Нэвил и Андрэ прогуливались в парке холодным зимним вечером, анализируя многочисленные варианты, которые обсуждались во время ленча.
— Я утверждаю, что непосредственной опасности нет, и это совпадает с информацией твоих хозяев из Уайтхолла, — настаивал француз. — Либералы за последнее время одержали несколько побед, и бонапартисты не смогут найти достаточной поддержки среди антибурбонских группировок для совместного выступления против Луи.
— Возможно, но это опасный образ мыслей, — возразил Нэвил. — Вы имеете в виду тайный заговор, организованный сторонниками Наполеона, но интуиция подсказывает мне совершенно иное. Пока Наполеон жив, любой может захотеть отомстить за него.
— Если ты думаешь о возможности предательского убийства, то как можно защититься от сумасшедших? — спросил Андрэ, выразительно пожимая своими узкими плечами так, как это могут делать только французы.
Нэвил усмехнулся. Одним этим жестом Андрэ продемонстрировал свое презрение ко всем слабостям человечества.
— Забудь на минуту политику, Нэвил. — Андрэ взял его под руку и повел в сторону Пале-Рояль. — Я покажу тебе, как настоящий поклонник женщин выражает свое преклонение перед их племенем.
Для Нэвила огромная редкой красоты площадь была перевернутой назад страницей истории пятилетней давности. Когда Нэвил оправился от ран, не в состоянии ни за что взяться, друзья убедили его провести несколько месяцев в Париже после реставрации Бурбонов. Тогда Пале-Рояль был центром притяжения для английских, русских, прусских и австрийских офицеров и посетителей со всего мира. Их приводило туда множество причин, главная из которых была возможность наблюдать за дипломатическими приемами союзников. Особый интерес представляли усилия Веллингтона смягчить Блюхера, который, как все знали, опустошил бы весь Париж, если бы ему предоставили такую возможность.
Безумие того времени резко контрастировало с сегодняшним. Тогда грязные улицы были сплошь изрезаны колеями. Сегодня все было безмятежно и чисто.
— Мы выберем пару безделушек для моей последней привязанности, маленькой Мари, подарок Рите на день рождения через несколько дней и что-нибудь для очаровательной Колби, да?
Прошлой ночью были моменты, когда Нэвил с радостью опустошил бы десяток ювелирных лавок и выложил их сокровища на брачное ложе. Но после ее поведения этим утром, способного привести в ярость кого угодно, он не чувствовал к ней любви и у него не было желания наблюдать за тем, как Андрэ долго торговался с продавцом по поводу драгоценных камней. Нэвил уже не в первый раз сопровождал его в подобной экспедиции ради последней покоренной им женщины. Он слишком хорошо знал такие походы.
— Кстати, о моей жене, Андрэ, а когда же ты собираешься жениться?
— В лице Колби, мой дорогой, ты выбрал наилучший вариант, виденный мной за много лет, — сказал Андрэ, шутливо кланяясь своему другу.
— Я согласен, она одна на миллион, — Нэвил старался, чтобы голос не выдал его. У него не было желания плакаться кому-нибудь, и тем более Андрэ.
Они вместе посетили ювелирную лавку, где на черной вельветовой ткани как звезды мерцали алмазы, сапфиры, рубины, жемчуг, золотые и серебряные изделия. Нэвил выбрал ожерелье шестнадцатого века и серьги из резных аметистов, напоминавших по цвету глаза Колби.
Он предпочел бы купить молодой жене бриллианты и изумруды, которые были намного дороже, но боялся ее насмешек. Нэвил не сомневался, что дорого заплатит за то, что поддался уговорам Андрэ. Засыпать непокорную жену драгоценными камнями, стоившими целое состояние, означало навлечь на себя все пламя ада.
Он терпеливо ждал, пока Андрэ закончит торг с продавцом. Наконец они оказались на улице.
— Андрэ, я пойду наверх немного поиграю, чтобы компенсировать цену своих покупок, — сказал Нэвил, и его решение оказалось верным. Он поднялся наверх в игорный зал и через час вышел с набитыми карманами. Андрэ не был таким везучим.
Большую часть пути в Версаль Колби досадовала на себя за устроенный ею спектакль. Она уже больше не сомневалась, что ее поведение этим утром было в высшей степени предосудительным. Ее уверенность в себе заметно поколебалась.
Она была рада длинной, медленной экскурсии по Версалю со всем его великолепием, собранным Людовиком XIV, Королем-Солнце. Обида на себя за свои поступки проходила медленно. Но она была молода, и вскоре приободрилась при мысли о том, что она в Париже одна, вдали от озабоченных глаз Нэвила, безмятежности Андрэ и от Риты, которая, как она догадалась, хотела шокировать ее, чтобы позабавиться над пресловутой британской сдержанностью.
Да и Перри старался показать свою власть над стареющей любовницей перед этой сухой, хладнокровной гостьей из Англии. На самом деле Колби была даже горда тем, что так быстро пришла в себя. Вместе с тем она не испытывала больше благоговения перед искушенным цинизмом своих хозяев. Освободившись наконец от всего, что ей мешало и приводило в уныние, Колби решила радоваться жизни.
Кажется, прошло уже очень много времени с тех пор, как она последний раз чувствовала себя такой свободной от бремени, взваленного ею на себя после безвременной смерти отца. Удивительная красота деревьев, подстриженных кустарников, дорожек, садов, фонтанов и скульптур дарили ей счастье и покой.
Ей понравилась широкая аллея, справедливо названная Зеленой ковровой аллеей, разделявшая территорию на части и живописно спускавшаяся вниз к Гранд-каналу. Она наблюдала за тем, как люди самых разных слоев общества прогуливаются в этот прохладный, безветренный день; некоторые из них пытались спуститься к каналу напрямик между вазами и статуями, стоящими по бокам большой аллеи.
Счастливая, она без цели бродила по правильным «проспектам» и «площадям» и остановилась наконец, чтобы получше рассмотреть ряды тисов, которым путем обрезки была придана правильная форма. В оранжерее обаятельный старик показывал многочисленные деревья апельсина, лимона, цитрона, лавра и граната в огромных кадках. Она бы предпочла увидеть их растущими в естественных условиях, но французская мода требовала, чтобы они были равномерно и одинаково подстрижены.
— Говорят, что одному из апельсиновых деревьев пятьсот лет, — сказал человек, ставший ее добровольным гидом.
Она восхищалась цветами вокруг оранжереи, где были попеременно посажены белые и желтые цветы, но самой красивой частью Версаля для Колби стал Королевский сад. Он был создан по образцу сада у дома в Англии, где король жил во время своего изгнания.
В сумерках Колби вернулась в Париж под легким моросящим дождем, сожалея о том, что конец дня получился не таким великолепным. Но стоит ли из-за этого расстраиваться? Через несколько недель она увидит Англию, и мысль об этом должна стать для нее путеводной звездой во всем, что ей предстояло.