Прихожу на десять минут раньше, но Эй уже ждет меня. Забрасываю на заднее сидение сумку с вещами, которые могут понадобиться во время слежки, и заскакиваю на сидение рядом с водительским.
В первые секунды кажется, будто я сплю. То, что я вижу, – не из реальной жизни. Эй прицеливается в меня фотоаппаратом с огромным объективом.
– Тты… говорил…
– Да, я говорил, что не касался фотоаппарата. Но речь шла о художественных снимках. Как ты представляешь частный сыск без такой игрушки?
Не знаю.
Никак не представляю.
Крайне неприятное ощущение, когда камера против твоей воли смотрит тебе в глаза.
Эй кладет фотоаппарат на заднее сидение, окатывает меня взглядом.
– Я думал, ты сдрейфишь.
Приподнимаю бровь.
– Мне показалось, ты вчера перебрала адреналина.
Хмыкаю.
Адреналина мне и в самом деле хватило.
– Значит, ошибся. Тем лучше. Кстати, тебе идет парик. И да – я помню, что раньше он мне не нравился.
Пока мы едем к пункту назначения, Эй рассказывает подробности сегодняшней слежки. Сам он не может попадаться Ренате на глаза, поэтому наблюдать будет издалека. Моя задача – следовать за Ренатой. Но место, где состоится встреча, в это время безлюдное. Что я буду делать, если Рената вдруг остановится?
Я не знаю. Предполагаю, что могла бы спрятаться и выглядывать из укрытия.
А если прятаться негде?
– «Хвост» не всегда должен идти позади объекта, – Эй дает наставления таким обыденным тоном, будто рассказывает о планах на вечер. – Ты можешь следить за Ренатой и со стороны, и спереди. Последний вариант тебе по плечу, поскольку ты отлично умеешь работать с отражением. Используй свои навыки, чтобы наблюдать за объектом. Попробуй предугадывать маршрут и идти первой. Человека, идущего впереди, никогда не заподозрят в преследовании. Но «в поле» возможно все, поэтому ты обязана быть предприимчивой и готовой к неожиданным ситуациям.
«Прямо как ты вчера», – вырвалось у меня. К счастью, в мыслях.
Мы паркуемся возле сквера – так, чтобы отлично видеть все четыре выхода из метро. Эй не знает, у какого именно состоится встреча. Теперь мы сидим в напряженной тишине. Если бы Эй купил гамбургеры, я бы не смогла проглотить и кусочка.
Нам обоим кажется, что эта встреча может привести к чему-то важному, хотя предпосылок нет.
– Посмотри, – Эй передает мне бинокль.
Смеркается.
Я переползаю взглядом от выхода к выходу. Возле одного – пусто. Возле второго – старушки, укутанные в пуховые шарфы, продают вязаные вещицы. Возле третьего – собралась небольшая компания подростков. Еще один парень, накинув на голову капюшон куртки, стоит поодаль.
– Кто-нибудь из них тебя заинтересовал? – будто между прочим интересуется Эй, но я улавливаю в его голосе любопытство.
Приглядываюсь. Обычные подростки. Наверняка, у каждого за душой по драме, – той, что запомнится им на всю жизнь, но совершенно неинтересна мне. Девочка с синим каре, похожим на мой парик, пробует мир на прочность, но вряд ли пойдет дальше изменения цвета волос – у нее счастливые глаза. Мальчишка без шапки, курит, рисуется. Через двадцать лет он будет заниматься тем же. Две подружки-простушки. Долговязый парень – не достаточно высокий, чтобы его особенность закрутилась в интересную историю.
А вот парень в капюшоне, который стоит особняком...
На пару секунд убираю бинокль от глаз, чтобы увидеть мальчишку в антураже.
Нет, он не с ними. Возможно, он, в принципе, вне тусовок и компаний – сам по себе.
Ему лет восемнадцать. Худощавый, стройный, хотя кого-то и может сбить с толку его дутая куртка. Бледное лицо в мелкую веснушчатую крапинку. Волнуется – не может долго устоять на месте, хотя суета, наверняка, ему не свойственна.
Не знаю, почему не могу отвести от него взгляд. Не уверена даже, что у него есть интересная история. Но готова поспорить, что скоро такая история у него будет.
– Ррыжий, – отвечаю я на вопрос, который за время моих раздумий Эй мог и подзабыть.
Эй едва заметно кивает, делает пару снимков, затем забирает у меня бинокль. Но едва подносит его к лицу, как чертыхается и хватается за рычаг переключения передач.
– Я осел! Это он ехал на метро, а она встречает его на машине!
Хватаю бинокль и успеваю заметить, как капюшон куртки скрывается за Ниссаном ярко-красного цвета. Сердце подпрыгивает к горлу и продолжает биться там.
– Черт! Куда они едут?! – Эй взбудоражен не меньше моего.
Рената знает машину Эя, поэтому мы держим дистанцию в три-четыре автомобиля. Однажды упускаем ее – и я успеваю расстроиться и рассердиться за те минуты, пока, покружив по кварталу, мы не оказываемся в сотне метрах впереди от красного Ниссана.
Рената паркуется возле входа в подъезд потертой пятиэтажки.
Я выхожу из машины за мгновение до того, как Эй произносит: «Давай!»
Иду, как во сне, – вроде быстро, но ощущение такое, будто расстояние не сокращается. Ноги ватные. Руки ледяные даже в перчатках.
Рената выходит из машины со стаканчиком кофе – вот почему мы ее потеряли, она по дороге заехала в «Мак-драйв». Поглядывая на верхние этажи, она что-то говорит парню. Он открывает багажник и достает оттуда большую черную сумку.
Я захожу в подъезд первой. Медленно поднимаюсь по лестнице, гадая, которая из дверей откроется для Ренаты. Может, именно за этой дверью и появляются новые тайные снимки. Что тогда сделает Эй? Проберется и в эту квартиру? Узнает, что за парень, – и попробует надавить на него?
Я останавливаюсь на четвертом этаже перед дверью с приклеенной афишей формата А4. Картинка идентична той, что я видела в кино на афише предстоящей выставки: на черном фоне светлый контур женского тела в форме замочной скважины. Только надпись другая.
Рената Крымская.
Мастер-класс по фотографии «Обнаженная натура».
Едва успеваю дочитать название до конца, как слышу шаги – двое поднимаются по лестнице. Скольжу по ступеням на пролет выше. Прижимаюсь спиной к стене. Здесь нет ни стекол, ни зеркал, с помощью которых можно подглядывать, так что мне приходится, замерев, следить за происходящим через просвет между перилами.
Рената поднимается первой, вместо стаканчика кофе она держит за ручку чехол от фотоаппарата. Парень – сразу за ней, с черной сумкой наперевес. Брюнетка не звонит, но и ключом дверь не открывает – входит сразу. Вероятно, их ждут.
Мне становится куда спокойнее, когда они исчезают из вида. Но вот в чем загвоздка. Если я так рада, что они ушли, какого черта я вообще согласилась на эту слежку?!
Я хотела помочь Эю. Да, это был порыв, а не здравое решение. И я вполне могу передумать.
Но, если не врать самой себе, я и сама до смерти хочу знать, кто такая Рената, и на что она способна. Я очень хочу подобраться к ней поближе. Так что я рывком отлипаю от стены и стремглав несусь к машине Эя. Выдохами и междометиями прошу его поменять огромный объектив фотоаппарата на «нормальный» и возвращаюсь к двери, за которой исчезла Рената.
Задерживаю дыхание. И нажимаю на дверную ручку.
Вхожу, будто в чью-то чужую квартиру. Обычная прихожая, зеркало, гардеробной шкаф. Тускло светит потолочная лампа. Какой-то парень, чью внешность я забываю через пару секунд, появляется из ванной, кивает мне – и проходит в одну из комнат. Вешаю куртку в шкаф и следую за ним.
Это фотостудия. Окно занавешено тяжелыми черными шторами от потолка до пола. Наверное, под шторами – жалюзи, потому что в комнату не проникает и пятнышка дневного света. От этого кажется, что и паркет, и обои – темные, хотя, на самом деле, цвет их толком не разобрать.
Единственная яркая зона – это белый экран, висящий на стене, и невысокий подиум перед ней. Направленный свет лампы будто вырезает их из интерьера.
В комнате полно народа – человек одиннадцать-двенадцать. Женщины и мужчины разных возрастов. Все с фотоаппаратами. Пару человек переговариваются вполголоса, остальные ждут: кто рассматривает обстановку, кто копается в мобильном, кто настраивает фотоаппарат.
Становлюсь в угол и стараюсь слиться со стеной – цвет моей одежды вполне подходящий. Еще несколько секунд – и возле входа в комнату начинается оживление. Студенты у прохода расступаются – и входит она.
Рената Крымская.
Темные волосы, перевязанные черной резинкой, блестящие шелком в искусственном свете. Насыщенный цвет губной помады. Черная оправа очков. Серое платье из тонкой шерсти – чуть выше колен – ее любимая длина. Черные сапоги на высоком каблуке.
Она подходит к высокому стулу, стоящему у подиума, присаживается на него – и у меня возникает острое желание ее сфотографировать.
– Добро пожаловать в мой мир, – говорит она глубоким, насыщенным голосом – будто под воду утягивает.
Приветствую ее вместе со всеми.
Жутко сложно концентрироваться – не понимаю, как с этим справляются другие. Делаю вид, что вожусь с настройками фотоаппарата, – чтобы не смотреть на нее. Тогда я хотя бы улавливаю, о чем она говорит. Выбор камеры, объектива, варианты освещения.
– Существует огромное количество светильников, различных по типу, размеру и мощности. Об этом вы прочитаете в материалах, которые я вышлю вам по электронной почте. Здесь же, в студии, мы используем вспышку-моноблок. Она состоит из основной вспышки, лампы-пилота и аксессуаров…
Для меня эти термины – словно другой язык.
…Куда подевался парень? Его нет среди студентов. Ждет ее в соседней комнате? Ушел, пока я бегала за камерой? Если он ушел, может, за ним проследил Эй?
– …Посмотрите на этот снимок.
Гаснет свет. Под потолком вспыхивает струйка света проектора.
Я поднимаю голову. На коленях Ренаты лежит нетбук. Она водит пальцем по тачпаду, глядя на снимок, который в увеличенном размере появился на экране. Картинка микрокопией отражается в стеклах ее очков.
На фотографии изображена обнаженная девушка, лежащая на траве.
– Обратите внимание на идеальную экспозицию. На фон, который создает такое подходящее настроение снимку. А сама модель – разве она не прекрасна? Девушка словно не знает, что ее снимают. Она раскована, наслаждается солнцем. Она счастлива – а теперь и мы с вами.
Я будто слышу, как студенты улыбаются ей в ответ. Они заметно раскрепостились, подошли ближе. Теперь я, стоящая у стены, выделяюсь из толпы.
Рената демонстрирует еще несколько фото обнаженных тел, затем закрывает нетбук. Несколько секунд полной темноты – и кто-то включает светильник.
– А теперь перейдем к практической части нашего занятия. Валентин, прошу вас, пройдите на подиум! – последнее предложение Рената говорит чуть громче.
По тому, как завертелись головы студентов, я понимаю, что о Валентине они знают не более моего.
Слышу шлепанье босых ног по линолеуму, тихий скрип двери, вижу шевеление студентов – и в комнату входит парень, который садился в машину Ренаты. Я не сразу его узнаю. У него рыжие волосы-пружинки, по объему напоминающие гриву льва. Худое белое тело, хотя на руках заметны очертания мышц. И он голый.
Валентин чувствует себя не более раскованно, чем я. Он прикрывает ладонями низ живота, при этом пытаясь делать вид, что так получается случайно. Кажется, он дрожит.
– Валентин, примите такую позу, которая была бы вам удобна. Попробуйте расслабиться, – просит его Рената, не меняя учительского тона голоса.
Расслабиться у Валентина не получатся. Он то садится, то ложится, то снова встает. Кое-кто позволяет себе смешки.
– Ложитесь на бок, Валентин, лицом к залу, – приходит ему на помощь Рената. – Подоприте рукой голову, ногу согните в колене.
Теперь ему значительно лучше. Он пробует улыбнуться. Встряхивает гривой.
– Перед вами – обнаженная модель. Вы можете делать с ней, что хотите.
Некоторое время в студии висит абсолютная тишина. Затем самый смелый из нас подходит к подиуму, опускается на колено и делает первый снимок. После этого оживляются и другие студенты, образовывается очередь. Поднимается гул. Кто-то кому-то мешает, кто-то требует штатив, кто-то просит Валентина откинуть волосы, переместить руку. Рената молча, с легкой улыбкой, наблюдает за суматохой со своего трона. Я же усердно пытаюсь понять, как сделать снимок. Вроде надо нажать на эту кнопку… Очень на это надеюсь.
Я вклиниваюсь в хвост очереди, чтобы не оказаться последней, и тем самым не привлечь еще больше внимания. Кое-как делаю пару снимков – и возвращаюсь на место.
– Все готовы? – спрашивает Ренета.
Студенты нестройно отвечают. Кто-то просматривает свои снимки, кто-то показывает их другому. Шум постепенно смолкает, пока не превращается в тишину. А затем по тишине, точно ветер по полю, проносится шепот.
– Мэтр!.. Смотри!.. Стропилов!..
У меня сердце прыгает к горлу. Невольно опускаю голову ниже, чтобы волосы закрывали часть лица.
– Поприветствуем Юрия Викентьевича Стропилова! – Рената аплодирует – и студенты тотчас же подхватывают.
Стропилов поднимает ладонь, прося тишины.
– Кто сейчас снимал на цифру? – спрашивает он.
Все. Я тоже неуверенно поднимаю руку. Как же мне не хочется этого делать!
– Покажите ваш лучший снимок из серии, – просит Стропилов и подходит к первому из студентов. Смотрит на фото – и молча переходит к следующему.
Как же это нехорошо. Как же нехорошо!
Мне везет лишь в одном – я успеваю найти режим показа фотографий до того, как Стропилов подходит ко мне.
Протягиваю ему фотоаппарат, не поднимая глаз. Вжимаюсь в стену. Я сняла Валентина лишь бы как, просто, чтобы отметиться, и, конечно, Стропилов это поймет. Не знаю, куда он смотрит, – на меня или на снимок. Вижу только его начищенные ботинки.
Он молча возвращает мне фотоаппарат.
Затем идет к Ренате, что-то вкладывает в ее ладонь, шепчет на ухо. Она кивает.
Выключается свет. Снова вспыхивает прожектор.
– Каждый из вас сфотографировал модель, – звучит в тишине голос Ренаты. – А теперь давайте посмотрим, как ее сфотографировал Юрий Викентьевич.
На экране появляется картинка. По студии проносится тихое «аах», в том числе – и мое.
Фото сделано не на подиуме, а, вероятно, в соседней комнате, где Валентин ждал приглашения Ренаты.
В той комнате все темное – скамья, обои, куртки, висящие на крючке. Единственное яркое пятно – это белое тело обнаженного парня и его почти кроваво-рыжая шевелюра.
Валентин, съежившись, сидит на деревянной скамье. Его ввинченный в пол взгляд, мученическое выражение лица, некрасивая до прекрасного поза – все говорит о том, какие душевные терзания он переживает. Он боится. Ему плохо. Но он готов. И, думаю, каждый из нас прочувствовал это на себе.
Снимок сделан против света, поэтому создается ощущение, что фотограф подглядывал. Вернее, фотограф и в самом деле подглядывал – вряд ли кто-то здесь сомневается в этом.
– А теперь вернемся к фотографии, показанной в начале занятия, – Рената переключает кадр. – Девушка на траве. Вы так легко согласились с тем, что она не знает, будто за ней подглядывают. Почему? Потому, что я – ваш преподаватель? – спрашивает Рената таким тоном, словно и в самом деле ждет ответа. Студенты улыбаются. – Посмотрите на ее позу. Это поза женщины, которая чувствует себя расслабленной? Легко ли быть расслабленной в такой позе? Думаю, даже улыбка дается модели с трудом. Девушка сама по себе красива, ее внешние данные притягивают внимание – кому не нравится созерцать красивую обнаженную женщину? Есть такие?.. Итак, что мы имеем. Красивая женщина, красивая трава, красиво светит солнце. Но где же фотограф? В чем его мастерство? В том, что он положил красивую девушку на красивую траву так, чтобы солнце не засвечивало? Попросите вашу девушку или вашего парня поваляться обнаженным на траве – вы получите куда больше удовольствия, чем от созерцания этой фотографии.
В студии включается потолочная лампа. Студенты жмурятся.
– Это не честно! – заявляет самый смелый. – Мы снимали на подиуме! Другие условия!
– Да, это нечестно, – улыбаясь, соглашается Рената. – Я поставила вас перед моделью, я дала вам задание. В конце концов, я ваш преподаватель – и вы обязаны меня слушаться, следовать правилам, которые я устанавливаю, не так ли? – она соскальзывает со стула и подходит к смелому студенту. Стоящие рядом инстинктивно расступаются. – Вот главное правило сегодняшнего занятия – никаких правил! Особенно тех, что пытается внушить вам преподаватель... Другие условия? – теперь она обращается ко всем. – Кто-нибудь из вас сделал хотя бы один снимок, пока Валентин боролся с собой здесь, на подиуме, пытаясь принять позу. Хотя бы один по-настоящему эмоциональный снимок? Почему? Вам было некомфортно? Это неприлично? – она поднимается на подиум – и оказывается выше любого из нас. – Рамки приличия – это, в любом случае, – рамки, какое бы слово не шло после. Рамки. Границы. Клетка. Клетка, в которой вы заперты. Много ли шедевров вы снимите, сидя в клетке? – она ждет ответа, но никто не произносит и звука. – Если вы хотели снимать девушку в траве, почему вы пришли на курсы к ученице одного из самых эпатажных фотографов современности? Вы здесь, потому что хотите восхищать, поражать и вызывать катарсис. Я указала вам путь. Вопрос лишь в том, пойдете ли вы по нему. Хватит ли у вас смелости выйти из клетки… На этом все. Спасибо!
Я замечаю, что Стропилова уже нет, и поскорее направляюсь к выходу – мне бы перевести дух.
– А вы останьтесь, – говорит кому-то Рената. На всякий случай, я ускоряю шаг. – Прошу вас, не уходите, девушка в парике.
Я не сразу оборачиваюсь, хотя теперь точно знаю, к кому она обращается.
Рената не смотрит на меня – общается со студентами. Какое-то время я просто стою у двери и жду. Когда за дверью скрывается последний из них, и я уже растягиваю губы в улыбке, из соседней комнаты сначала выглядывает, а затем выходит Валентин.
Он по-прежнему с голым торсом, но уже в джинсах, из которых узкой полосой выглядывает резинка белых трусов. Сейчас его никто не заставляет ходить без майки – так что, возможно, резинка торчит не просто так.
Не обращая на меня внимания, Валентин направляется к Ренате.
Сейчас, когда нет посторонних – а я, похоже, вообще не считаюсь – Валентин кажется другим человеком. Взрослее, увереннее в себе. Он оживает с каждым шагом. С каждым шагом все шире распрямляются его плечи.
Он останавливается перед Ренатой, сидящей на высоком стуле, так близко, что почти касается ее колен. Закладывает руку за руку. Его распущенные волосы, играющие мышцы, расправленные плечи – теперь весь его облик должен давить на Ренату, уменьшать ее. Но, странное дело, не смотря на физическое превосходство, рядом с Ренатой он все равно кажется мне цыпленком.
– Зачем Стропилов сделал то фото? Там все убого! – у него резкий хрипловатый мальчишеский голос.– Убогая мебель, убогие шторы и я... – он не сразу решается повторить эпитет по отношению к себе. – Я тоже – убогий на этом снимке! А я – модель, меня нельзя так снимать!
– Вы прекрасны, Валентин, – Рената по-матерински ему улыбается. Разве что по щеке не треплет.
– Нельзя фотографировать людей в таком виде! – не унимается Валентин. – Я хочу, чтобы он удалил тот снимок.
– Уже удалил, – ласково отвечает ему Рената.
Валентин верит – и тотчас же словно немного сдувается, а я вот – очень сомневаюсь в порядочности Стропилова.
– Зачем вы соглашались позировать обнаженным, Валентин, если чувствуете себя неуверенно перед камерами? – спрашивает Рената,
– Раньше я никогда не снимался обнаженным, – Валентин будто оправдывается.
Это ответ на вопрос, почему он так тушевался, – а вовсе не на тот, что задала Рената.
Впрочем, каждый из нас троих знает ответ.
Все дело в ней, в Ренате. Она притягивает. Этому можно сопротивляться, но это невозможно игнорировать. Некоторых она притягивает сильнее – возможно, тех, кого хочет притягивать. Тех, кого она собирается использовать, – Стропилова, Эя, Валентина. Меня.
И не понять, что именно в ней так завораживает. Дело не только в особой манере двигаться и разговаривать. Дело – в деталях. В наклоне головы. В том, как она поправляет волосы. В паузах между словами. Она будто вся состоит из этих деталей.
Валентин опирается руками о стул, на котором сидит Рената, – со стороны это выглядит почти объятием. Их лица оказывается так близко, что я снова чувствую себя подглядывающей.
– Ваши волосы, Валентин, совсем растрепались. Давайте, я помогу вам, – после долгой паузы произносит Рената.
Валентин склоняет голову еще ниже. Рената не просит его повернуться к ней спиной, что было бы логично. Близость их лиц кажется непристойной.
Рената погружает пальцы в его шевелюру и медленно, очень тщательно собирает гриву в хвост. Затем стягивает резинку со своих волос и завязывает ей волосы Валентина. Думаю, это и есть его награда. И за такую награду он еще сотню раз будет готов позировать обнаженным.
– Когда мне прийти в следующий раз? – спрашивает Валентин.
– Я позвоню вам, – отвечает Рената с материнской нежностью в голосе.
Я почти уверена, что звонка он не дождется. Валентина не надо держать на привязи, как Эя, с этим парнем проблем не будет. Даже если его «убогое» фото окажется на выставке, и Валентин откроет рот, Рената всегда сможет предложить ему помощь в завязывании волос.
Наконец, мы остаемся с Ренатой один на один.
Она подходит ко мне.
Коридор настолько узкий, что вряд ли между нами смог бы свободно пройти взрослый человек.
Если бы не ее каблуки, мы были бы с ней одного роста.
Рената очень долго, очень внимательно смотрит на меня, будто это я должна начать диалог.
А я смотрю в ее глаза, спрятанные за тонкими бликующими стеклышками. Глаза необычного цвета – зелено-голубые. Будто на влажной бумаге поставили две точки акварельной краской, и цвета растеклись, переплелись.
– Вы не были зарегистрированы на мой курс, – говорит Рената без вызова, скорее, с любопытством.
Я так поглощена этим обоюдным разглядыванием, что внутренне вздрагиваю от звука ее голоса – и отвожу взгляд.
Я не знаю, что ей сказать. Все ответы, которые приходят мне в голову, шиты белыми нитками. К счастью – или нет – Рената не настаивает.
– Пожалуйста, снимите парик, – просит она. – Юра говорил, у вас роскошные натуральные волосы.
Иголочкой колет в груди. Стропилов все же меня узнал. И рассказал Рентате.
Тогда где он сам? Почему не он меня пытает?
Похолодевшими пальцами снимаю парик. Вынимаю шпильки из узла, скрученного на затылке. Волосы падают мне на плечи.
Рената касается подбородка согнутым пальцем – будто изучает экспонат.
Я жду, когда она предложит мне сделать снимок.
– Я собиралась зайти в бар, выпить бокал вина. Не составите мне компанию?
Сглатываю комок в горле.
– У мменя ппланы, – демонстрирую я свой дефект во всей красе.
Рената делает резкий, но такой легкий вдох, что это могло бы мне показаться – если бы я не ждала ее реакции.
Ей нравится мой дефект. Я знаю. Она у меня крючке также, как я – у нее.
– Отмените свои планы, – в ее голосе слышится нотка досады, но словно не потому, что у меня планы, а потому, что я сама не додумалась тотчас же их отменить.
– Ссейчас, – почти нормально произношу я и посылаю Эю сообщение: «Планы меняются, иду в бар с новой знакомой».
Рената тепло улыбается.
Вызывает такси.
Я спускаюсь по лестнице первой. На последнем пролете Рената меня окликает.
– Другой выход.
Я оборачиваюсь. Что еще за новость?!
– В этом подъезде два выхода. Такси ждет нас со стороны двора. Пойдемте.
Я покидаю дом через другой подъезд, не успевая предупредить об этом Эя.