Подглядывающая

Глава 24. День 290

Мамочки… Мамочки… Мамочки…

Я захлопываю крышку ноутбука.

Опираюсь лбом о скрещенные на ноуте ладони.

Меня знобит.

Я в какой-то другой реальности. Это не может происходить со мной...

«Делай – и не оглядывайся», – сказала я себе, когда со мной связался репортер телеканала. – «Представь, что ты робот, запрограммированный на выполнение определенной задачи. Ты должна вывести Эя и Стропилова на чистую воду.

Чтобы запутать следы, я сняла в Приморске квартиру на сутки – и пригласила туда репортера. Я посчитала сто тридцать семь километров достаточным расстоянием, чтобы отвести подозрение от Питера. Утром – в Приморск, вечером – обратно.

Парик. Куртка неприметного цвета. Сапоги без каблука. Никакого макияжа. Никаких крайностей. Никто из попутчиков не запомнит меня.

Для репортера я создала другой образ. Распущенные волосы. Легкий макияж с акцентом на глаза. Шерстяное платье с невинным, но все же притягивающим взгляд декольте.

Красивая, молодая женщина, попавшая в беду.

Я все рассчитала правильно.

У меня не было вещественных доказательств, но мое лицо и моя история стали лучшими доказательствами.

Репортер вдохновился моей исповедью. Он настаивал, чтобы я приехала в студию на запись программы, но я отказалась, объяснив это тем, что беспокоюсь за свою безопасность – ведь вместе с личностью Эя, наверняка, вылезут и другие, весьма неприглядные, истории. Эта ремарка подлила масла в огонь репортерского энтузиазма.

Я рассказывала свою историю на камеру больше четырех часов. Уезжая, репортер сообщил, что обязательно свяжется со мной.

Но, что удастся репортеру, то удастся и Эю. Так что, по дороге в Питер я избавилась от сим-карты мобильного телефона.

Я ждала дольше недели. Ждала, ждала и ждала, просматривая каждый выпуск новостей, постоянно обновляя страницу сайта телеканала.

Я толком не ела и не спала. Ожидание превратилось в месиво минут и часов, хаос тусклого света и вязкой темноты. Помехи голосов телеведущих, песок в глазах. Кресло, казалось, приняло форму моего тела.

Сережа бродил за моей спиной, но ни разу не заговорил со мной.

То, на что я решилась, было апофеозом моей битвы с Эем. И битвы с самой собой – если говорить начистоту. Еще год назад я бы даже представить не смогла, что осмелюсь на интервью для телеканала. И, тем более, что сама напрошусь на него.

Что брошу все – и уеду в город, с которым меня связывает только фантазия.

Что решусь напроситься на работу, требующую общения с людьми.

Что затею игру, достойную агента 007, чтобы не попасться Эю.

И вот на экране появляется заставка с названием передачи: «Битва гениев».

Дрожащей рукой я делаю звук погромче...

Да, я все рассчитала.

Кроме одного.

Полуторачасовая передача получилась вовсе не обо мне. От видеозаписи остались считанные кадры, которые разбавляли историю противостояния двух гениев – Стропилова и Эя.

Никто не собирался закрывать выставку. Никого не заботило обнародование фото без согласия модели.

Более того, мое фото в спальне Эя демонстрировали снова и снова. Эксперты высказывали мнение, действительно ли оно снято тайно. Оценивали его художественные достоинства.

Одним из главных вопросов передачи стал: «Где скрывается непризнанный гений, автор «кошмарной» фотографии?». Да, журналисты дали моему снимку название.

Во время интервью я рассказала все, что знала об Эе. В том числе, адрес его дома и название бара, в котором Эй часто бывал. Самого Эя репортеры найти не смогли, но раскопали его школьные фотографии. И узнали его настоящее имя.

Адам Черный.

Имя, будто специально созданное для того, чтобы украшать выставочные афиши и красоваться на глянцевой бумаге фотоальбомов.

Имя, идеально ему подходящее, – будто именно оно сделало Эя таким, какой он есть.

И теперь для миллионов людей это имя стало символом тайных фото. Гениальных тайных фото.

Я хотела закатать Эя асфальтоукладчиком, а, на самом деле, возвысила.

Осознавать это было едва ли не больнее, чем выслушивать признание Эя во время нашей последней встречи.

Мне казалось, я на самом дне. Что хуже быть уже не может.

Но на следующий день я прочитала комментарии – те, что касались меня.

«Девочка хотела снять сливки».

«Красивые сиськи)))))».

«Пусть она сделает ход конем – и выложит свои снимки, где одеялко будет пониже».

«Эммочка захотела известности».

«Тема сисек не раскрыта!»

«Сфотографировали спящей! Что, больше рассказать не о чем?!!!»

«…у меня есть честь и чувство собственного достоинства… А где ж оно было, когда ты лезла к нему в постель?»

На этом я сдалась. Захлопнула ноут и оперлась лбом о скрещенные на крышке ладони.

Я же потерпевшая сторона... Это мои фото незаконно растиражировали. Почему же в комментариях столько грязи выливается на меня?! Как же мерзко! Как от такого отмыться?!

Виски разрывались. Щеки горели.

Теперь – все?

Война окончена?

Я сама себя убила?

Сережа, где же ты сейчас, когда так мне нужен?!

Я снова – одна.

Шмыгая носом и размазывая по щекам слезы, тащусь в коридор. Не включая свет, нащупываю в кармане куртки карточку формата визитки.

Швыряю свое тело в кресло.

Я все еще даю себе возможность передумать – верчу карточку в руках, покалываю ее уголком подушечки пальцев.

Это последний шаг. Готова ли я к такому? Не вырою ли я себе еще более глубокую яму, пытаясь вытащить себя на свет?..

Но пусть я буду жалеть о том, что сделала, чем о том, чего не сделала.

Я пойду до конца!

Набираю телефонный номер, написанный на карточке.

Сглатываю ком в горле вместе со звуком первого гудка. Мужчина отвечает на звонок сразу после него, будто сейчас не шесть часов утра.

– Слушаю!

Я медлю. Что мне сказать? Я даже не помню имени того парня, от которого получила карточку.

– У мменя проблемы, – осторожно произношу я и крепче прижимаю телефон к уху.

Еще не поздно сбросить вызов. Еще не поздно…

– Ваше фото использовали без разрешения?

Первые секунды я нахожусь в ступоре. Этот мужчина занимается лишь незаконными фотографиями?!

И только потом до меня доходит: он узнал меня по заиканию – наверняка, об этом ему рассказал помощник адвоката.

Он уже знает подробности дела, в том числе, и то, что репортеры не нашли Эя. Он советует мне очень хорошо подумать и вспомнить, где еще может появиться Эй.

– Вы много времени провели вместе. Вы точно знаете то, что может мне помочь. Думайте. А я буду работать по своим каналам. У вас есть вопросы?

Откашливаюсь в кулак.

– Ццена?

– На обратной стороне карточки, в нижнем правом углу напечатана цифра. Это моя ставка в условных единицах.

Я переворачиваю карточку. Сумма вовсе не заоблачная, но все же в ней три нуля.

Вполне адекватная цена за правосудие.

– Если захотите крайнюю меру – дорисуйте еще ноль.

От мысли о «крайней мере» меня передергивает.

Связываться с людьми, которые предлагают такое, – это очень, очень плохой знак. Это уже – за чертой.

– Я ддостану деньги.

Не прощаясь, он сбрасывает вызов.

Еще какое-то время я смотрю на телефон, будто с ним что-то должно произойти: он оплавится, или исчезнет, или сам начнет набирать последний исходящий номер.

Аккуратно кладу мобильный на край тумбочки. Затем – отодвигаю к центру. Затем – прикрываю телефон кофтой.

То, что я позвонила этому человеку, – неправильно.

Но стоит подумать, что будет, если я остановлюсь, если струшу, – и я начинаю действовать.

Деньги. Деньги. Деньги.

Иду в душ и несколько секунд стою под ледяной водой.

Это только начало, Эмма.

Кто-то хочет изобрести лекарство от СПИДа, кто-то – пытается зачать ребенка, а ты – хочешь отомстить Эю. И пусть твоя цель – низменная и жалкая, ты жаждешь достичь ее также неистово, как и те, чьи мысли заняты всеобщим благом или беременностью.

Так что – да, это только начало.

Я найду тебя, Эй.

Это ты создал такую Эмму.

Через час я уже сижу в кресле напротив Леши-логиста. Теперь ямочек на его щеках нет – он не улыбается: быстрее, чем Леша предложил мне чай, я попросила устроить меня на работу. Просьба прозвучала только в словах – не в интонации. Уверена, Леша понял, что без работы я не уйду.

Он смотрит и смотрит на меня, а я, почти не мигая, смотрю на него. Надо бы улыбнуться, но не получается.

Сейчас снова начнется: дефект речи, общение с клиентами… Без разницы. Не уйду!

– Точно! – Леша щелкает пальцами и отваливается на спинку кресла. – Я видел тебя по телевизору! Это же твой снимок выставили без разрешения?

Черт…

Я прикрываю глаза.

– Этот фотограф – козел! – голос Леши звенит от негодования. – Фото очень красивое, но он все равно – козел!

Поднимаю на него взгляд.

Впервые с начала выставки я встречаю искреннее сочувствие.

Леша так резко встает, что стул отъезжает на полметра.

– У тебя потрясная улыбка! – Леша подходит ко мне и присаживается на край стола. – На месте того урода, я бы только ее и фотографировал, а не кошмары, которые тебе снятся. Но я не разбираюсь в фотоискусстве. Так, могу фотиком нацелиться – и кнопку нажать.

– Этто ваш пплюс.

– В общем, Эмма. Я не прочь принять тебя на работу. Но я должен быть уверен, что ты понимаешь, на что подписываешься. Работа с шести утра до двенадцати ночи, день через два...

– Я ммогу ккаждый день.

Он хмыкает. В его взгляде появляется еще больше любопытства и тепла.

– Окей… – он растягивает звук «е». Я его убедила, а вот он себя – нет. – Когда можешь приступить?

– Ссейчас.

– Трудовая книжка?

– Вот, – я таким ловким движением достаю ее из рюкзака и кладу на стол, будто предсказываю Лешины мысли.

В который раз убеждаюсь, что жизнь – это паутинка. Каждая ниточка, которую ты плетешь, связана с остальными. Ну кто бы мог подумать, что единственный случайный месяц моей официальной работы пригодится мне в Питере? Через семь лет!

Вижу – Лешу я покорила. Да что там, я даже сама себя покорила.

Не спуская с меня глаз, он поднимает трубку телефона и набирает короткий номер.

– Есть новые заказы?.. Нет, не отдавай. Сейчас пришлю к тебе девочку на пробу, – он кладет трубку на место. – Следующий кабинет по коридору.

– Сспасибо! – я вскакиваю со стула, жму Леше руку. Во мне столько энтузиазма, что мое рукопожатие оказывается крепче.

Вот так я прошла первый этап на пути к моей цели.

Но поздно ночью, лежа в кровати, вымотанная настолько, что тело кажется чужим, я вспоминаю вовсе не этот разговор с Лешей. И даже не то, как мучительно привыкала к машине – серебристой «Пежо 307». И не первый телефонный разговор с клиентом, которому я доставляла коробку с фруктами. И даже не то, что он открыл мне дверь в одних трусах, – этой выходке я отвожу второе место.

Я вспоминаю – снова и снова – как во время доставки второго заказа внезапно хлынул ливень, и Питер стал в десятибалльной пробке. Едва различая дорогу, ежеминутно сверяясь с Яндекс.Навигатором, оглушенная автомобильными сигналами и все еще под впечатлением от встречи с первым клиентом, я стала в полосу, с которой можно поворачивать только налево. А мне позарез надо было прямо – и ни одна машина мне не уступала.

Сзади мне неистово сигналили – вот-вот зажжется красный свет… И в этот момент моя броня стала трескаться, как яичная скорлупа. Сережа, Эй, побег, мое фото на выставке, комментарии после передачи, договор с человеком-который-не-спит – все это обрушилось на меня – не образами, но ощущениями. Еще миг – и меня накроет…

Я едва ли не швырнула свою машинку под колеса джипа, который щемился справа. Под вопли сигналов кое-как дотащилась до обочины – и только тогда позволила себе зарыдать.

Я рыдала – и словно видела себя со стороны. Мокрые манжеты кофты – от слез. Мокрая майка на спине – от волнения. Опухшие глаза. Красный нос. Жалкая. Раздавленная. Слабая.

Тогда я дала себе слово: «Больше ни одной слезинки, пока я не поймаю Эя».

А я обязательно его поймаю.

Я всхлипнула в последний раз и включила «поворотник».

И вот теперь я лежу на кровати и спрашиваю у серого квадрата потолка: «Как мне найти Эя?».

Ни у себя дома, ни в баре, Эй не появлялся уже три недели.

Прижать Стропилова? Не факт, что тот знает, а последствия могут быть крайне неприятными – все же личность с мировым именем. Рената? Ей до Эя никогда не было дела.

Так как же мне найти его, если он не хочет, чтобы его нашли?

Что должно произойти, чтобы Эй появился?

Кто бы мог стать для него наживкой?

Не Стропилов. Не Рената.

Приподнимаюсь на локтях.

А если… я?

Я могу стать наживкой!

«Это не последняя наша встреча», – сказал Эй перед уходом. И он пытался связаться со мной позже – когда я выбросила телефон.

Эй придет ко мне.

Точно – придет.

Только когда и куда его пригласить? Как вообще сообщить ему информацию, что я буду в определенное время в определенном месте?

Я дрожу от нетерпения – чувствую, что знаю ответ.

Надо сделать это очень аккуратно, очень тонко.

Заставить его мне поверить.

Давай, Эмма, думай!

Сажусь на край кровати.

Эй так много о тебе знает – да почти все! Что-то же должно было проскользнуть. Слишком много очень личной информации, чтобы не осталось ни единой лазейки. То, что я не рассказала ему лично – рассказала Сергею в соцсети.

Соцсеть!

Это должно сработать.

Сердцебиение зашкаливает, кончики пальцев становятся ледяными, пока я набираю пароль, – который давно должна была забыть.

Раз Эй скрывается так тщательно, вряд ли он поверит в мое раскаяние и согласится на дружескую встречу. Но я могу сделать так, чтобы он пришел сам – без моего приглашения.

Впервые с момента моего побега я публикую пост в сети.

«День 290. Лучше жалеть о том, что сделала».