Почему нет?

Глава 22

POV Ясмина

Вечерний ветерок прогуливается по двору родительского дома, оранжевые лучи солнца целуют пышные бутоны цветов на маминых клумбах. Стол на террасе заставлен любимыми блюдами младшей сестры, которая вот уже два часа рассказывает о своих приключениях в столице, но это не самое интересное из того, что она привезла. Карина кажется мне куда более уверенной, чем прежде. В ее взгляде, интонациях и движениях рук ощущается нечто новое, смелое и решительное. Не знаю, как родители, но я, как старшая сестра, нахожусь под впечатлением. Ее не было всего месяц, а уже такие перемены. Похоже, Влад действительно хорошо на нее влияет.

– Как же я рад видеть всех моих девочек дома, – говорит папа, откидываясь на спинку плетеного кресла.

– Кстати об этом, – произносит Карина, постукивая кончиками пальцев по стакану с ягодным морсом, который мама сварила сегодня утром. – Мы с Владом хотим съехаться.

– Прекрасная идея! Места у нас всем хватит! – восклицает папа.

– Ваня! – осуждающе говорит мама. – Думаю, это не совсем то, что она имеет в виду.

– Почему? Я зачем вообще этот дом строил? Чтобы здесь никто не жил?

– Пап, – ласково обращается к нему Карина, – мы же не на Марс переезжаем, будем в гости заглядывать и…

– Ага, как же, – обиженно бубнит он. – Яся вон впервые за месяц сюда приехала, и то только потому, что ты вернулась. Хотите жить вместе со своими парнями – живите здесь! Я все сказал!

Мама делано закатывает глаза, громко прицокнув, а мы с Кариной весело хихикаем и переглядываемся, точно зная, что папа всего лишь шутит.

Продолжаем ужин задорной болтовней, умиротворение окутывает плечи невесомой вуалью. В жизни не так много стабильности, чтобы разбрасываться подобными моментами, поэтому я изо всех сил стараюсь прожить его и бережно уложить в воспоминаниях. Нежная улыбка мамы, добрый взгляд отца, воодушевление младшей сестры. Разговоры о прошлом, настоящем и будущем. Безграничная вера в счастливый путь для каждого из нас, искренняя поддержка планов на ближайшее время.

Когда солнце засыпает, родители отправляются отдыхать, а мы с Кариной, убрав со стола, возвращаемся на террасу, чтобы еще немного пообщаться в приятном полумраке подступающей ночи. Усаживаемся в кресла рядом друг с другом. Смотрю на сестру, и каждая черточка ее лица украшена уже не озорной влюбленностью, а более сильными и осознанными чувствами: крепкой надеждой, чистой верой и сладостным предвкушением.

– Я очень рада за вас с Владом, – говорю с легким сердцем.

– Спасибо, – приглушенно отвечает она.

– Как он признался?

– Это был не он, – смеется Карина. – Я первая сказала, но ответ не заставил себя ждать.

– Значит, приворот на менструальной крови отменяется? – усмехаюсь я.

– Оставим его на крайний случай.

– Хорошо, – с пониманием киваю, любуясь своей счастливой младшей сестренкой. – Ну, рассказывай подробнее. Куда хотите переезжать? Когда?

– На этой неделе, – отвечает Карина. – Пока в квартиру Влада. Стас с Ришей все равно вернутся только в конце августа. А дальше уже будем решать. Или вчетвером поживем, или разъедемся. Посмотрим. В целом нам и всем вместе неплохо. С Ришей мы ладим, а Белецкие… Что тут скажешь? Они ведь близнецы, вдвоем могут и в спичечной коробке жить.

– Что ж, отличный план.

– Ясь, не поверишь, но я… я уже по нему скучаю. – Ее голос становится мягче, нежнее. – Мы всего несколько часов не виделись, а такое чувство, что прошло пару лет. Сумасшествие, да?

– Нет. Так и должно быть, – произношу я, и вдруг улыбка на моих губах покрывается стягивающей кожу коркой.

Сердце вмиг тяжелеет, напоминая, что я и сама безумно скучаю по одному человеку, даже несмотря на то, что мы видимся на работе почти каждый день. После нашего с Ярославом небольшого путешествия в город моих разбитых надежд прошло чуть больше недели, и вроде бы все хорошо, между нами ничего не изменилось, но… чем больше я об этом думаю, чем сильнее пытаюсь себя в этом убедить, понимаю – между нами изначально все было совсем не так, как мы договорились.

– Ясь, – настороженно зовет Карина, – сегодня ведь…

– Да, – отвечаю я, догадавшись, о чем она хочет сказать. – Сережа писал мне утром. Свое свидетельство он забрал, так что мы теперь официально разведены.

– И как ты?

– Я? – Мой взгляд упирается в темноту двора, а внутренний взор устремляется к чувствам и ощущениям. – Ты знаешь… нормально. Не очень хочется возиться с документами, но это уже ерунда. На следующих выходных съезжу в загс, заберу свое свидетельство и сразу же подам заявление на смену фамилии.

Рука Карины опускается на мою, а перед лицом появляется ее взволнованная мордашка.

– Все хорошо, – произношу твердо. – Честно. Мне не так уж и нравилось быть Зосим. Возвращение своей фамилии, наверное, самое приятное во всем этом балагане.

Карина с облегчением улыбается, но ее цепкие темные глаза меня не отпускают. Она все смотрит и смотрит, будто ожидает чего-то еще. Похоже, наша малышка и впрямь стала совсем взрослой, полностью овладев фамильной женской проницательностью.

– Как дела у Ярослава? – спрашивает она, заговорщически понизив голос.

Спазм пронзает грудь при упоминании его имени. Глубоко вдыхаю и отворачиваюсь, но это едва ли помогает утихомирить чувства.

– Хорошо, – отвечаю тихо. – Они с Кириллом и Лешей затеяли ремонт в «норе», уже полдома разнесли.

– Да, я об этом слышала. Новые родственнички Леши с радостью вошли в роли заботливых бабушки и дедушки. Но я не об этом спросила. Как дела у вас?

– Как обычно. – Слова оставляют на языке неприятный металлический привкус.

– Ясь, что происходит? Только не заливай мне про дружбу…

– Но это она. – Печаль сочится в мой голос холодным ручейком, который превращается в бурный поток неукротимой воды.

У меня больше нет сил держать все это в себе, поэтому я выкладываю сестре все о нашей с Ярославом дружбе с привилегиями. Как она началась, чем обернулась и куда привела. Карина продолжает держать меня за руку, слушает молча и даже в лице ни разу не меняется, словно ничего в моей истории ее не удивляет.

– Так что в последние дни мы мало общаемся. Яр занят ремонтом, а я… не знаю. Может, он меня просто избегает? Может, ему все это надоело? – заканчиваю свой рассказ.

– Яся, – ужасающе жестко произносит Карина, – твою мать…

– Она и твоя тоже, вообще-то, – обиженно отзываюсь я, не понимая, на что она так злится.

– Ты себя вообще слышишь?

– Да. А что не так?

– Дружба, – язвительно произносит Карина. – Вы спите вместе, причем во всех смыслах. Ходите на семейные праздники. Ужинаете, завтракаете. Ревнуете друг друга. И это, по-твоему, дружба?

– Ну-у-у… с привилегиями же, – отчаянно оправдываюсь, хоть и сама догадываюсь, как жалко это звучит.

– Ясь, я, конечно, все понимаю, тебя давненько на игровом поле не было, но это называется «отношения». А дружба с привилегиями – секс раз в пару месяцев при удобном случае и несколько сообщений с дебильным «как дела?». Разницу чуешь?

– А чего ты рычишь на меня?

– Да потому что Ярослав нравится тебе. И совсем не как друг.

– И что?! – повышаю голос, но быстро сдуваюсь, повторяя уже куда тише: – И что? Это ничего не меняет.

– А по-моему, это меняет все.

– Перестань. – На этот раз мой голос звучит куда тверже. – Ты не знаешь, о чем говоришь.

– Почему ты отмахиваешься? Разве в отношениях с Ярославом есть хоть что-то ужасное? Тебе же хорошо с ним. Ты так о нем говоришь, будто он святой.

– Так и есть, – цежу сквозь зубы.

– И-и-и? – пытливо тянет сестра.

– И ему двадцать, Карина. У меня нет лишних десяти лет на еще один забег без финиша.

– Но…

– Если ты считаешь, что я совсем в браке отупела, то ты ошибаешься, – перебиваю строго. – Я думала обо всем этом, последнюю неделю только этим и занималась. Да, нам хорошо. Сейчас. Пока все несерьезно. Без настоящих обязательств, без обещаний, кроме тех, что легко сдержать. А что потом? Он закончит универ. Может, решит переехать куда-то. Может, завтра его особенная девушка, о которой, кстати, он мне так ничего и не рассказал, расстанется со своим парнем и Яр понесется к ней. А может, это все-таки Риша. А может, это будет кто-то дру…

– А может, это будешь ты!

Горько усмехаюсь, вспоминая нашу с Ярославом прогулку после дня рождения Даньки.

– Не может. Я спросила у него напрямую – изменилось ли что-то между нами? Он ответил – нет. Это не я, Карин. Не я.

– Но сейчас он с тобой, – настаивает на своем сестра, загоняя острый шип в мое сердце все глубже. – Ясь, все, что ты рассказала… то, как он себя ведет…

– Он просто хороший, – говорю я сквозь улыбку на дрожащих губах. – Слишком добрый, чтобы послать меня прямым текстом.

– А вдруг ты ошибаешься?

– Помнишь мой день рождения? Я пошла в бар после ресторана, а проснулась в студии…

– Угу.

– Он меня провожал. Это был Ярослав.

– Он так сказал?

– Нет. Я его по «сапоскам» спалила.

– По-о-о… – хмурится она, – по чему?

– Стельки в носках. Чтобы девушка босиком не шла. – Втягиваю носом свежий ночной воздух, теснота в груди усиливается. – Он просто помогал мне оправиться. Пожалел. Для него это нормально. Чертов рыцарь-альтруист.

– Ясь… – начинает было Карина, но я не хочу ее слушать.

– Давай закроем тему, – прошу устало. – Мне пора его отпустить. Он не может быть привязан ко мне только из-за своего вонючего рыцарства. Каким бы благородным оно ни было, это не то, что мне нужно. Да и ему тоже.

Карина приоткрывает рот, но я крепче стискиваю ее ладонь, умоляя молчать. Она послушно кивает, и я тянусь за телефоном, что лежит на столе.

– Не обсуждай это с Владом, пожалуйста, – озвучиваю еще одну просьбу, вызывая такси. – Не хочу, чтобы это дошло до Яра с другой стороны.

– Ладно, – сухо отвечает Карина.

– Проводишь меня?

– Может, останешься? – предлагает она.

– Не могу. Мне завтра студию открывать.

– Ясно.

Уходим с террасы и прощаемся у калитки долгими молчаливыми объятиями. За забором слышится урчание автомобильного двигателя, и я покидаю родительский дом, отправляясь в собственный. Там, где живу только я и рой моих неопределенностей.

В квартире темно и тихо. Сбрасываю сандалии и, не закрывая дверь в ванную комнату, принимаю душ, но не чувствую себя чище. Бросаю взгляд на две зубные щетки в подставке и обреченно вздыхаю. Ну какая, на хрен, это дружба с привилегиями? Надев халат, иду на кухню. Забираюсь на диван, складываю руки поверх стола и утыкаюсь в них лбом. Боль, точно кожная инфекция, расползается гнойными волдырями по груди, в висках пульсирует от неугомонных мыслей, что не дают мне покоя последнюю неделю. Терплю еще несколько минут и резво вскакиваю, бросаясь на поиски блокнота и ручки, правда, быстро отчаиваюсь, вспомнив, что так и не купила себе новый планер.

На помощь приходят планшет и стилус. Свет экрана, на котором открыт чистый белый лист, бьет по глазам, и я уговариваю себя открыть правду. Слово за словом. Из глубины души. Оттуда, где принципы и ожидания не властны над истиной.

Смотрю на последнюю пару слов, на глаза наворачиваются слезы от осознания собственной слабости. Я сбегаю. Трусливо сбегаю. Нарочно ищу недостатки в Ярославе, выдумываю причины «почему нет», только чтобы снова не чувствовать той боли разочарования и душевного предательства. Возраст Ярослава не больше чем отговорка. Я прекрасно понимаю, что эта цифра не может гарантировать ни стабильности, ни определенности. Я сама не могу обещать, что останусь прежней по истечении какого-то количества времени. Никто не может. Но я цепляюсь за этот промежуток, просто чтобы было легче отпустить. Четкая причина дает ощущения контроля, и он очень нужен мне, чтобы не сорваться.

Провожу руками по лицу, оглядывая кухню, воспоминания зовут за собой. Любимые воспоминания. Такие важные, теперь уже ценные. Проницательный взгляд зеленых глаз. Успокаивающий голос. Нежные руки. Его запах. Наши поцелуи, шутки, разговоры. Как спокойно мне с ним. Как просто. Быть собой, быть дурной и свободной. И я легко могу представить нас вместе. Через год, два, пять, даже десять. Работу в студии, поздние ужины и ночные просмотры сериала. Совместную покупку квартиры или дома. Отдых у реки, шумную компанию общих друзей. Наших детей. Темноволосых и улыбчивых, мудрых не по годам, как папа, и эмоциональных, как мама. И на самом деле мне уже давно плевать, что Яр младше. Он удивительный парень. Тот, кем хочется восхищаться и о ком хочется заботиться. Наша дружба стала для меня чем-то иным: трамплином, спасательным тросом, кислородным баллоном. Но это мои ощущения. А что у него? Яр ведь так и не подпустил меня к себе. Все, что я о нем знаю, так это то, что он слишком добрый и терпеливый. А еще честный.

«Конечно нет», – звучит в мыслях его ответ на волнующий меня вопрос, и я не могу в нем сомневаться.

Ресницы тяжелеют, закрываю глаза. Получается, все это иллюзия, мои пустые фантазии. И я хотела бы злиться на Ярослава, обвинить его и возненавидеть, да вот только… не могу. Я нуждалась в нем, и он был рядом. Я взяла с него обещание, и он его сдержал. Он не обманщик, скорее умелый фокусник, притворяющийся волшебником, исполняющим желания. Плохо, что я так поздно поняла, что на самом деле мне хотелось бы от него получить.

Стираю с лица слезы и вновь смотрю на экран планшета. Открываю один из документов с эскизами и слабо улыбаюсь, глядя на принцессу и рыцаря, в котором теперь вижу исключительно одного человека. Пора и мне выполнить свое обещание – дать ему вольную.

POV Ярослав

Холодный летний душ ранним утром – самое то, чтобы взбодриться. Натягиваю шорты и, набросив влажное полотенце на плечо, возвращаюсь в дом, который за последнюю неделю превратился из приемлемого жилища в одну из заброшек, по которым мы так любили лазать в детстве. Пробравшись через пачки ламината и рулоны новых обоев, прохожу на кухню. У стены стоит одинокая газовая плита, а за столом среди куч поломанной настенной плитки сидят помятый Кирилл и Леха, чьи волосы собраны на макушке розовой резинкой, которую Риша подарила ему на День защитника Отечества пару лет назад. Прохлада голых стен впитывается в кожу, и я остро ощущаю себя на развалинах прошлого посреди обломков детства.

Парни оживленно смеются, глядя в телефон, и замечают меня только через пару мгновений.

– Доброе утро, – говорит Кир и разворачивает ко мне экран своего мобильного. – Смотри, кто тут у нас.

– Приве-е-ет! – весело тянет Коля.

– Доброе утречко-о-о! – вопит Толя.

Смотрю на их счастливые белозубые улыбки и загорелые рожи на фоне пустого пляжа и чистого моря и вынужденно улыбаюсь в ответ.

– Здоро́во. Вы чего так рано встали? – спрашиваю я.

– Да мы еще не ложились!

– Сон для слабаков! Особенно когда девчонки приглашают к себе в номер.

– Кстати… Яр… – пьяно ухмыляется Толя, поглядывая на брата. – Мы у тебя спросить хотели…

– Да! Никто, кроме тебя, не ответит на этот жиротрепе… животнорепе… Тьфу! Ну ты понял, короче.

– Ага, – отзываюсь я. – Что за животрепещущий вопрос?

– Почему Коля – это Николай? А Толя – не Нитолай? – серьезно произносит Коля.

– Ага, – кивает Толя. – Ну или… почему Толя – Анатолий? А Коля – не Анаколий? Мы всю ночь с девчонками спорили, но так ни к чему и не пришли.

Кир с Лехой покатываются от смеха, а я лишь медленно моргаю.

– Сколько вы выпили?

– Да кто ж считал, Яр. Ты ответишь или нет?

– Это важно.

– Я не знаю, – бросаю сухо.

– Как?! Ты?! И не знаешь?

– Быть такого не может!

– Ты же знаешь все! – продолжают дурачиться парни.

– Сказал же, не знаю! – рявкаю я и сам вздрагиваю от резкости собственного голоса.

Друзья замолкают, а я нервно сжимаю зубы. Последние дни настроение у меня ни к черту, будто сам дьявол вспорол когтями все мешки с худшими из качеств, и теперь они сыплются под ноги, мешая сделать даже шаг. И самое тупое, я знаю, почему все это со мной происходит, но ни фига не могу с этим сделать. Не чувствую сил. Ничего не чувствую, кроме омерзительной злости на себя и всех вокруг. Я на пределе своих возможностей. Не думал, что он настигнет меня так скоро, ведь раньше притворяться, что мне нравится моя жизнь и я не боюсь перемен, было так же легко, как дразнить Толю и Колю из-за их глупости или шутить над Лешей из-за роста.

– Сорян, – цежу я. – Пойду плиткой в ванной займусь. Мне на работу к десяти.

Разворачиваюсь и выхожу из кухни. Швыряю полотенце на застеленный целлофаном диван в гостиной, а затем хватаюсь за перфоратор. Будь моя воля, я бы сутками только этим занимался, потому что в грохоте инструмента и падающей на пол плитки не слышно никого, даже моих внутренних диалогов, что стали исключительно пессимистичными. Правда, стоит мне подойти к последней целой стене в ванной комнате, как в дверном проеме появляется Леша.

– Что с тобой, братан? – серьезно спрашивает он.

– Не с той ноги встал, – отмахиваюсь я.

– Может, еще поспишь? Ты за четыре дня почти всю плитку в доме сорвал. Незачем так надрываться.

– Я в норме.

– Уверен?

– Лех, не загоняйся. У тебя есть о ком беспокоиться.

– И ты в этот круг тоже входишь. – Он делает шаг вперед, а я опускаю подбородок, глядя на него исподлобья.

– Я тебя не узнаю, Яр, – растерянно говорит Леша. – Ты почти не разговариваешь с нами, ни дома, ни в чате. Кир тоже ничего не говорит, но, похоже, что-то знает. Что у вас здесь случилось?

Мне не хочется ни с кем говорить. Не хочется ничего обсуждать, потому что все, что я могу сказать: «Отвалите! Я устал! Я не хочу больше с вами нянчиться! Ни с кем не хочу! Все, что я делаю, не приносит мне ничего, кроме боли. Я задолбался быть хорошим и удобным. Просто оставьте меня в покое, занимайтесь своей жизнью!». Рык поднимается по горлу, но я не позволяю ему вырваться наружу ужасным потоком слов. Не собираюсь вываливать все это на друзей. Нужно просто еще немного потерпеть. Еще чуть-чуть, и я снова стану собой. Если от меня вообще еще что-то осталось, конечно. Встреча с Ясминой что-то во мне сломала. В том нет ее вины, знаю, она не нарочно. Просто именно она показала мне, чего я хочу. Как сильно я этого хочу. Заботы, понимания, поддержки, любви… гребаной любви. Хочу быть нужным не только как жилетка, верный друг или свободные уши. Хочу большего.

– Ничего не случилось, – выдавливаю я и включаю перфоратор, отворачиваясь к стене.

Пару часов спустя, хорошенько вымывшись от пыли, выхожу из дома и с неприязнью кошусь на машину, стоящую у двора. Взять бы сейчас перфоратор и раздолбать ее к чертям, но я не могу опуститься до позорной истерики. Сколько мне, пять? Мир несправедлив и меня это расстраивает? В кого я превратился? Затыкаю внутреннего обиженного мальца и сажусь за руль.

Кожаные сиденья обжигают задницу, в салоне нечем дышать. Завожу мотор и открываю все окна, и тут за рычанием двигателя слышится трель мобильного звонка. Имя контакта на экране – новая колотая рана, надпись на запястье горит огнем. Судьба издевается надо мной, не иначе. Желания брать трубку нет, но приходится себя пересилить.

– Слушаю, – отвечаю на звонок.

– Здравствуй. – Ее тихий голос завязывает нервы в тугие узлы. – Можешь заехать?

– Сейчас?

– Да. Ненадолго. Нужно поговорить.

Солнечные лучи, бьющие в лобовое стекло, почти плавят плоть. С трудом сглатываю кислую слюну и отвечаю:

– Хорошо. Скоро буду.

Завершаю звонок и следом набираю сообщение Ясмине, чтобы предупредить о том, что приеду на работу к двенадцати. Ответ приходит незамедлительно.

Ясмина: Конечно, не проблема. У тебя запись только на половину второго, но если не успеешь, напиши, я тебя заменю

Ярослав: Спасибо

Ясмина: Что-то случилось?

Ярослав: Нет, все хорошо. Не волнуйся

Смотрю на лживые буквы еще несколько секунд, а после блокирую экран мобильного и швыряю его на соседнее сиденье. Закрываю окна, включаю кондиционер и обхватываю руль, повторяя про себя: «Притворяйся! Притворяйся, пока сам не поверишь»!

Машина несет меня через город к окраине коттеджного поселка. Паркуюсь на подъездной дорожке перед высоким забором, за которым прошло мое детство. В ушах тут же раздаются звон битой посуды, мамины тихие рыдания и суровый голос отца, который ставил точку в любом разговоре оглушающим хлопком двери. Нужно покончить уже с этим поскорее.

Выбираюсь на улицу, калитка во двор оказывается открытой. В клумбах сухая земля, вместо зеленой лужайки плешивый жухлый газон, и только ряд карликовых елей выглядит живым и ухоженным, но это их заслуга, а не хозяев. Они растут сами по себе, никто за ними не ухаживает, но им это никак не вредит, даже наоборот. Поднимаюсь на крыльцо и рывком распахиваю тяжелую дверь. Пустота в полумраке прихожей мигом бросается в глаза. На полках нет обуви, на вешалках – верхней одежды. Стягиваю кеды и шагаю дальше. В кухне-гостиной ситуация не лучше. Плотные шторы закрывают высокие окна, у левой стены стоят коробки, а за мраморным кухонным островком сидит мать. Ее голова опущена, плечи сутулые. Кажется, она стала еще меньше с нашей последней встречи.

Пересекаю комнату, чувствуя при каждом шаге, как хрустит воля. Забираюсь на барный стул, и мать медленно поднимает голову. Ее пустой взгляд меня не слишком удивляет, как и темные круги под глазами. Другой я ее и не помню.

– Хочешь чай или… – начинает было она, но я мотаю головой.

– Нет. Спасибо.

– Ладно. – Мать коротко кивает, вновь опуская взгляд в стол, будто ей и правда физически невыносимо смотреть на меня.

– Он что? Забирает дом? – сухо спрашиваю я.

– Нет.

– Тогда что здесь происходит?

– Я уезжаю.

Мои руки немеют, а голова пустеет. Только слух улавливает какой-то шорох, и я замечаю, как мать пододвигает ко мне папку.

– Что это?

– Документы. Теперь этот дом твой. – Ее голос похож на шелест сухой листвы – ни эмоций, ни чувств.

Невысказанные слова разбухают во мне, точно дрожжевое тесто. Ползут вверх по горлу, мешая дышать. Прелый привкус тухлятины скапливается во рту, грозит вырваться претензиями и обидами, но я молчу. Молчу, потому что это ничего не изменит. Все уже случилось. Все выборы сделаны, а последствия приняты.

– Куда ты едешь? – спрашиваю я.

– К Нине, – называет она имя моей двоюродной тетки. – Поживу пока у нее.

– Когда?

– Сегодня вечером.

– Ясно. Это все? – уточняю глухо.

Смотрю на нее в упор. Смотрю, и сам не знаю, чего жду. От чего мне стало бы легче? Стало бы вообще? Мне жаль ее. Жаль, что она выбрала для себя такую жизнь. Встретила не того человека, попала в ловушку обстоятельств и обязательств, которые стали для нее неподъемными, но… черт возьми! Я ведь в этом не виноват! Я хотел помочь, пытался сделать так, чтобы ей было проще, но даже наша подмена ролей не принесла облегчения. Это она должна была быть взрослой, а не я. Она должна была заботиться обо мне и защищать. Показать, что такое безусловная любовь, научить жить эту жизнь, но она сама не умеет. Не знает, как быть счастливой, свободной и смелой. Мне пришлось разбираться во всем этом самому, правда, теперь я уже не уверен, что разобрался, учитывая, в каком состоянии сейчас нахожусь. Такой же несчастный, нелюбимый, потерянный и жаждущий принятия. Яблоко от яблоньки.

Молчание душит, а стены этого ненавистного дома давят воспоминаниями и веют кладбищенским холодом. Касаюсь ногой пола с выкручивающим суставы желанием уйти поскорее, но светло-карие глаза матери вдруг впервые за долгое время смотрят точно в мои. Слабая улыбка растягивает ее губы, а после звучит скребущий по сердцу шепот:

– Береги себя, Ярик.

– И ты себя, – отвечаю я, хватая папку.

Встаю со стула и направляюсь к двери. Наверное, это ее первое правильное и взрослое решение – уехать отсюда подальше. Так действительно будет лучше для всех. По крайней мере, я очень на это надеюсь. Отец спокойно будет жить со своей новой семьей. Мать сможет начать все сначала или хотя бы попытаться это сделать. А я буду наконец-то свободен от гнета семьи, в которой все равно был никому не нужен. Не самый плохой расклад, если не обращать внимания на горестный рев мальца, до сих пор не понимающего, чем он все это заслужил.

К обеду солнце становится критически беспощадным, но я все гоняю по городу, пытаясь поймать и пленить собственную рациональность, прежде чем отправиться на работу в студию. Все ведь не так плохо. Мне больше не придется беспокоиться о матери, тетя Нина о ней позаботится. Отец тоже отвязался, нам больше не о чем с ним спорить, не за что воевать. Вдобавок у меня теперь есть тачка и дом. Наследством родители не обидели, и на том спасибо. После ремонта «норы» мы с Кириллом, Толей и Колей сможем переехать ко мне, чтобы наша молодая семья, ожидающая пополнения, чувствовала себя комфортно. Или я могу сдать дом в аренду, а сам снять квартиру. Можно даже попытаться продать его, тоже хороший вариант, если эту громадину вообще кто-то захочет купить.

«Все нормально. Все нормально. Все. Нормально».

Подумаешь, подкосило немного. Справлюсь. До этого же как-то получалось. Мысли красными лентами тянутся к Ясмине, и я давлю сильнее на педаль газа. Резвый стук сердца гремит в ушах вместе с ревом двигателя и шелестом дорожного полотна. Я думал, что у меня получится. Думал, что смогу остаться с ней, пока все не прояснится, но последние дни показали, что мне далеко до Тони Старка. Я ни хрена не железный. Неопределенность разъедает изнутри, туманит разум. Я хочу быть с Ясминой, но больше не могу оставаться для нее перевалочным пунктом. Даже для меня это слишком.

Ближе к двум часам дня направляюсь в центр. Паркуюсь недалеко от рынка, отыскав свободное местечко, и неторопливо двигаюсь к студии. Черная вывеска уже виднеется на другой стороне улицы. Останавливаюсь перед пешеходным переходом и вдыхаю горячий воздух. Нужно все сделать аккуратно, выйти из ее жизни так же незаметно, как я в нее и пробрался. Не хочу, чтобы Яся переживала, чтобы винила себя. Она не должна ни о чем узнать.

Загорается зеленый сигнал светофора, и я уже собираюсь ступить на зебру, но в кармане звонит телефон. Вытаскиваю мобильный, замирая. Брови ползут по лбу, и я отвечаю на звонок больше на автомате, чем сознательно.

– Привет. Что-то случилось?

– У меня тот же вопрос. – Ее недовольный тон мигом дает понять, что разговор будет не из приятных.

– Риш, я сейчас занят.

– Ничего страшного.

– Слушай…

– Нет, это ты послушай, – рычит она. – Леша нам все рассказал, а пять минут назад я дожала Кира. Мы теперь в курсе, что у тебя там творится. И я в пяти секундах от заказа билетов, чтобы приехать и снести хлебальник этой Ясмине.

– Угомонись, – строго говорю я.

– С чего бы? Очередная курица решила тобой попользоваться, а ты…

– Она тут ни при чем. – Злость снова меняет мой голос до неузнаваемости. – Не надо в это лезть. Я сам разберусь. Понятно? Какого хрена вы вообще меня за спиной обсуждаете?

– За спиной?! – заводится она все больше. – Мы бы и в лицо пообсуждали, если бы ты…

– Это не ваше дело!

– Наше! Все, что касается тебя, – наше дело! Мы же как родные, Яр! Мы все о тебе переживаем! И мы не дадим тебя в обиду! Хоть бы раз на нас положился! То есть как решать наши тупые проблемы, ты тут как тут. И тебя ни разу, насколько я помню, такое не смущало. Хотим мы этого? Просили ли? Ты был рядом. Всегда! А тут я узнаю, что ты там… что… – задыхается она. – И никому не сказал! Ни про день рождения отца! Ничего!

Отхожу под тень старого клена и щипаю себя за переносицу. Скулы сводит, в шее что-то щелкает.

– Яр, – куда спокойнее зовет Риша.

– Я облажался, – произношу на выдохе. – Снова облажался.

– Что там случилось?

– То же, что и у нас с тобой.

– Черт, – тихо выдавливает она.

– Угу.

– Яр, я…

– Не надо. Обсуждать это с тобой – то еще извращение.

Она молчит, а колесики в моей голове крутятся все быстрее. Эмоции болтаются из стороны в сторону, разрывая меня на части. Быть проблемой или стать решением? Спастись самому или жертвенно спасти? Оставаться удобным или же наконец-то позаботиться о себе? Сдаться? А может, рискнуть? Я не знаю! Не знаю, как поступить! Я ни физически, ни морально не способен на глупости. Мой мозг работает на опережение, подавая стоп-сигналы, чтобы никому не причинять дискомфорт. И я плачу за этот образ хорошего мальчика. Каждый раз. Собой.

– Риш, а Стас рядом? – спрашиваю я.

– В соседней комнате.

– Дай ему трубку.

– Зачем?

– Нужен совет.

– От него? – Ее изумление неподдельно. – Он же тупой.

– Сейчас это скорее преимущество, чем недостаток, – хмыкаю я, прекрасно зная, что Белецкий далеко не дурак. Его бескомпромиссной смелости и твердолобости мне как раз и не хватает.

– Ладно…

Из динамика доносится звуки громких шагов и хлопок двери, а затем бодрый голос Стаса.

– Алло!

– Привет…

– Здоро́во-здоро́во. Мы, если что, готовы броситься в бой в любой момент. Тут все на панике.

– Не стоит. Мне нужен только совет.

– От меня? – удивленно переспрашивает он.

– Ты же у нас король неудачников.

– Справедливо, – без глупых обидок отвечает Стас. – Так в чем суть?

– Если Риша знает, в чем суть, то и ты, должно быть, тоже.

– В общем и целом.

– Ну и? Что скажешь?

– Она тебе сильно нравится?

Мой рот кривится. Не то чтобы я был скромнягой, и все равно…

– Ладно, не надрывайся, – хрипло смеется Стас. – Знаешь, сколько раз я слышал «нет» от нашей общей знакомой?

– Примерно представляю.

– Яр, я не философ, но… если ты не уверен в победе, значит, просто проиграй уже наконец. Оттягивание поражения ничего не дает. Это замкнутый круг. Поставь все, проиграй, а потом уже будем думать, что делать дальше. Я помогу. Можем начать преследовать ее, мочить конкурентов, отправлять тайные послания…

– Ну ты и псих.

– Не без этого.

– Ладно, я понял. Спасибо.

– Я что? Правда помог? – радостно спрашивает Стас.

– Скоро узнаем, – произношу, ощутив поразительное облегчение от того, как все на самом деле просто.

Мне нужно всего-то разрешить себе проиграть. Я это ненавижу всей душой, но… что, если так действительно будет проще? Всю свою жизнь я пытался стать тем, кого не бросают. Прикладывал максимум усилий, выворачивался наизнанку, а итог все равно оставался неутешительным. Каким бы хорошим и комфортным ты ни был, если человек не хочет быть с тобой, этого ничто не изменит. Так зачем тогда стараться? Ради чего?

Слышу из динамика взволнованный голос Риши, пытающейся отнять телефон у Стаса, и тихо смеюсь. Я не один. Уже давно не один. У меня нет нормальной семьи, но есть они – наша сказочная банда. И если после сегодняшнего меня разорвет в клочья, уверен, они подлатают, не позволят слишком долго оставаться в раздрае.

– Яр, могу я чем-то еще… – натужно выдавливает Стас.

– Нет. Успокой там Ришу, ладно? Я вечером наберу.

– Будешь мне должен.

– Это ты мне должен, – ухмыляюсь я и завершаю звонок.