Глава 11

— Ты сумасшедшая? — кричала леди Филлида Мэннеринг своей дочери. — Отвергнуть предложение лорда Нэвила Браунинга с его деньгами, домами, землей, положением!

Колби рассказала своей семье, что произошло после обеда между нею и неожиданным посетителем. Все собрались в комнате матери, где Колби обессиленная лежала на кровати.

Тетя Сильвия, воплощение добродетели, пыталась успокоить сестру, уверяя, что если она будет продолжать, пострадает ее великолепная внешность. Для женщины, живущей с уверенностью, что ее зеркало никогда не лжет, это было веским аргументом, способным укротить ее бурную натуру, но не сейчас.

— Ты испорченная, эгоистичная девчонка! — Леди Филлида опять пришла в ярость, ее лицо пошло пятнами и стало безобразным. — Хуже того, ты такая же дура, как твой отец. Он никогда не думал обо мне, только о себе.

— Хватит, Филлида, — сказала мисс Рэйнрайтер из угла, который был ее привычным местом, когда обстановка в доме накалялась — в основном по вине сестры. — Что сделано, то сделано. Колби имела на это свои причины.

— Причины?

— Мама, мы выкарабкаемся. Я обещаю, — защищалась Колби, еще больше удрученная тем, какие несчастья навлекла она на всех них своим желанием отомстить за себя Нэвилу Браунингу.

Девушка видела своих братьев, съежившихся у очага с взволнованными лицами, глядевших широко открытыми глазами то на одного взрослого, то на другого, не в силах понять, что случилось с их тетей, которая никогда не повышала голоса, и почему их мать так кричит и злится на сестру.

Единственной заботой Колби за последний год было сохранение семьи и спокойной жизни мальчиков. Ока ничем не могла заменить им отца, но старалась скрыть от них правду о финансовом крахе, надеясь на чудо. И вот чудо пришло, а она отвергла его.

— Отдать дом этим ужасным нуворишам, — причитала леди Филлида. — И ты посмела отослать лорда Браунинга, тогда как любая разумная женщина от счастья упала бы без чувств к его ногам. Стыдись.

Колби выпроводила братьев из комнаты. Для одного вечера они услышали достаточно.

— Нет, пусть они слышат, — метала громы и молнии леди Мэннеринг. — Пусть знают, что я никогда не смогу показаться в обществе теперь, когда всем будет известно, что моя капризная дочь отвергла самую выгодную партию в Англии. Что же будет с моими бедными маленькими мальчиками, моей бедной престарелой сестрой!

Сильвия Рэйнрайтер встала.

— Ты великая обманщица, — выпалила она грубым голосом, который никогда никто из них не слышал до этого. — Теперь правда всплывает наружу. Бога ради, когда ты хоть чуть-чуть думала о своих детях, о своем муже или обо мне, — говорила она, дрожа всем телом. — Ты сделала жизнь бедного Адена сплошным мучением, Колби служанкой, а меня превратила в тягловую лошадь.

Охваченная гневом и высказав правду, с которой она безропотно жила многие годы, Сильвия заковыляла из комнаты, ее рыдания эхом отдавались в холле.

— Видишь, что ты наделала? — не унималась леди Филлида. — Тебе не приходило в голову, что бы значило для всех нас, особенно для мальчиков, стать родственниками лорда Браунинга? Все бы разом забыли скандалы, связанные с Мэннерингами, и твоих дядей с их недостойным…

— Мама, прекрати немедленно, — взмолилась Колби. — Возвращайся в Бас. Я придумаю способ устроить тебя там.

* * *

Несколько часов спустя, когда стемнело и дом успокоился, Колби пошла в конюшню и оседлала Миднайта. Конь и всадница летели как ветер. Они неслись над темнеющей землей, и лишь призрачный лунный свет сопровождал их.

В ее голове вертелись слова тети о том, как ее мать обращалась с отцом, против воли ей вспомнились скучные годы, проведенные в Индии; все эти годы она видела, как ее отец тонул в молчаливом смирении, в то время как менее достойные люди с большими амбициями и коварством раньше него продвигались по службе.

Колби знала, что не хотела признаться себе в том, что мать была первопричиной большинства неудач отца. Пробивные способности Филлиды, ее умение плести интриги, ее флирт, насмешки и публичные унижения сопровождали этого человека всю жизнь.

Леди Мэннеринг тратила все имевшиеся небольшие деньги, чтобы пускать пыль в глаза в Калькутте и Дели, в разгар сезона и в деревне летом, в то время как семья отказывала себе во всем, давая ей возможность чувствовать себя счастливой в той мере, в какой позволяла ее эгоистическая натура.

Два года назад ее дяди, выжав последние соки из поместья, умерли друг за другом в течение нескольких месяцев, и Аден Мэннеринг унаследовал титул и поместье. Ее мать ликовала. Она была уверена, что настал ее час. Наконец она сможет вести жизнь, которой, как ей казалось, была достойна. Позже мать узнала, что бедна как церковная крыса. Ее разочарование было безгранично. Она бранила злую судьбу, изматывая семью своим недовольством.

Вскоре после смерти отца Колби убедила мать принять немногочисленные приглашения старых друзей по Индии, вышедших в отставку и живших в Басе. Ни минуты не сомневаясь и не беспокоясь за Колби и мальчиков, Филлида отбыла в аромате духов и множестве траурных костюмов, наскоро пошитых ее сестрой и дочерью, оставалась там, пока гостеприимство хозяев окончательно не исчерпалось. Колби понимала, что не каждый позволит мучить себя человеку с таким характером. Она вспомнила, как тетя тоскливо сказала ей после одной из слишком яростных атак Филлиды на Адена Мэннеринга:

— Отец был преуспевающим торговцем мануфактурой, но он всегда предупреждал Филлиду, что она замахивается слишком высоко.

Они сидели вдвоем на веранде комендантского дома в одном из самых захудалых гарнизонных городков.

— Папа симпатизировал Адену и предупреждал его, что твоя мать ему не пара. Но разве доводы разума могут убедить мужчину, влюбленного в женщину со смазливым личиком и холодным сердцем?

Как ни молода она была, Колби не могла избавиться от ощущения, что ее отец женился не на той женщине, и, хотя он мог и не осознавать того, ее тетя не вышла замуж потому, что ни один мужчина не мог даже сравниться с ним. Все это составляло печальный клубок обманутых надежд и мечтаний, который настроил Колби против любви и брака. И вот теперь она сама бьется, безуспешно пытаясь выбраться из клубка, который сама же сотворила. Неужели история повторяется?

Колби дала ход своим невеселым мыслям, и когда Миднайт споткнулся, это вернуло ее к действительности скорее, чем ей хотелось бы этого. Она успокоила взволнованного коня и пустила его спокойным шагом при свете луны.

В темноте на расстоянии двадцати ярдов Аугустаус Пэнэман приподнялся в седле своего крепко стоящего на ногах горного пони, поднял длинную охотничью винтовку, прицелился и спустил курок. Осечка!

Загрузка...