы, столь милую сердцу многих ее соотечественников. Она предпочитала работу Шератона и братьев Адаме. Тяжелые письменные столы и бюро, соперничавшие со столами с изящными, тонкими ножками, были лучшими примерами подобного рода. Бюсты мужчин из рода Барро, изваянных наподобие древнеримских сенаторов, толпились в каждом углу похожих на пещеры комнат. В этой семье явно считали, что «больше» значит «лучше», и дом был скорее похож на музей, чем любой другой из когда-либо виденных ею.
Резко контрастируя с обстановкой, Андрэ и его сестра были такими легкими по своим манерам и поведению, какими только можно было пожелать. Они встретили их теплыми улыбками и устроили им радушный прием. Встав на цыпочки, Рита обняла Колби и поцеловала в обе щеки так, как это обычно делают на континенте.
— Моя дорогая, в вас есть все, чего мне хотелось увидеть в той, на ком женится наш дорогой Нэвил, и я приветствую вас как сестру, — сказала миниатюрная темноволосая француженка, одобрительно оглядывая Колби с головы до ног.
— Теперь моя очередь, — настойчиво потребовал Андрэ Барро, отталкивая сестру локтем. — Мой дорогой мальчик, ты всегда понимал толк в красоте.
Нэвил покраснел. Он ожидал неумеренно радушного приема, но когда так и произошло, ему это не понравилось.
— Извините меня, леди, но я должен увести Андрэ, — сразу же сказал он. — Нам многое нужно обсудить.
Рита взяла Колби за руку, чтобы проводить ее в их покои, а мужчины удалились в кабинет Андрэ.
— Я понимаю, ты чего-то недоговариваешь, мой друг? — спросил Андрэ, наливая изрядные порции бренди. — Ведь это твое свадебное путешествие, не так ли?
— Конечно, но на самом деле это несколько больше, Андрэ, — сказал Нэвил. — Я здесь по важному поручению министерства иностранных дел.
— Ох уж эти англичане, никакой романтики, — улыбнулся Андрэ. — Лямур. Французский вариант мне нравится намного больше.
«Мне тоже, — сказал себе Нэвил, — но только не с этой ужасной женщиной, к которой я прикован цепями». Он не стал развивать тему и углубился в детали своей миссии.
— По данным МИДа бонапартисты недовольны, за этим может последовать насильственное свержение короля Луи, — объяснил Нэвил. — Ты слышал что-нибудь об этом?
Андрэ молча расхаживал по большой комнате, отличавшейся от остальных в доме своей простотой. Помещение в основном занимали полки из простого дерева с бухгалтерскими книгами, имеющими отношение к огромным поместьям и финансовым делам семьи Барро.
— Как ты знаешь, я ненавижу политику, но, конечно, и до меня доходят слухи, — сказал он, наконец. — Луи делает все возможное, чтобы нейтрализовать оппозицию, но ему не всегда это удается. Последователи Наполеона никогда не будут довольны и не дадут королю достичь этого.
Нэвил достаточно хорошо знал Андрэ, чтобы понять, что его друг не останется в стороне и не позволит своей любимой Франции пасть без борьбы. Барро были оплотом старого режима и приветствовали возвращение Бурбонов с распростертыми объятиями. В свое время они тайно перевезли семью и значительную часть своих капиталов в Англию. Андрэ и Нэвил познакомились в школе, между ними возникла дружба, неподвластная ни времени, ни расстоянию.
— Что ты слышал, Андрэ? — спросил Нэвил, возвращаясь к вопросу, больше всего беспокоящему его. — Лондон стремится к миру и стабильности. Луи в опасности?
— Тронуть его было бы сумасшествием, — ответил Андрэ, наполнил доверху стаканы и подошел к своему столу. Он достал какие-то бумаги. — Просмотри это до обеда, если, конечно, сможешь удержаться от любовных утех со своей очаровательной женой.
— Ты неисправимый романтик, Андрэ, — сказал, вставая, Нэвил.
Андрэ не понравились тон и вид друга. Будь то англичанин или кто другой, но с женщиной, подобной Колби, ни один мужчина не будет в свой медовый месяц заниматься политикой.
Прежде чем отвести Колби в комнаты, приготовленные для них с Нэвилом, Рита Барро провела короткую экскурсию по дому. Спальня для гостей была такой же величественной и так же обставлена тяжелой мебелью, как и приемные покои внизу. Практически всю комнату занимала громадная деревянная кровать, богато украшенная резьбой и покрытая малиновым с золотой росписью вельветовым покрывалом.
Колби остановилась, пораженная ее размером. Она отвела глаза, скрывая свои истинные чувства и рассыпая комплименты по поводу жилья. Колби молилась о том, чтобы не выдать себя.
Проницательная француженка увидела достаточно, чтобы почувствовать жалость к своей новой подруге. Если она не ошибалась, то по всем признакам Колби была невестой, со страхом ожидающей своей первой брачной ночи. В Рите шевельнулась характерная для французов приверженность к романтике и к физической любви. Будучи настолько везучей, чтобы заполучить Нэвила Браунинга, нужно быть сумасшедшей, чтобы шарахаться от наслаждений, которые сможет подарить такой мужчина. Дитя мое, утром ты будешь чувствовать себя по-другому, а если нет, тем хуже для тебя.
При малейшей возможности Рита с радостью поменялась бы с Колби местами. Она лелеяла тайную привязанность к высокому светловолосому англичанину с того самого момента, как Андрэ впервые привел его в дом. К счастью, когда Барро возвратились в Париж, в ее жизнь вошел Пьер Фаберже, а Нэвилу оставался лишь дальний уголок ее сердца. С тех пор как Пьер погиб при столкновении карет через год после их свадьбы, Рита знала многих мужчин, но никто не мог сравниться с ее мужем или с Нэвилом. Жизнь и вправду была странной штукой. Она тяжело вздохнула.
— Я не утомила вас, графиня?
— Я совсем не устала, и потом, мы ведь договорились называть друг друга по имени, помните? — сказала Рита, очнувшись от своих воспоминаний. — Но я не гожусь в хозяйки дома Андрэ. Вы, должно быть, устали от этого ужасного путешествия. О чем думал Нэвил, обрекая вас на него? Страшно подумать, что с самого рассвета вы в пути.
— Лорд Браунинг известный моряк и не понимает простых смертных, которым становится не по себе при виде бурного моря. — Колби вздрогнула. — Второй помощник рассказал мне, что Нэвил как викинг стоял на мостике всю ночь, когда даже капитан спустился в свою каюту.
Рита не сомневалась в этом. Андрэ рассказывал ей, что, по описаниям армейских друзей, Нэвил был одним из самых выносливых и хладнокровных офицеров английской армии, способным вновь сплотить своих людей под ураганным огнем. И только Бадайос сломил его, Бадайос и этот дьявол в юбке, Грэйсия Альварес, напомнила себе Рита. Сможет ли Колби помочь Нэвилу справиться с воспоминаниями о войне и о Грэйсии? Я бы смогла, засмеялась про себя маленькая француженка.
— А теперь я оставлю вас, уведу силой Нэвила от Андрэ и пошлю его к вам, — сказала Рита с лукавым выражением на лице. — Вы, должно быть, смертельно хотите видеть его.
Обед проходил в интимной обстановке, на нем присутствовали еще только два гостя. Полковник и миссис Шеррод Мэрроу были дальними родственниками Нэвила и старыми друзьями Барро. Адель Мэрроу была маленькой красивой женщиной, согласной всегда быть во внушительной тени своего мужа. Мэрроу не скрывали своей бесконечной погони за шумными удовольствиями, и это, наряду с большим состоянием, делало их везде желанными гостями с тех пор, как они поселились в Париже.
Нэвил был очень признателен своим родственникам за то, что они избавили его от необходимости активно участвовать в разговорах за обедом. Мэрроу был опытным рассказчиком и говорил без конца, это дало возможность Нэвилу поразмыслить над необъяснимыми событиями, произошедшими этим вечером. Предпринятые им перед обедом слабые попытки преодолеть холодность между ним и Колби были неловкими и безуспешными. Нэвил упрекал себя. В таком просторном помещении с отдельными гардеробными и приемными их неприязнь друг к другу принимала угрожающие размеры.
— Ты покорила обоих Барро. — Уже одетый и ожидающий Колби, чтобы спуститься вместе к обеду, Нэвил зашел в спальню.
— Они мне очень понравились. — Она бы сказала больше, но слова застряли у нее в горле.
Нэвил перестал носить траурную одежду только непосредственно перед свадьбой по настоянию матери, и теперь, одетый в бархатный пиджак цвета красного бургундского, оттеняемый сверкающим белым жабо, он был неотразим.
Когда муж направился к ней, предлагая руку, ей захотелось забиться в угол. Дыхание ее стало прерывистым, сердце бешено колотилось, и единственным, о чем она могла думать, было то, что она вышла замуж за самого красивого мужчину, какого когда-либо видела. Горячая волна пробежала вверх по ее ногам и животу, и она с ужасом почувствовала, как опускается на кровать, не в силах оставаться на ногах.
— С тобой все в порядке? — спросил Нэвил, бросаясь к ней, чтобы поймать ее, если она станет падать. Колби грубо оттолкнула его руки.
Она подумала о том, что потребуется от нее в постели позднее этим вечером, и мысли ее как фейерверк разлетелись в разные стороны; ощущение его прикосновения было последней каплей, которой она могла не выдержать.
Но Нэвил этого не понимал, ни сейчас, ни в тот самый момент, когда полковник вовлекал Колби в разговор за столом.
— Моя дорогая леди Колби, как жаль, что вы не знали Парижа после Наполеона, — говорил мистер Шеррод Мэрроу. — Он был таким диким. Сколько драм. Дуэли происходили ежедневно, а один ирландец из бурбонистской гвардии убил за год девять своих противников.
— Право, Шеррод, здесь леди, — мягко запротестовала его жена.
— Право, Адель, Колби выросла в гарнизонах. Она понимает глупых солдат, — напомнила Рита Барро. — Для меня самым ужасным было то, что с места дуэли в Булонском лесу все ехали к Торони завтракать.
— Точно так, — добавил полковник. — После каждой дуэли снималась комната для самых неистовых пиршеств с шампанским.
— Тебе недостает Парижа пятилетней давности? — насмешливо посмотрел на него Андрэ. — Я хорошо помню твой трактат о пустоголовых ведьмах из Фобург-Сен-Жермен.
— Это было до или после того, как они прижимали тебя к своей груди, дорогой родственничек? — беззлобно вставил Нэвил.
— Можешь быть уверен, Нэвил, это было до того, — засмеялась миссис Мэрроу.
— Мне кажется, нам не стоит так пренебрежительно отзываться при наших хозяевах о женщинах старого режима, — запротестовал полковник. — В конце концов, многие из них — родня Андрэ и Риты.
— Ерунда, Шеррод, мне они отвратительны. Они так и не простили моего отца за то, что он был либералом и за то, что благополучно сбежал из Франции перед революцией, — торжествующе улыбнулся Андрэ.
В этот момент оживилась Рита Фаберже, решившая взять Колби под свое крыло. Она объяснила, что после реставрации Бурбонов эмигрантам, потерявшим свои деньги или поместья из-за преданности королевской семье, были дарованы крупные суммы. Презрение и отвращение, которые они питали ко всем, не принадлежащим к их кругу, объясняла Рита, были необычайными.
— Это на редкость неприятная компания, их ужасная гордыня, сознание собственной исключительности и узколобое невежество уже стали легендарными.
— Все это так, моя дорогая Рита, — вставила миссис Мэрроу. — Но когда они принимали кого-то в свой круг, с ним возились, как с испорченным ребенком, которого балуют и которому льстят сверх всякой меры. Не так ли, Шеррод?
Полковник пробормотал что-то невнятное, а остальные засмеялись. Рита поднялась.
— Я думаю, что леди уже пора удалиться, — произнесла она. — Андрэ, не забывай, пожалуйста, что для Браунингов это был очень длинный день.