Утро.
Солнце – полосками на стене.
Смятая постель.
– Мы с тобой совершенно сумасшедшие, Сережа, – я накручиваю его отросшие за отпуск волосы на пальцы и легонько оттягиваю назад.
Покрываю поцелуями его шею, подбородок, – пока Сережа ловко не перехватывает мою руку. Мгновение – и он накрывает меня своим телом. Осторожно вдыхаю его запах – до легкой волнующей щекотки в груди.
– Почему же, любимая?.. – одной рукой Сережа сжимает мои запястья над головой, другой – проводит пальцем по моей скуле, чуть задевает губу и спускается по подбородку.
Я прикрываю глаза, переживая это очень медленное, очень ласковое и, вместе с тем, настойчивое движение его руки. Меня затапливает волна желания и нежности.
Я потягиваюсь в предвкушении, обвиваю его бедра ногами. Соприкасаются наши губы, наши языки. Поцелуй все еще мягкий, неторопливый. Как же я люблю это затишье перед бурей…
И вдруг – телефонный звонок.
Сережа не прерывается, хотя звонит его мобильный, но я уворачиваюсь от поцелуя.
– Это же ттелефон для экстренных вызовов!
– Только не в твой день рождения… – Сережа запускает ладонь мне под майку – и на несколько секунд меня вышвыривает из реальности.
Я возвращаюсь с повторным звонком.
– Это может быть что-то важное…
Сережа задирает мою майку зубами. От того, что он творит языком и губами, у меня голова идет кругом. Охрипшим от желания голосом я все же нахожу в себе силы произнести:
– Ппожалуйста…
И тотчас же жалею о сказанном – Сережа останавливается.
Мое «пожалуйста» действует на него безотказно. В такие моменты я каждый раз влюбляюсь в него заново.
Он вылезает из постели, отвечает на звонок парой «да» – и смотрит на меня с укором. Надо ехать. В его архитектурном бюро сработала сигнализация.
Приподнимаюсь на локте:
– Я влюбилась в самого тталантливого, самого умного, самого удивительного архитектора на свете. Теперь от меня зависит строительство прекрасных мостов. Так что – ппоезжай. А когда вернешься, мы продолжим с того места, на котором остановились.
Мне очень хочется подразнить его: приподняв майку, обозначить, о каком именно месте я говорю. С трудом себя сдерживаю.
– Чем займешься? – Сережа уже натягивает майку. – Книгой Графа? – угадывает он ответ по моему тяжелому вздоху. – Хочешь, я с ним поговорю? – нежный поцелуй в губы. Качаю головой.
Сережа уходит.
Скоро будет год, как мы вместе. Но каждый раз, когда хлопает входная дверь в нашей квартире, мне становится не по себе.
Не хочу, чтобы он уходил. Так сильно, что это чувство не компенсирует даже радость его возвращения. Каждый раз я до внутренней дрожи боюсь, что однажды Сережа не вернется. Безосновательное, иррациональное чувство.
Нет способа лучше отвлечься от звенящей тишины пустого дома, чем обсуждение книги с Графом. Не вылезая из кровати, набираю его номер.
Выдыхаю, прежде чем произнести то, что давно собиралась.
– Ддавайте смотреть правде в глаза: ничего не выйдет.
Слышу в телефоне, как Граф стрекочет пальцами по клавиатуре. Он даже не пытается сделать вид, что внимательно меня слушает.
– Почему же? – после затянувшейся паузы произносит Граф.
За девять месяцев, которые мы пытаемся написать книгу, я уже отлично выучила эту интонацию. Вежливая, почти заискивающая, она означает одно: он раздражен. Так и представляю, как Граф, задавая мне вопрос, переламывает карандаш пополам.
Девять месяцев мы не пишем книгу, а бодаемся друг с другом, – за каждую мелочь, каждое слово. Это не творчество – это война.
– Ппотому что вы – не женщина, Граф.
Вот на этом моменте, думаю, он мог бы переломить второй карандаш.
– Да, я не женщина, – Граф тщательно выговаривает слова, будто у меня проблемы не с речью, а со слухом. – Но я очень хороший писатель. Нет такой истории, которую я не смог бы рассказать. И, уж точно, я расскажу вашу! – коротенькая пауза. Мы оба переводим дух. – Что именно вам не нравится, Эмма?
Я сажусь на стул Сережи, машинально провожу рукой по спинке, к которой он обычно прислоняется.
Так и подмывает ответить: «Все!» Но я не позволяю себе: Крис – моя подруга.
– Мне не нравится пподача, Граф. История женщины, рассказанная от лица мужчины, не вызывает доверия. Ппростите, Граф, но при всем уважении – мужчина не способен ппонять, что я чувствовала.
– Я также не способен понять, почему Сергей вас терпит.
Переход на личности – обязательный этап каждого моего диалога с Графом.
– Эти чувства абсолютно взаимны, Граф. Не могу даже ппредставить, чем вы удерживаете возле себя Кристину. Железным пповодком?
На этот раз, раунд – за мной.
– Чего вы хотите, Эмма? Чтобы книга была написана от первого лица? От лица женщины?!
– Но вы же очень хороший писатель.
Молчание в телефоне вполне может сойти за глубокий тяжелый вдох.
– Это все, Эмма?
– Нет. Еще мне не нравится начало. Мне очень не нравится, что начало начинается с конца. Мол, героиня ппрошла огромный путь, и сейчас я расскажу вам, какой. Вообще, вся эта надуманная сцена с собранием женского общества, где я выхожу на трибуну перед пполным залом…
– Хорошо.
Я даже не знаю, что ответить на внезапное согласие Графа. Поэтому, на всякий случай, переспрашиваю:
– Хорошо?..
– Мы напишем с вами книгу от первого лица. И я подарю вам начало. Но это все.
– Хорошо.
Думаю, теперь удивляется он.
Прочищает горло.
– Так какое же будет начало, Эмма? С чего началась ваша история?
Я задумываюсь.
Но сейчас Сережина квартира затоплена солнцем, а наша постель все еще смята, и каждая ее складочка хранит воспоминание о сегодняшней ночи…
– Мне надо пподумать, Граф. Я перезвоню. У меня Сережа на линии.
Не дожидаясь согласия Графа, переключаю звонок, вжимаюсь ухом в телефон.
– Все в ппорядке?
– В полном! Ложная тревога. Знаешь, эти парни в полном обмундировании из департамента охраны выглядят… очень мощно.
– Мне бы они ппонравились? – я улыбаюсь. Ревность Сергея – такое же безосновательное и иррациональное чувство, как и мой страх, что он не вернется.
– Отвечу на твой вопрос, когда вернусь, любимая, – ласково говорит он, но делает нажим на последнем слове.
Слышу в телефоне сигнал непристегнутого ремня.
– Пожалуйста, не разговаривай за рулем! Продолжим, когда ты вернешься.
– До встречи, любимая.
Я сбрасываю вызов. Улыбаясь, прикладываю телефон к губам. Я так счастлива, что иногда становится страшно.
Все еще в пижаме, с взлохмаченными после сна волосами, сажусь за комп, чтобы заняться книгой Графа. Но отвлекаюсь: новое сообщение в соцсети.
Сергей: Итак, моя Эмма. Есть еще одно сообщение, которое мы не претворили в жизнь.
Эмма: Не пиши за рулем!
Сергей: Я уже не за рулем. Спроси – какое.
Эмма: Какое?
Сергей: То, которое я напишу тебе сейчас.
Сергей: Представь. На всех окнах в нашей квартире опущены жалюзи. Темно. Только в спальне горят свечи. Я жду тебя на кровати с бокалом шампанского в руке.
Сергей: Ты появляешься в дверном проеме. На тебе надето что-то очень прозрачное – то ли серое, то ли черное, – не понять, да это и неважно. Тонкие бретельки поддерживают невесомую ткань на плечах, через нее просвечивается твоя прекрасная грудь.
Сергей: Я так хочу к тебе прикоснуться, что вскакиваю, забыв о бокале в руке, и, естественно, обливаюсь. Ты смеешься, подносишь мою руку к губам и слизываешь с пальцев пролитое шампанское. Это – как искра, которая падает на сухие дрова. Я готов прямо там, возле двери, заняться с тобой любовью, но все же вспоминаю, что у меня был первоначальный план. Ведь не зря у меня только один бокал, а не два.
Сергей: Я улыбаюсь тебе со всей любовью, которую испытываю, запускаю руку под твои распущенные волосы, притягиваю тебя за шею и провожу языком по твоей нижней губе, прихватываю ее зубами. Обнимаю и прижимаю тебя к себе. Еще глоток шампанского – им я делюсь с тобой. Будто случайно проливаю его мимо твоего рта, оно течет по твоей шее, в ложбинку между грудей. Я старательно собираю губами все капельки с твоего тела. Увлекаю тебя на кровать, целую твою грудь сквозь тонкую прозрачную преграду. Затем медленно тебя раздеваю…
Сергей: Как тебе такой план, моя Эмма?
Эмма: Я
Эмма: ОЧЕНЬ
Эмма: ЖДУ ТЕБЯ.
Сергей: Я скоро!
Звонок в дверь.
Я вскакиваю со стула с такой прытью, что едва его не переворачиваю. Мчусь в коридор, на ходу срывая резинку с волос.
Мельком смотрю в дверной глазок, вижу букет цветов – и распахиваю дверь.
Эй не спрашивает разрешения – входит в квартиру, задев меня плечом. Я в таком шоке, что не замечаю, как букет чайных роз оказывается у меня в руках.
Дежавю.
– С днем рождения, Эм, – говорит Эй, рассматривая квартиру. Подходит к окну, опускает пальцем металлическую пластину жалюзи. – Отличный вид… Как поживаешь, Эм?
– Что с… Сережей? – выдавливаю я.
Паника холодком растекается по спине. Затапливает меня.
Эй оборачивается.
Он почти не изменился, только стали четче выделяться скулы – похудел. На носу появилась горбинка – последствия встречи с теми отморозками в подъезде? Бровь пересекает широкий светлый шрам. Теперь у него лицо не пижона, а хулигана. Особенно это заметно на контрасте с белоснежной рубашкой – и брюками с такими острыми стрелками, что, кажется, о них можно порезаться.
– За кого ты меня принимаешь, Эм?! Я же сам дал тебе его адрес. Ничего я с твоим Серегой не сделаю. Кстати, это тоже тебе, – Эй протягивает праздничную коробку, перевязанную золотистой лентой.
Кстати?..
Еще один подарок от Эя.
Коробка размером с толстую книгу. Машинально принимаю ее – легкая.
Теперь у меня заняты обе руки – тем сильнее давит близость Эя. Отступаю на шаг. Шок отпускает меня настолько, что я догадываюсь отложить цветы и подарок на диван.
Из открытой входной двери тянет прохладой. Эй захлопывает дверь. Поворачивает замок.
– Так что скажешь, Эм?
– Скоро вернется Сережа…
– Я к тебе пришел – не к нему.
Я не знаю, плакать мне или смеяться.
– Может, кофе, Эй?
– Давай… А ты говоришь, почти как нормальный человек. Жаль.
Это «жаль» – словно выстрел в спину. Я замираю возле кухни. Мгновение – и направляюсь к кофемашине.
Все нормально. Все нормально. Все нормально…
– Ты теперь известная личность, Эй. Выставки, интервью, мастер-классы. Добился, чего хотел?
– Почти, Эм. Не всего, – Эй делает паузу. Дает мне возможность пофантазировать насчет «не всего». – Стропилов подлога не признал, и скандал только добавил ему известности – не совсем то, что я ожидал. Но в кулуарах родоначальником тайных фото теперь считают меня. Так что, кое-чего я все же добился. А про Ренату новость знаешь? – его голос оживает. Не оборачиваясь, качаю головой. – Она теперь сама по себе. Готовится к своей первой персональной выставке. Это ты ее вдохновила. Когда-то ты умела вдохновлять, Эм. Но сейчас… ты становишься обычной.
– И ты ппришел меня спасать?
Заставляю себя сосредоточиться на приготовлении кофе. Но постоянно путаюсь в руках, боковым зрением улавливая Эя, который стоит слишком близко от меня, прислонясь плечом к книжному стеллажу.
– В первую очередь, я пришел тебя поздравить, Эм. И подарить подарок.
Оборачиваюсь с чашками в руках – и едва не выпускаю их: Эй оказывается прямо передо мной. Руки вздрагивают, кофе проливается на блюдца. Только они и разделяют меня с Эем.
– Давай, я, – предлагает Эй.
Доли секунды мы держим блюдца вместе.
Я разжимаю пальцы.
– Ты совсем не смотришь мне в глаза, Эм. Почему?
Он ставит блюдца с чашками на стол. Садится. Прикуривает. Хотя пепельницы нет и в помине.
Я смотрю на сигаретный дымок, который ползет вверх по полкам книжного стеллажа, – и не понимаю, что происходит.
– Здесь не курят.
– Ну так останови меня, Эм.
Кажется, мы вечно боремся взглядами. Вернее, я борюсь, а он – обнимает.
– Что с тобой происходит? Ты… играешь с ним в сквош! Сквош, Эм? Серьезно? – Эй качает головой и выпускает дым к потолку. – Ты совсем себя не знаешь!
– Мне нравится! – я почти рычу.
– Врешь!
– Ккакого черта ты следил за мной?!
– Куда любопытнее вопрос, почему ты перестала это чувствовать, Эм, – его голос спокоен и наполнен сочувствием.
Он прав! У меня плечи распрямляются, когда я осознаю: да, я ни разу не почувствовала, что Эй наблюдает за мной. Я стала беспечной. Потому что стала счастливой. И это счастье портит только физиономия Эя. Нет, сама его физиономия по-прежнему симпатичная – не смотря на шрамы. Но Эй, как ворон, каркающий над головой, – предвестник чего-то плохого.
И я жду это плохое.
Эй тушит сигарету в чашке с недопитым кофе.
– Все твои зазубринки – все твои особенности – шлифуются. Ты становишься гладкой, как яйцо.
Я прищуриваю глаза, тяжело дышу. Все как всегда с Эем.
– А что в этом пплохого, Эй? Кроме того, что я больше не гожусь тебе в модели? Знаю, ты этого не ппоймешь, но дело не в сквоше. Будь это трижды не мой вид спорта – не важно! Сереже нравится сквош. А мне нравится, когда Сережа становится ппозади меня и обхватывает мою руку, чтобы показать направление удара! И я готова полтора часа заниматься «не моим» видом спорта – как уверяет один сумасшедший фотограф – только ради тех «лишних» секунд, которые Сережа не отпускает мою ладонь, чтобы тоже ппочувствовать нашу близость, – я опускаюсь на стул с таким чувством, будто только что пробежала спринт. – Эй, ты просто не ппредставляешь, что между любимыми людьми могут быть отношения такого уровня чуткости, близости и доверия. Тебе не дано это испытать. У тебя нет душевного органа, отвечающего за такую степень сопричастности.
– Но это не значит, что я не любил тебя, Эм.
У меня кофе застревает в горле.
Смотрю на Эя, не мигая.
– Это что, новость для тебя, Эм?
Из ступора меня выводит мелодия телефонного звонка. Сережа!.. Я бросаюсь к мобильному, но Эй в один прыжок догоняет меня. Хватает за плечо, рывком разворачивает к себе.
– Не отвлекайся, Эм! У тебя гость в доме!
Снова холодок проскальзывает по спине.
– Скучала без меня, Эм?
– Вовсе нет! – и это чистая правда.
– Думала обо мне?
Молчу.
Эй ослабляет хватку, но не отпускает меня.
– Ведь что-то во мне до сих пор тебя цепляет, – это не вопрос. Эй знает.
– Цепляет, – глядя ему в глаза, отвечаю я. – И всегда цепляло.
Эй словно на мгновение становится безоружным, теряет суперсилу наглой улыбки. Опускает руки. Но быстро приходит в себя. Я тоже.
– Да, Эй, меня цепляет твой талант. Твоя злость. Твоя тяга к саморазрушению. Мне было бы интересно наблюдать за тобой…
– Подглядывать, Эм.
– …но я предпочла бы делать это со стороны. Потому что ты – один из моих изъянов, Эй. Как дефект речи, с которым я почти справилась.
– «Зависимость, которая делает тебя сильнее»?
Это цитата из моего поста, которые он читал под видом Сережи. И сразу за этим воспоминанием на меня обрушиваются другие. Сколько же я пережила за последние два года!.. Из-за него!
– Тшшш, не кипятись, – Эй прикладывает указательный палец к губам. – Почему ты так бесишься, если я не прав?
Я не успеваю ответить – в замке проворачивается ключ.
Дверь распахивается рывком, и в квартиру врывается Сережа с букетом в руках.
Он в одно мгновение оказывается возле меня.
– Прости, что так долго, – выдыхает Сережа. У него влажный лоб и взмокшая на груди майка. – Кто-то перегородил машиной въезд во двор. Вдобавок, оба лифта в нашем подъезде оказались заблокированы. Пришлось подниматься на двадцать первый этаж пешком.
Сейчас он в таком настрое, будто собирается сгибать металлические прутья.
Букет в его руках поник и растрепался. Сережа бросает взгляд на цветы Эя, которые лежат на диване, и засовывает свой букет в корзину для бумаг.
– Я куплю тебе новый, Эмма.
Чувствую, как сгущается, электризуется воздух в квартире, покалывает кожу.
– Тебя сюда не приглашали, Адам, – Сережа становится плечо к плечу со мной, но, все же, чуть впереди меня.
– Я силой сюда не вламывался.
Эй засовывает руки в карманы. Весь его вид, тон голоса говорят: он напрашивается на драку.
Я внутренне сжимаюсь.
– Ты уже ппоздравил меня, Эй. Можешь идти.
– Нет, пусть останется, – Сережа крепче сжимает мою ладонь. Его голос непривычно стальной, холодный. – Похоже, мы еще не все обговорили.
Эй переводит взгляд с меня на Сережу и снова возвращается ко мне. Взгляд – острый, пронизывающий. Но та искра, что могла разжечь пламя, постепенно гаснет.
– Я вам не враг, ребята! – Эй поднимает руки. – Возможно, вы забыли, но это я вас познакомил. Так что, выдохните. Ухожу, – он разворачивается. Я почти поверила в то, что на этом все и закончится. Но Эй останавливается у двери. – Я уезжаю в Штаты на год, – бросает он через плечо, – но постараюсь вернуться к твоему следующему дню рождения, Эм.
– Ничего не изменится, Эй.
– Посмотрим.
Сережа не дожидается его новой реплики – захлопывает дверь. Поворачивает замок на три оборота.
Обнимаю Сережу сзади, там же, у двери.
– Как ты? – спрашивает он.
Чувствую, как колотится его сердце.
Приподнимаюсь на цыпочки.
– Я беспокоюсь… – шепчу ему на ухо.
– О чем? – его голос напряженный, встревоженный.
Я улыбаюсь, зная, что сейчас скажу.
– О том, что мы так и не приступили к воплощению твоего сообщения о свечах и шампанском.
Он оттаивает. Разворачивается, прижимает меня к себе.
– Ты – необыкновенная женщина, Эмма…
Вся разница между Сережей и Эем заключена в этой единственной фразе.
Я невольно тянусь к его губам, мягко касаюсь их, будто продолжаю утренний поцелуй, – соединяю края разрыва, который образовался с уходом Сережи. Его волны влечения накатывают на мои, резонируют, захватывают нас обоих.
Тихий стон – и Сережа прерывает поцелуй.
– Я в душ.
– Я буду ждать, – обещающий поцелуй на прощание.
Сережа еще не знает, но я собираюсь последовать за ним. Только сначала избавлюсь от цветов Эя. Чтобы ничего – совершенно ничего – не напоминало о нем.
Поднимаю букет – а под ним подарочная коробка.
Совсем забыла о ней.
Прихватываю ее с собой на кухню, чтобы выбросить в ведро вместе с цветами. Букет отправляется первым. Коробку я все еще держу в руках.
Что бы там ни было – это не к добру.
Бьюсь об заклад, там не духи и не перчатки. Он бы выбрал что-то особенное. Что вряд ли мне понравится. Но жутко хочется узнать, куда завела его фантазия.
Оглядываюсь.
В ванной шумит вода.
Это же просто коробка – не ящик Пандо́ры.
Медленно тяну за ленточку. Она падает к моим ногам.
Открываю коробку.
В ворохе бумажной стружки лежит бинокль.
«Отличный вид…», – вспоминаю слова Эя.
Я поднимаю жалюзи у окна, возле которого Эй произносил эту фразу.
Мгновение медлю, но все же подношу бинокль к глазам.
Я готова увидеть послание от Эя – даже его самого. Я готова к чему угодно – кроме того, что не увижу ничего, заслуживающего внимания: просто высотка, парковка, двор, море крыш.
Скольжу взглядом по окнам дома напротив: что происходит в квартирах, не видно из-за дневного света. Ну, и отлично. И все же легкий холодок щекочет сердце. Сейчас я играю сама с собой в любопытную игру: делаю вид, что не подглядываю.
На девушку, курящую на балконе соседнего дома, я обращаю внимание по той же причине, что и на всех остальных девушек спортивного телосложения – из-за ревности. В одном из сообщений Сережа написал, что ему нравятся женщины с красиво прокачанными руками, в очках, с короткими волосами и грудью третьего размера. Теперь я невольно реагирую на такой типаж.
Девушка на балконе подходит по всем признакам, кроме одного – она без очков. Я уже собираюсь отнять бинокль от лица, как на балконе появляется еще один персонаж – молодой парень в облачении священника. Нечасто такое увидишь в миру. Он что-то говорит девушке, она не реагирует: смотрит вниз, стряхивает пепел. Тогда парень подходит ближе. Протягивает ей руку. Девушка медленно, будто нехотя, разворачивается, подает ему левую руку. А потом резко взмахивает рукой с сигаретой – и тушит окурок о тыльную сторону своей ладони, которую сжимает священник.
Я вздрагиваю вместе с парнем.
Едва не выпускаю бинокль из рук.
Что это было?!
Звук воды в ванной обрывается.
Смотрю на бинокль – руки дрожат.
Я должна от него избавиться. Эй, как змей искуситель. Он манипулирует мной. Снова.
У меня остаются секунды, чтобы принять решение. Сейчас же метнуться на кухню и выбросить бинокль. Или оставить его себе.
Молодой священник. Девушка, которая тушит сигарету о свою ладонь.
Хочу ли я и в самом деле так неистово знать, что произошло на том балконе? Действительно ли я подсажена на подглядывание, как говорил Эй?
Секунды тают.
Так что же я выберу?..
Откажусь?
Или открою для себя новую историю.
КОНЕЦ