Глава 20. День 321

Я просыпаюсь от знакомого звука тихих щелчков.

Мне бы еще полежать с закрытыми глазами, но спросонья я забываю, где нахожусь, и что мне все еще положено играть, – и открываю глаза.

Щелчок. Еще один.

Рената стоит передо мной в комбинации и кардигане, упавшем с плеч до локтей.

– Ччто ты делаешь? – спросонья мой голос почти не слышен.

– Я делаю прекрасные кадры, Эмма. Это удивительно...

Я знаю – тайные фото уже сняты. Это видно по лицу Ренаты – она будто выиграла джек-пот.

– Ччто удивительно?

Какой именно момент этого утра стал для Ренаты особенным? Что она уловила во мне, спящей? Тайные желания? Страхи?

– Удивительно, как мы похожи с тобой. Пойдем, я покажу тебе кое-что.

Я заворачиваюсь в шаль и, обнимая себя за плечи, осторожно ступаю босыми ногам по ледяному полу.

Надо связаться с Эем, рассказать ему все, узнать следующий пункт плана. Я же понятия не имею, как действовать дальше.

До сих пор не могу поверить, что все получилось! Шанс был один из сотни. Нет, из тысячи!

В кабинете Рената пододвигает стул к книжным полкам. Становится на него и, балансируя на цыпочках, достает с верхней полки альбом формата А3 в синем кожаном переплете.

– Есть один снимок… – она спускается со стула, сдувает пыль с альбома. – Мой снимок. Он очень похож на тот, что я сделала сегодня утром.

– Ппокажи!

Внутри меня словно рябь проскальзывает, как по озерной глади. Я знаю, какое фото Рената имеет в виду, – то самое, что она сделала на чердаке дома у озера. Снимок, на котором запечатлен влюбленный парень, когда ему снился кошмар.

Я так четко, в малейших деталях, представляю то фото – и пылинки в воздухе, и рыхлый свет, и влажный блеск лба Эя, и складку у его губ – что горю от нетерпения увидеть оригинал. Сравнить воображаемое фото с реальным. Увидеть юного Эя.

Рената раскрывает альбом. Листает страницы. Я вижу крыши домов, узоры дыма, смешанного с облаками, завитки металлических оград, орнаменты теней. Фотографии огромные – на всю страницу.

– Ттвои?

– Не все. Здесь – самое любимое, – она продолжает листать – торопится найти нужный снимок.

Городские пейзажи сменяются сельскими: чешуя болотистой речушки, песчаный карьер в лесу – будто кусок слоеного торта, туман обвивается вокруг яблони.

На следующем снимке у меня спотыкается сердце.

Лето, поле с волной колосьев, кровавый закат. А на краю кадра, обрезанный на три четверти, – будто случайно попавший в объектив, – юный Эй с широченной улыбкой. Он несет на плечах хохочущую Ренату. Ее волосы, рыжевато-красные в закатном свете, падают ей на лицо. На носу – мелкие, будто иголочкой натыканные, веснушки. Она такая тонкая, звенящая и счастливая, что я пропускаю несколько фотографий – тот снимок все еще стоит у меня перед глазами, все еще сжимает сердце.

Рената замирает.

– Вот!

Я склоняюсь над снимком.

И словно получаю удар под дых.

Я не понимаю, что вижу.

Это не снимок, сделанный Ренатой – это снимок, на котором изображена Рената.

Она, а не Эй, спит на чердаке старого дома. Ее губы, а не губы Эя, мучительно изгибаются во сне. Кошмар словно пожирает ее изнутри. У меня мурашки пробегают по коже только от одной мысли, что Рената чувствовала в тот момент. На этом снимке она совсем другая – уязвимая, растерзанная.

– Сегодня тебе тоже снились кошмары. Смотри! – Рената листает на фотоаппарате снимки, которые она сделала сегодня утром.

Я с трудом заставляю себя оторвать взгляд от альбома.

Мы и в самом деле с ней очень похожи. Те же свет, поза, цвет волос, выражение лиц – будто с разницей в десять лет нам снился один и тот же кошмар.

Но еще я вижу третье фото – не наяву, а в своей голове. Фото, на котором изображен Эй.

Три похожих снимка.

Один лишний.

– Кк... – от волнения я не могу заставить себя выпихнуть и слово, – кккто… ссделал этот... сснимок?

– Один очень талантливый мальчик, – Рената откладывает фотоаппарат. Теперь она снова поглощена фотографией из альбома.

– Рребенок? – уточняю я, хотя знаю ответ.

Ощущение такое, будто прямо здесь, в квартире, надвигается гроза. Я еще не вижу ее, не улавливаю, откуда дует ветер, но чувствую – сейчас прорвет.

– Нет, – она усмехается. Проводит пальцем по снимку там, где на светлой коже извивается тонкая серебряная цепочка. Теребит свою – точно такую же. – Просто он намного младше меня. Тогда это было заметно. Теперь уже не так.

Я должна спросить.

Прикрываю глаза. Вдох...

– Ккак его звали?

Рената пожимает плечами.

– Когда мы познакомились, все уже называли его Ван Гогом – за то, что однажды он едва не отрезал себе ухо – когда во дворе к нему пристали старшие ребята. После такой выходки они решили, что Ван Гог – псих, и оставили его в покое. Не сказать, что они так уж сильно ошиблись. Ведь талантливые люди – они все немного не в себе. Чем больше талант, тем сильнее крен. А Ван Гог – он не просто талантлив. Он – гениален.

Рената чуть склоняет голову набок. Ее лицо освещается какой-то внутренней затаенной улыбкой.

– У меня никогда не получалось видеть то, что видел он. Сегодня утром я сняла тебя в том же ракурсе, почти в том же свете, но теперь, когда я снова увидела этот снимок в альбоме, мое фото кажется подделкой.

Я чувствую, как кровь отливает от моего лица.

Картинка перед глазами на мгновение мутнеет.

– Я тоже неплохо снимаю. Но он творит магию – при этом используя ту же волшебную палочку, что и я. Не знаю, как ему это удается. Вот сейчас я смотрю на снимок – и чувствую восхищенный трепет в груди. А ведь когда-то это фото разрушило мне жизнь. Видишь, на нем мои плечи обнажены – легко представить, что я и вся обнаженная – хотя это не так. Знаешь, я выросла в семье очень строгих правил – в богатой семье, имеющей власть. Меня готовили к покорению мира. А это фото – без моего ведома – стало главным экспонатом выставки. На следующий день его напечатали на первой полосе еженедельника... В общем, реакция на снимок у моих родственников была такой, что я бросила все – и сбежала.

Я отхожу на несколько шагов, пока не упираюсь в стену.

Я все еще не могу увязать в единую картину истории, рассказанные Эем и Ренатой – словно пытаюсь сложить миллиметры с килограммами. Не сходится, не получается – бред!

Истории Эя и Ренаты идентичны. Точнее, зеркальны. Герои в них поменялись местами. Кто фотографировал, а кто был жертвой?! Единственное доказательство – снимок, на котором изображена Рената. Снимок, который она не могла сделать сама. Его сделал кто-то другой. Злой. Изобретательный. Гениальный.

Рената оборачивается.

– Что с тобой?

Я часто моргаю, будто только что проснулась. Я не знаю, что со мной!

Все тайные фото сделал Эй?!

Но ззачем?!

Шок настолько сильный, что, кажется, я заикаюсь даже в мыслях.

Эй не жертва. Он – злой гений. Не Рената. Не Стропилов. Эй!

Но зачем ему я?

– Ввыставка... сскоро... Ччьи ттам ббудут ффото?

– Юрины, конечно.

– Тты их видела?

– Не все, – она протягивает ко мне руку – я дергаюсь в сторону. – Да что с тобой?!

– Ттакси, ппожалуйста!

Я одеваюсь на ходу и, кажется, даже не прощаюсь с Рентой.

Заскакиваю на заднее сидение такси и называю адрес Эя.

Я одинаково сильно хочу, чтобы он оказался на месте, – и чтобы его там не было.

У меня нет плана, только цель – выяснить, что происходит. Чувствую себя, будто зверь в клетке. Едва на прутья не бросаюсь.

Если Эй дома, я потребую ответа здесь и сейчас. Если дома его нет, я найду способ, как попасть в его тайную комнату, – и тогда все узнаю сама. Первый вариант проще, но менее надежный. Второй – больше смахивает на преступление. Еще одно нарушение закона, на которое так или иначе толкает меня Эй.

Захожу в соцсеть. На несколько секунд зависаю, читая сообщение, оставленное Сережей перед вылетом: «То, что я чувствую к тебе, заставляет меня задуматься, а был ли я вообще влюблен до тебя. Это так не похоже на все мои предыдущие чувства! Они просто бледное отражение той нежности, любви, потребности в тебе, которые я испытываю. Мне тебя все время безумно мало. Я не знаю, как выразить все то, что я чувствую, но ты для меня – особенный человек. Я люблю тебя».

На доли секунды кажется, будто я одновременно нахожусь в двух реальностях. В одной – будто обезумевшая, несусь к дому Эя. В другой – счастливая, сияющая, читаю первое признание в любви от Сережи.

Не хочу его пугать, поэтому ограничиваюсь тремя восклицательными знаками: «Ты очень мне нужен. Приезжай скорее!!!»

Меня колотит.

– Жждите! – выкрикиваю я таксисту и выскакиваю из машины.

Барабаню в дверь – Эй не отвечает.

Его машины нет у дома.

Возвращаюсь к водителю.

– Ммонтировка есть? – уверена, я похожа на сумасшедшую.

– Зачем?

Значит, есть.

– Ннужно! Рразве не ввидите?! Ппоззарез!

По крайней мере, он точно видит, что я не отстану. Достает из багажника инструмент, протягивает мне.

– Помочь?

– Ссама!

Обхожу дом. Иду туда, где расположена гостиная с окнами до пола. Натягиваю шарф до глаз. Размахиваюсь. Зажмуриваюсь. И обрушиваю всю свою злость и монтировку на окно.

Оно звенит, идет трещинами.

Я дико улыбаюсь.

Слышу, как взвизгивают шины такси.

Орудую монтировкой до тех пор, пока проем окна не становится для меня дверным проемом. Иду прямиком к потайной комнате Эя. На всякий случай дергаю за ручку – заперто. За пару ударов напрочь выношу стеклянную вставку, просовываю руку в дыру.

Нащупывая замок, я уже вижу, что скрывается в комнате.

Точнее, это не просто комната, а рабочий кабинет.

Рабочий кабинет фотографа.

Несколько фотоаппаратов лежат на столе, на полке – целая выставка объективов.

Ноут.

Включен и незапаролен.

Склоняясь над компом, просматриваю названия папок на рабочем столе. Пока не натыкаюсь на ярлык папки с названием «Эм».

Открываю ее – и опускаюсь на стул.

Там сотни моих фото. Снимки, о которых я ничего не знала.

Тащу елку по асфальту.

Сняв одну варежку, читаю сообщение Сергея о том, что он встречается с другой женщиной.

Сплю в доме Эя – мне снова снится кошмар.

Сижу в баре с Ренатой, пожирая ее взглядом...

Как такое возможно?! Я же чувствую, когда за мной подглядывают!

Но, похоже, не тогда, когда это делают с дальнего расстояния, через объектив фотокамеры. Не тогда, когда сплю. И не тогда, когда я увлечена или ошарашена происходящим настолько, что не почувствовала бы Эя, даже стоящего за моей спиной.

Сердце колотится.

Удаляю папку со своими фото, параллельно вызывая такси. Забираю все карты памяти от фотоаппаратов, которые удается найти.

Захлопываю крышку ноута.

«Где ты?!» – пишу Сергею в такси.

Молчание. Не в сети.

Смотрю на часы. Должен был приземлиться!

Не помню, как оказываюсь в квартире.

Мечусь по комнате.

Что Эй собирался сделать с моими фото?! Выставить их на всеобщее обозрение? Как снимки Ренаты?! Чтобы моими кошмарами наслаждались случайные люди? Чтобы мою боль обсуждали критики? Чтобы мои тайные желания печатали на фотообоях или размещали заставкой на рабочем столе?!

Наконец, приходит сообщение от Сережи.

Серый: Приземлился! Еду! Что случилось?

Читаю буквы, набранные им – и сразу становится спокойнее, будто Сережа погладил меня по спине.

Never111: Просто приезжай. Ты мне очень нужен.

Ложусь на кровать. Прикрываю глаза, кутаюсь в одеяло. Брожу в потемках своих мыслей, шарахаясь от любого образа.

Я не знаю, что со мной происходит. Не знаю, как с этим справиться. Не знаю ответов ни на один вопрос. Я заблудилась – и не могу найти выход.

Заставляю себя представить картинку – падающий хлопьями снег. Этот снег постепенно согревает меня.

Never111: Где ты?

Серый: Въезжаю в город.

Never111: А сейчас?

Серый: На две минуты ближе))

Серый: Уже скоро, Эмма.

Серый: Я близко.

Серый: Похоже, это твой двор. Расплачиваюсь с таксистом.

Я бросаюсь к окну. Сквозь хлопья снега вижу, как к моему подъезду с букетом чайных роз идет мужчина в куртке с капюшоном. Набирает что-то на мобильном телефоне. Он не знает, что я его вижу. Как же приятно подглядывать такое! Сердце счастливо барахтается в груди.

Серый: Я вхожу в твой подъезд.

Улыбаюсь.

Серый: Я поднимаюсь к тебе на этаж.

Улыбаюсь.

Серый: Я стою перед твоей дверью. Открой мне, Эм.

В дверной глазок я вижу букет цветов – и распахиваю дверь.

Загрузка...