Приручить "Демона"

ГЛАВА 21

Мне на удивление повезло. Оказалась, что старушка находится именно там. Просто по паспорту после регистрации со вторым мужем она стала Снегирёвой, но в селе женщину по привычке называли Волковой - всё-таки эту фамилию она носила более сорока лет.

Договориться о встрече с ней тоже получилось без особых проблем. И даже врать не пришлось. Сказала, что разыскиваю её бывших соседей и просто хочу поговорить со старушкой. Мне пошли навстречу. Правда, пришлось предъявить паспорт и согласиться на беседу в присутствии медсестры, а ещё предупредили, что у Елизаветы Кирилловны проблемы с памятью и на многое лучше не рассчитывать.

Это заявление разочаровало, но от своей цели я не отказалась - зря, что ли, Славу обманывала и почти через весь город сюда добиралась?

Никогда раньше не была в подобных учреждениях и пока шла вслед за провожатым, с интересом осматривалась по сторонам. В этом интернате жили не только одинокие пожилые люди, но и инвалиды. Периодически мне встречались санитары, везущие людей на инвалидных колясках. В холле второго этажа несколько старичков, расположившись на диванах, смотрели большой настенный телевизор.

В целом обстановка была приятной: чисто, уютно, тихо, новая мебель, много зелени, но мне здесь не нравилось. То ли ощущение замкнутого пространства, то ли грусть во взглядах встречных стариков вызывали какое-то неприятное, тягостное ощущение. Наверное, ужасно чувствовать себя брошенным и никому не нужным.

Елизавета Кирилловна оказалась невысокой худощавой семидесятипятилетней дамой интеллигентного вида с завидной осанкой. Бабулькой назвать её просто язык не поворачивался. Чем-то мою школьную учительницу по литературе напомнила. Как потом выяснилось, ассоциации возникли не случайно - Волкова много лет работала в Сосновке учительницей начальных классов.

После предупреждения о её состоянии я боялась увидеть в глазах собеседницы пелену беспамятства или хуже того - безумия, но взгляд серых глаз оставался живым и пытливым.

Поговорить со мной она согласилась охотно, видимо, сказался дефицит общения, однако в событиях, датах и даже именах пожилая женщина, действительно, путалась. Михаила Левченко и его жену она помнила, а вот о ребёнке почти ничего не знала.

- Они развелись, когда мальчик был ещё маленьким, и Таня с ним сразу уехала в город. В Сосновку она больше никогда не возвращалась, Миша сам к ним иногда ездил - сына навещал.

- Куда ездил? Адрес случайно не знаете?

- Нет, к сожалению. Знаю только, что Таня там, в городе, вскоре замуж вышла, а потом Миша потерял с ними связь.

- А вы помните ту историю с похищениями детей? - спросила осторожно. Ну мало ли, вдруг что-то новое услышу.

Женщина погрустнела и покачала головой.

- Помню, конечно. Правда, мы всё уже из газет узнали. Я долго не могла поверить, что Миша на такое способен. В школе он был хулиганом, но потом остепенился, женился, на престижную работу устроился, а тут вдруг на страшное преступление пошёл! Мне до сих пор кажется, что сам бы он до такого не додумался. Кто-то его надоумил.

Плюс один к почти забытой версии о сообщнике, но меня сейчас интересует другое.

- Скажите, он развёлся до похищения или после?

- Задолго до похищения. Мальчику тогда лет пять было.

Интересно, а сколько ему сейчас? Из объяснений бывшей учительницы этого пока не понять.

- В каком году Татьяна с сыном уехали, не помните?

Елизавета Кирилловна вздохнула и виновато развела руками.

- Нет, к сожалению. Кажется, это было более двадцати лет назад, но могу ошибаться. С датами у меня совсем плохо.

- Вы случайно не в курсе, где он сейчас или хотя бы как его зовут? - Надежда умирает последней и моя уже практически билась в агонии.

- Как зовут, не помню, но знаю, где его можно найти, - оживилась пожилая женщина. - Год назад, ещё до интерната, я проходила обследование в одной городской больнице и встретила там Танечку. Она сказала, что сын работает в университете. Самом крупном в городе.

То есть в моём?! Сердце сжалось в тревожном предчувствии. Это ведь совпадение. Просто совпадение.

- А… кем работает?

- Кажется, преподаёт.

Невольно вспомнила, с каким холодом и презрением смотрел на меня Демьянов всего несколько недель назад. А что если… Нет, не может быть! Да и отчество не совпадает.

- Как же я его там найду, если даже имени не знаю. Фамилия у него, насколько я понимаю, сейчас другая? - Преподавателя Левченко у нас в универе вроде бы нет. Нужно проверить.

Увы, и на этот вопрос услышать точный ответ мне было не суждено.

- Возможно. Таня ведь снова вышла замуж, наверное, муж усыновил мальчика. Ой, ты же можешь узнать всё у неё самой! - всплеснула руками Елизавета Кирилловна, снова заметно оживившись. - Она работает в той больнице медсестрой. Просто найди её.

В памяти всплыла фраза, услышанная сегодня в поликлинике: «Да, мам, я уже у тебя на работе. Сейчас буду», и в тёплом помещении вдруг стало невыносимо душно.

- В какой именно больнице? - мой голос не слушался и звучал сипло как чужой.

Волкова-Снегирёва задумалась и погрустнела.

- Не помню. Память совсем плохая стала. К тому же в городе совсем не ориентируюсь - всё равно не смогла бы объяснить, где она находится.

Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться и взять себя в руки.

- А у этой Татьяны есть дочь? - у Демьянова, помнится, была сестра, которая погибла в аварии. Мать Леры.

- Не знаю. У нас было слишком мало времени, я почти ни о чём не успела расспросить. Она сказала только, что у неё уже есть внук… или внучка. Не помню точно, а потом меня вызвали к врачу, - виновато вздохнула пожилая женщина.

Покинув интернат, я села в машину и, откинувшись на сидении, некоторое время просто сидела без движения, пытаясь собраться с мыслями. Получалось неважно.

У меня почти не осталось сомнений в том, что Демьянов был сыном Левченко, а значит, и те сообщения, скорее всего, присылал он, но почему-то вместо привычной злости я чувствовала отвратительную пугающую опустошённость.

Злость всегда была моей защитной реакцией - надёжной стеной, отгораживающей от страха и слабости, а сейчас защита не сработала. Мне было плохо. Не просто плохо - паршиво, и я не представляла, что с этим делать.

Можно было, конечно, потратить время и найти в поликлинике мать историка, чтобы проверить информацию, но я не могла больше ждать. Завела машину и вбила в навигатор знакомый адрес. Не будет ни сцен, ни истерик, я всего лишь задам ему пару вопросов. Мне просто необходимо узнать правду. Прямо сейчас!

***

Несмотря на решительный настрой, сразу к Демьянову я не поехала, а сделала несколько больших кругов по городу, чтобы немного успокоиться и не наделать глупостей, как в прошлый раз.

Пока каталась, пыталась составить хоть какой-то план действий. Но все варианты казались нелепыми и только усиливали сомнения.

У меня не было никаких прямых доказательств - одни подозрения, и если он сейчас всё опровергнет, возразить будет нечего. Да и не вписывается этот безумный «розыгрыш» в характер историка. Слишком он правильный, настолько, что бумажку никогда мимо урны не бросит, а тут вдруг запугивание студентки. Пусть и доставшей до чёртиков. Даже двух студенток. Хотя от постоянных ограничений, налагаемых такой «правильностью», тоже, наверное, крышу может сорвать.

Затем мысли сменили направление и привели к предположению, заставившему поёжиться: а вдруг Демьянов всегда считал меня косвенно причастной к смерти отца и потому невзлюбил ещё со школы?! А как же Синявская и Коренев? Что если… Так, стоп!

Не без труда заставила себя прекратить накручивания, а то неизвестно до чего так додуматься можно и, подъехав к нужному подъезду, решительно вышла из машины.

День в апреле немного прибавился, но темнело всё ещё рано, и весенние сумерки обступили меня плотным кольцом. Машинально посмотрела на дисплей мобильника - почти девять! Долго же я каталась. Надеялась, что отпустит. Не отпустило. И нормального плана не придумалось. На вооружение взяла лишь одно более-менее дельное соображение. Демьянов не обязан отвечать на мои вопросы и не факт, что скажет правду, но я надеялась понять её по его реакции. А для этого действовать нужно внезапно, чтобы историк не успел нацепить свою любимую непроницаемую маску и железобетонную броню безразличия.

Нажимая звонок у металлической двери с номером четырнадцать, я стала так, чтобы не попасть в обзор дверного глазка. Наверное, поэтому дверь открылась быстро. Демьянов в выцветших голубых джинсах и длинной коричневой футболке, с не зализанными, как обычно, а растрепавшимися и ещё влажными волосами выглядел непривычно. Да и в чёрных глазах сейчас не было традиционной раздражающей неприязни, в них застыло лишь настороженное удивление.

- Злобина?! Ты что тут делаешь?

- Поговорить нужно, - я заметно волновалась и с трудом держала себя в руках, глядя на человека, которого ещё совсем недавно считала своим врагом.

В последнее время между нами многое изменилось. Я не хотела верить, что всё это было лишь частью какого-то хитроумного плана и, честно говоря, не представляла, что буду делать, если мои догадки подтвердятся.

- Прямо сейчас? Что-нибудь случилось? - в его голосе причудливым образом смешались тревога и недоверие, но взгляд пока продолжал оставаться открытым. Вот сейчас, кажется, самый подходящий момент.

Глубоко вздохнула и спросила о том, что не давало мне покоя последние полтора часа:

- Ваш отец - Михаил Левченко? - Голос дрогнул, выдавая напряжение. Я тщательно следила за реакцией историка, но кроме многократно возросшего удивления ничего не заметила.

- Что за… Кто это вообще? Да что происходит?!

Похоже, он не притворяется, но расслабляться всё-таки рано. Демьянов несколько секунд пристально меня разглядывал, потом тяжело вздохнул, неохотно посторонился и открыл дверь шире, проворчав:

- Проходи, но имей в виду, если это снова какие-то твои дурацкие фокусы...

Не доверяет. Как и я ему. Весёленькая беседа у нас намечается.

- Мне сейчас не до фокусов, - отмахнулась, входя в просторную прихожую.

Дверь за моей спиной сразу закрылась. Громко щёлкнул замок, оповещая, что мы теперь заперты. Стало не по себе. Нервно оглянулась и перевела взгляд на хозяина квартиры. Он стоял прямо передо мной, скрестив на груди руки, и продолжал буравить пристальным изучающим взглядом, а потом огорошил неожиданным заявлением:

- Что ж, раздевайся, раз пришла.

- Э... в каком смысле? - я невольно отступила назад, не готовая к подобному повороту событий. Это что у нас тут повторение двести второй аудитории намечается? Да я сейчас как бы по другому вопросу!

- В прямом, а какие ещё бывают? - подняв бровь, уточнил историк. Он вдруг сделал шаг ко мне и протянул руку.

- Зачем? - я отступила ещё немного и упёрлась спиной в дверь.

Демьянов удивлённо проследил за моими действиями, громко хмыкнул и заявил:

- Ну и кто из нас извращенец, Злобина? Куртку, говорю, снимай. Я на отоплении не экономлю. А ты о чём подумала?

Только сейчас поняла, что верхняя одежда всё ещё на мне. Щекам стало горячо. Молча сняла и протянула ему куртку, разулась и пошла следом за ним в сторону ярко освещённой комнаты.

Это оказалась кухня. Довольно просторная и уютная, с лимонно-жёлтыми обоями, украшенными рисунками чайных чашек, и новой светло-оранжевой мебелью.

- Рассказывай, - велел историк, едва мы присели за стол, на котором стояла большая ваза с фруктами. - Кто такой Левченко и при чём тут я?

- Это человек, который нас похитил, - начала осторожно, продолжая наблюдать за выражением лица собеседника, но момент был упущен - Демон снова стал «закрытой книгой». - Я искала его сына и выяснила, что он работает в нашем университете.

- И…

- Преподавателем.

- Его паспортные данные, насколько я понял, тебе неизвестны?

Молча кивнула. Вот теперь Демон нахмурился и, кажется, рассердился.

- И ты сразу решила, что это я?! Почему?

- У него мама - медсестра.

- Надо же, а у меня - бухгалтер! Какое несовпадение, - развёл руками историк с явной издёвкой.

- Бухгалтер? В больнице? - на горизонте забрезжила робкая, но самая настоящая надежда.

- Представь себе, в больнице тоже работают бухгалтера.

От облегчения даже дышать стало легче, и всё же полностью напряжение не отпускало. Меня всё ещё ощутимо потряхивало, а его взглядов я теперь старательно избегала.

- Ну что ещё? - горестно вздохнул историк и вдруг, сорвавшись с места, исчез где-то в комнатах, а через минуту вернулся и положил передо мной какую-то бумагу.

- Что это?

- Свидетельство о рождении. Изучай. Паспорт и медицинскую карту тоже предоставить? - голос холодный и язвительный как раньше. Обиделся. - Легко же ты меня в преступники записала!

Едва заглянув в документ, где никаких подозрительных фамилий не фигурировало, я отодвинула его в сторону, чувствуя себя виноватой. Зато облегчение теперь было полным.

- Вообще-то, вы тоже меня однажды легко к наркоманам причислили, а потом в сообщницы к Мининой записали. Извините. Была не права. Но что бы вы на моём месте подумали?

- На твоём месте я бы сведения получше собирал. Сама же недавно ругала коллег, которые не проверяют информацию, а в итоге поступила так же, как они.

Ну как ему объяснить, что если бы речь шла о ком-то другом, я могла бы долго всё проверять, хоть целую неделю, а с ним всё иначе, и ответ важно было получить сразу. Хотя бы для того, чтобы просто спокойно жить дальше. Вот теперь можно не торопиться и без суеты проверить каждого препода в универе на предмет родства с Левченко.

Словно услышав мои мысли, Демьянов устало спросил:

- Зачем ты вообще этого сына ищешь? Не факт, что за анонимками стоит он. Тяга к преступлениям по наследству не передаётся.

Похоже, историк успокоился и настроился на конструктивный диалог. Пришлось рассказать про шар, о котором мог знать только кто-то из ближнего окружения похитителя. Демьянову эта новость не понравилась, он помрачнел и строго сказал:

- А вот это уже серьёзно и тебе туда вообще лучше не соваться. Пусть полиция преступника ищет. Почему ты этим занимаешься? Что это за мания такая - постоянно лезть на рожон?! Вот что бы ты сделала, если бы я, действительно, оказался каким-нибудь маньяком?!

За этим привычным занудным ворчанием пряталась настоящая тревога. Я окончательно расслабилась и не сдержала довольной улыбки. Окинула насмешливым взглядом его далеко не суперменскую фигуру и резюмировала:

- Не обижайтесь, Глеб Константинович, но с таким маньяком я бы, пожалуй, справилась. Если, конечно, у вас нет чёрного пояса по каратэ.

Демьянов недовольно поморщился, хотел что-то сказать, но тут за дверью кухни раздался громкий шорох, и она, жалобно скрипнув, начала медленно открываться…

В комнату вошла худенькая светловолосая девочка лет пяти в малиновой пижаме с бабочками. Ох, я совсем забыла, что тут живёт ребёнок! Это же Лера - племянница историка. Взгляд серых глаз, которым она меня одарила, был полон неприязни, что на её кукольном личике смотрелось довольно комично.

- Ты обещал больше никого не приводить! - уперев руки в бока, обиженно заявила малышка, обращаясь к Демьянову. Ни дать ни взять - ревнивая жена.

Я, наверное, выглядела примерно так же, когда требовала у мамы выгнать её очередного кавалера. Впрочем, словами я не ограничивалась и нередко устраивала этим «чужим мужикам» всякие мелкие пакости в надежде, что они сбегут сами.

Прежде чем растерявшийся Демьянов успел как-то отреагировать, я улыбнулась девочке и сказала:

- Привет, я - Мира! Меня никто не приводил, сама пришла и уже ухожу, не беспокойся.

- Лера, не груби, ты ведёшь себя невежливо, - опомнился историк. Как будто сам ещё совсем недавно вот так на меня не смотрел и не грубил при первой возможности.

- Да всё нормально, я тоже терпеть не могла посторонних дяденек, которых приводила моя мама. Одному даже горсть кнопок в ботинки насыпала.

- Так, стоп. Не учи ребёнка плохому! - возмутился Демьянов.

- Зачем? Он тебя обижал? - заинтересовалась девочка, удивлённо округлив рот.

Взгляд серых глаз оставался невероятно серьёзным и в тоже время очень доверчивым. Врать ей не хотелось, сюсюкать как с младенцем - тем более. Лично меня в детстве такое снисходительно-умилительное отношение жутко раздражало, оставалось вздохнуть и честно признаться:

- Нет. Он дарил мне подарки, пытался подружиться и, наверное, был неплохим человеком. Я просто боялась, что они с мамой поженятся, родят другого ребёнка, а про меня забудут или отправят куда-нибудь далеко-далеко.

По напряжённому выражению лица Леры поняла, что только озвучила и её главный страх. Неудивительно, этого боятся практически все дети из неполных семей. И, судя по недавно подслушанному в библиотеке разговору, небезосновательно.

- И что? Они поженились? - продолжала расспрашивать девочка.

Демьянов предостерегающе поднял брови, но промолчал и в нашу беседу не вмешался. А я понятия не имела, как вести себя с маленькими детьми, особенно в такие ответственные моменты, но, наверное, на её месте хотела бы услышать что-нибудь обнадёживающее. Детям проще поверить в добрую сказку, и они ищут её повсюду, несмотря ни на что. Собралась с мыслями и выдала фразу в мамином позитивно-назидательном стиле:

- Нет, они расстались. Но даже если бы поженились, ничего плохого со мной бы не произошло. Нормальные родители никогда не перестанут любить своего ребёнка и не откажутся от него. Просто я этого тогда ещё не понимала.

Девочка на мгновение задумалась, а потом нахмурилась совсем как историк и с грустным вздохом возразила:

- А Катьку Смирнову отправили. У неё мама поженилась на другом дяде, родила сестричку, и Катьку больше не любит.

- Что ещё за Катька Смирнова? - Демьянов вдруг вскочил из-за стола, быстрым шагом пересёк кухню и, опустившись на корточки перед племянницей, с тревогой спросил: - Почему ты мне этого не рассказывала? Маленькая, я ведь уже говорил, что никому тебя не отдам и ни в какую далёкую школу никогда не отправлю! Не слушай никого, поняла?

Малышка закивала, заметно повеселев, и перевела на меня выжидающий взгляд. Я и так чувствовала себя неловко, став свидетелем трогательной семейной сцены, непредназначенной для посторонних глаз. Вот чего она от меня-то хочет? Ладно, поделюсь планами на будущее:

- Лично я вообще в ближайшие пять лет детей заводить не собираюсь - не готова морально.

Такой ответ её удовлетворил, из серых глаз окончательно исчезли страхи и настороженность. Демьянов громко хмыкнул, покосившись в мою сторону, и продолжил уговаривать племянницу:

- Ты закончила раскрашивать свою принцессу? Тогда идём спать. Завтра нужно будет встать пораньше.

- Не хочу спать, - заупрямилась девочка, - а вдруг мне опять страшный сон приснится, как вчера?

- Не приснится. Их уже давно не было, а вчера ты просто испугалась прививки. Иди в кроватку, я сейчас подойду, - историк, погладив Леру по голове, отвлёкся на телефонный звонок и вышел в прихожую.

Девочка не торопилась покинуть кухню и продолжала меня разглядывать. Уже без неприязни, просто с любопытством. Чувствуя себя насекомым под микроскопом, я кашлянула, чтобы нарушить неловкую тишину, и спросила:

- Тебе снятся плохие сны?

Она осторожно кивнула и не преминула уточнить:

- А тебе?

- Когда-то в детстве тоже снились. А знаешь, от них есть одно очень хорошее средство. Где у тебя карандаши и бумага?

В глазах девочки загорелся неподдельный интерес.

- Там. Пойдём, покажу, - меня схватили за руку и потянули за собой в детскую.

Не успела опомниться, как оказалась в комнате с нежно-розовыми обоями за детским письменным столом лавандового цвета. Здесь вся мебель была такой.

- Вот, - Лера сунула мне в руки лист и карандаши.

- Нет, это для тебя, - я освободила стул и отошла к широкому платяному шкафу. - Садись и нарисуй большой квадрат.

Предложение было воспринято с неподдельным энтузиазмом.

- Ладно, - девочка склонилась над столом и увлечённо зашуршала карандашом по бумаге.

- Готово! А дальше что?

- А дальше нарисуй в этом квадрате свой страх.

- Как?!

- Как ты его себе представляешь. Ну, хоть простое чёрное пятно изобрази. Главное, чтобы ты знала, что это он.

- Злобина, ты что творишь? Я же её теперь не уложу! - зашипел у меня над ухом подоспевший Демьянов.

- Спокойно, это всего лишь небольшой психологический приём против детских кошмаров. Мне в своё время хорошо помогал.

- Я нарисовала, что дальше? - раздался довольный детский голосок.

- Дальше сделай из квадрата клетку, нарисуй прутья и огромный замок, чтобы твой страх был крепко заперт.

- А он из клетки не выберется?

- Не успеет. Теперь возьми этот лист и просто порви на мелкие кусочки, которые нельзя склеить.

Я свои рисунки предпочитала сжигать, но после того, как однажды чуть не спалила комнату, мама поставила меня в угол на три часа, попрятала все спички и зажигалки, и полностью пересмотрела программу терапии, сведя риски к минимуму.

- У меня не получается на мелкие, - пожаловалась Лера, упорно сражаясь с бумагой.

- Давай, помогу, - Демьянов взял обрывки рисунка, быстро измельчил и скомандовал: - Всё, дело сделано, теперь - спать!

- Мира, а это поможет? - деловито уточнила дотошная малявка, снова здорово напомнив занудного дядюшку, сопящего сейчас мне в затылок. Сразу видно - родственники. Я с трудом сдержала смешок.

- Конечно, будешь делать так каждый вечер, и всё пройдёт. Спокойной ночи, мне пора.

- Спокойной ночи, - по-прежнему серьёзно кивнула малышня и, немного подумав, добавила тоном королевы, пожаловавшей титул простолюдину: - можешь, ещё к нам прийти.

Я не менее серьёзно кивнула в ответ и пулей выскочила из детской, давясь теперь уже настоящим смехом.