Проклятие Айсмора (СИ)

Глава 23 Лаванда, или Весенние встречи

Закрыв глаза, я отпускаю год,

Перебирая беды и потери.

Я жду тебя, и веря, и не веря

Тебе — кто позабыл иль все же ждёт.

Я плакалась зиме и снегу,

Я умывалась талою водой,

И я отныне обрела покой.

А что с того, что на бегу

Давно уже не бьётся сердце?

Закрыты чувств стальные дверцы,

И ключ к любви найти я не могу…

Лавандовое поле простиралось перед Гарриком, переливаясь лиловой синевой под ветром и солнцем. Не было этому морю ни конца, ни края.

Особенно ярко и празднично выглядел берег после тусклого Айсмора, его серости унылых зданий и блеклого отражения матового солнца в вечно холодной воде. После не вовремя сказанной правды. После того, как у Ингрид, чей покой он охранял и чьим мужеством восхищался, потемнело небо. После его бесчисленных хождений по разным инстанциям. После ожидания, оказавшегося бессмысленным. После всего…

Сидящая в тени раскидистого тиса Гейра — в цветастом, пышном платье, черноволосая и черноглазая, была похожа на яркую бабочку, залетевшую из дальних стран. Она сноровисто доставала из плетеной корзинки снедь и питье. И унывать не собиралась.

— И что теперь?

Грудной голос дополнил песню раннего весеннего утра, состоящую из стрекота кузнечиков и пения птиц, кусок вишневого пирога оказался около рта, и Гаррику, которому не хотелось не только есть, но даже говорить, пришлось сделать и то, и другое. Вяло дожевав, он ответил на вопросительный и настойчивый взгляд своей спутницы:

— Ищу работу…

Гаррик замолчал, не зная, как скрыть ощущение ненужности — ни в работе, ни в жизни. Это нехарактерное для него состояние началось после суда над первым помощником винира и все никак не могло закончиться.

— И что? — не отставала Гейра. Гаррик, больше всего не любивший неопределенность, вздохнул и продолжил:

— Приказа о том, что я опять причислен к службе охраны причала… Или хоть к какой-нибудь службе…

— Ты не дождался? — улыбнулась она, закончив за него.

— Тебе смешно, — вздохнул Гаррик. Улыбка Гейры тут же погасла.

— Нисколько, — а темные глаза блеснули. Задорные смоляные локоны взметнулись и опустились на плечи пружинками, когда Гейра подалась вперед, опершись рукой о траву. — Я не слышала, что ты говорил на суде, и не знаю, как это повлияло на решение винир… народа. Но ты еще раньше защищал Бэрра от наших. От своих. Ты мне тогда сразу понравился.

Гаррик улыбнулся и потянулся за вторым куском пирога.

Выходными винир не баловал никого, даже первому помощнику, которому полагалось два дня отдыха в месяц, и то — частенько отказывал. Что уж говорить о младшей кухарке!

В следующий раз Гаррик встретился с Гейрой только через несколько недель, но его надежды сходить на берег не сбылись.

Накануне, при встрече около ратуши — внутрь бывшего стражника уже не пускали — Гейра произнесла неловко, словно огорчаясь, что подвела:

— Мама… Приболела она. Нужно зайти, хотя бы раз, — и добавила уже весело, сверкнув глазами: — Но никто не может нам запретить пройтись по городу!

Гаррик посчитал ямочки на щеках — две слева, три справа — засмотрелся на вишневые губы и решил, что и правда, запретить некому. Четко очерченные брови Гейры вторили стрижам, что легко взмывали ввысь над ратушей, тоже вспархивая от удивления или радости, и так же быстро менялось выражение на ее лице. А глаза, продолжал любоваться Гаррик, словно вишни, но темные-темные, спелые-спелые, что висят и висят на длинных ветках до конца лета, накапливая сладость в ожидании, пока не оборвут их вездесущие мальчишки или дотошный хозяин не опустит тонкие пальцы кустарников палочкой с крючком на конце и не соберет последний, самый вкусный урожай…

Отмер Гаррик, когда Гейра заговорила о погоде, о небывало доброй зиме. Ответил, что да, ледоход давно прошел. Прошла и буйная весна, повредив в этом году всего один дом Нижнего.

Попрощался, сказав, что завтра сам встретит Гейру у дома. Нет, сам! И не надо ей никуда ходить, он знает, что Гейра может и сама куда хочешь дойти, знает!..

Гаррик с Гейрой дошли до наскоро восстановленного Золотого причала, где, впрямь, почти никого не было, полюбовались на темную ледяную воду и Виноградные горы, показавшиеся из тумана словно специально для них и опять скрывшиеся.

— И как в этой воде Бэрр плавает? — удивилась Гейра, зябко кутаясь от ветра.

— Быстро, — честно ответил Гаррик, и та рассмеялась в ответ.

— Какой же ты смешной! А вообще… Как он? — спросила Гейра, которая всегда очень осторожно спрашивала о личном. — Ты… не заходил к нему?

— Заходил, — как можно спокойнее обронил Гаррик.

* * *

— Там лучше не стой, — хмуро сказал хозяин, смотревшийся еще мрачнее обычного.

Это были первые слова, что услышал от него Гаррик, после того как Бэрр неохотно впустил его и плюхнулся в кресло, где, видно, и проводил свободное время.

Бывший стражник, чувствуя себя как на боевом посту или в засаде, быстро отошел за спину Бэрра. Тот замахнулся, а потом опустил руку.

— Тут тоже лучше не стоять, — добавил он, и Гаррик встал между Бэрром и камином.

Ш-ш-шых…

Еще один нож пролетел мимо Гаррика и с глухим стуком вонзился в стену. Бэрр пошарил на полу, двигаясь темной тенью в ещё более темной тени, но ничего не нашел. Вздохнул шумно и недовольно, но подниматься с места и доставать уже воткнутые не торопился.

Противоположная стена вся была утыкана острыми предметами, колонны хозяину явно было мало. Поверх ножей торчали острые звездочки, завезенные лет пять назад с восточным посольством и получившие распространение среди обладателей толстых кошельков. Шести — и четырёхконечные, дорогие и по большей части бестолковые. Не слишком умелый метатель, желающий порисоваться, вполне мог остаться не только без звания знатока, но и без пальцев.

А кое-где поверху, под самым потолком, в изумлении отмечал Гаррик, торчали еще и стрелы.

— Мне нечего тебе предложить, — буркнул из темноты Бэрр, вспомнив о гостеприимстве, что было уже хорошо. — Разве вино и хлеб. Но ты ведь не пьешь. Что на кухне найдешь, все твое.

— Почему не пью? Иногда можно.

Подойдя к инкрустированному столику, Гаррик покосился на бутылки и отломил горбушку от основательно зачерствелого каравая. Вспомнив выпечку Гейры, пожалел, что ничего не захватил для Бэрра. Но Гаррик и так случайно застал его дома, несмотря на то что заходил много раз.

Воспользовавшись разрешением хозяина, понаведался на кухню и нашел нетронутый, очень неплохой кружок сыра с плесенью, лежащий в грустном одиночестве около плетеной корзины на резных бумажных салфетках, явно от тетушки Фло. Такие ароматные, мягкие сорта предпочитала Ингрид, хоть покупала их редко.

Кухня не оправдала ожиданий Гаррика, почему-то уверившегося, что тут должно быть много паутины. Никакого беспорядка, но и уюта тоже никакого.

На правах гостя Гаррик порезал, принес и оставил около Бэрра. Может, съест? Тот покосился, пораздумывал и взял кусок.

Гаррик не знал, что делать, что сказать.

Окна по обыкновению были открыты настежь, натопленный камин отчаянно боролся со стылостью поздней весны и безнадежно проигрывал. Было темно: свечи оплыли и потухли, а в дорогом фонаре давно закончилось масло.

Отчаяние висело в этом доме, такое же вязкое и тягучее, как туман над каналом, скрывающий даже ближайшие дома.

«А ведь сейчас, где-то очень далеко, на нагретом солнцем склоне, цветет лаванда, — вздохнул Гаррик. — Почти на месяц раньше обычного. Даже не верится. Сюда бы ее, а лучше — вместе с Ингрид». От нечего делать представил золотоволосую Ингрид в синем лавандовом венке и улыбнулся. Она бы сразу разогнала тьму и холод.

Подумал — и застыдился вопросов насчет работы. Сам справится, не до него сейчас Бэрру. Ему бы с собой разобраться.

Округлил глаза Гаррик, только когда Бэрр отломил кусок сыра, позвал еле слышно — и на его зов прибежал серый мышонок. Глянул на Гаррика крайне осознанно и принялся уплетать лакомство.

— Ну, есть кто за домом присмотрит, — серьезно кивнул Гаррик и чуть не поперхнулся, когда мышонок дернул головой в ответ.

На вопросы о себе Бэрр не отвечал, но и не выгонял нежданного гостя, и тот, набравшись храбрости, решил высказаться:

— Вы не думали уехать? Взяли бы Ингрид, и…

— Тшш… Молчи! — с прежней яростью рявкнул Бэрр.

— А она спрашивала о вас, — все одно не удержался Гаррик.

Бэрр развернулся к нему столь резко, что Гаррику показалось — ударит. Но он лишь вздохнул, погладил мышонка и опять откинулся на спинку кресла.

Через какое-то время оттуда донеслось:

— Она добрая, Гаррик. Очень добрая… Иди уже.

* * *

— Держится, — подытожил Гаррик свои мысли.

Взял Гейру под руку и повел с причала.

— Понимаю, — проронила та, видно, не особо поверив.

— Говорят, если долго смотреть вдаль, можно увидеть тот, самый первый корабль, — решил поговорить о другом Гаррик. Вспоминать о визите в дом Бэрра было тяжело даже сейчас. — Ну, который пришел к Нижнему, тогда еще острову, и разбился о скалы. Говорят, он так и бороздит Темное, а на борту его — призраки!

— Гаррик, ты еще вспомни про черное чудище, что питается золотом! — фыркнула Гейра.

— И ничего смешного! Мой сводный брат, живущий на другом конце деревни, что взял в жены приемную сестру — троюродную кузину с папиной стороны, когда последний раз приезжал в Айсмор, окорочка сбывать — тут они хорошо идут, куда там в деревне! — своими глазами видел и мне сказывал. Сам он черный и флаг на нем черный!

— Хоть ты глупости эти не повторяй, — посерьезнела Гейра. — Бэрра чуть со свету не сжили из-за черноты. Наши, с кухни, так и норовили что подпорченное сунуть. Сколько я с ними ругалась! — крепкая рука Гейры сжалась на его локте, глаза-вишни метали молнии. — А меня знаешь, как дразнили! «Сначала сажу отмой, срамота из Нижнего!»

— Гейра, прости! Я не подумал! — заторопился Гаррик. — Ты прекрасна, правда! Словно… — бывший стражник, будучи не слишком силен в выражении своих чувств, потерялся под взглядом темных глаз так, как никогда не терялся в бою. Выразительная бровь красиво изогнулась, и его, наконец, осенило: — Словно вишенка!

Гейра, потянувшись, дотронулась губами до щеки Гаррика и тут же отступила.

— Знаешь… ты, когда хочешь, можешь быть очень, о-о-оче-ень обаятельным!

Облизнула губы и теперь сама подхватила его, ошеломлённого, под руку.

— Проведаем маму? — спросила она обычным тоном, возвращая их с небес на землю.

Хотя какая там земля — зыбкая вода. Гаррик согласно кивнул. Он был готов идти в любую сторону, лишь бы вот так же ощущать пальцы Гейры на его локте.

В дом Гейра его не пустила, отговорившись болезнью, но он поскучал на улице совсем недолго. Вернувшись, шепнула «все хорошо», хоть и выглядела опечаленной больше прежнего. Но вместо ответа на нахмуренный взгляд он получил вздох тяжелее и оправдывающуюся улыбку — откровенничать Гейра явно пока не хотела. Гаррик решительно нахмурился, глубоко вздохнул, устроил её руку на своем правом локте и прижал еще сверху левой ладонью — пусть говорить она не хочет, но это вовсе не значит, что Гаррик не может её поддержать! Возможно, ему показалось, но через пару шагов её кудряшки снова запрыгали по-особенному задорно, так, как прыгали только у Гейры, именно что пружинками.

Они вернулись в Верхний, прошли по Главному каналу и завернули на Кружевной мост, где неизменные парочки уже привязывали тесемки или куски ткани, трепетавшие на постоянном ветру.

Гаррик потянул Гейру в кофейню, а та прошептала, замедляя шаги и упираясь:

— Гаррик!.. — панически оглядела платье, очень нравившееся ему, с отчаянием уперлась взглядом в потертые носки деревянных туфель. Взглянула на него так, будто вел её не в кофейню, а топиться, как делали иногда отчаявшиеся на мосту Безумцев. — Там очень дорого! Очень!

— Сегодня я богач, — довольно сказал Гаррик, вытащив из кармана горсть серебра.

— Кого ты ограбил? — ахнула Гейра уже с улыбкой и прикрыла рот рукой. — Винира?

— Обижаешь, милая, — Гаррик с удовольствием полюбовался, как Гейра фыркает, и хмыкнул сам, когда она немного толкнула его мягким боком, больше награждая, чем наказывая. — Я их заработал.

— Вот и не будем их тратить! — взмолилась Гейра. — Нет! Я… — вскинула глаза, заглядывая ему в лицо, называя, наконец, истинную причину нежелания, — просто не одета для этого места, — зарумянилась и потупилась снова, расправляя широкой ладонью складки будничного платья.

— Но и не раздета, — хмыкнул Гаррик, и Гейра, вскинувшая в недоверии глаза, встретилась с ним взглядом и рассмеялась.

Гаррик попридержал плечом закрывающуюся перед ними дверь, указал на витиеватую вывеску: «До последнего посетителя», и добавил, что они именно такие. И если их немедленно не запустят, то они несомненно станут последними, так как он разнесет это заведение вдребезги пополам!

Гейра смотрела на него с таким восхищением, что Гаррик понял — он действительно смог бы осуществить свою угрозу. Вышибала, видно, понял это тоже и посторонился.

Усевшись за столик у окна, что дороже, Гаррик подозвал служанку.

— Безе с миндалем.

— Мои любимые… — очень тихо и неверяще произнесла Гейра.

— Я не только богач, я еще и волшебник! — радостный оттого, что хоть сейчас та счастлива, сказал Гаррик. И хоть она ни о чем больше не спрашивала, продолжил: — Почти три недели я рыбачил.

— О, так ты теперь на постоянной работе? — обрадовалась Гейра.

Она села прямее, опять расправила складки платья, немного стесняясь своих рук — широких и сильных, как и немного обносившихся, хоть и чистых рукавов из простого льна, быстро пригладила растрепавшиеся волосы.

— Опять не угадываешь, — тянул время Гаррик; он не чувствовал печали, а на радостную Гейру все никак не мог наглядеться.

— Почему?

Гейра позабыла стесняться, расправила плечи, подалась вперед, не обращая больше внимания ни на платье, ни на обувь, ни на взгляды прислуги. Даже в роскошной обстановке дорогой кофейни ей был интересен именно он.

Гаррик, дождавшись, пока им принесут кофе и пирожные, ответил:

— Ну… мне показалось неправильным, что молодые работают за десятерых, а платят им в десять раз меньше, чем другим, — пожал плечами, задумчиво поглядел на лакомство, почувствовал, как пламенеют уши под взглядом Гейры, поднял глаза. Воистину, лезть куда не надо после событий в Нижнем стало у него неискоренимой привычкой.

В ответ на недоуменный взгляд ответил:

— Раз потерпели, как я хвостом бью, два потерпели, а потом выперли. Но ребята стали получать вдвое больше!

Гейра удивленно отодвинула ото рта кофе, и Гаррик не удержался. Протянув руку, стер белую пену с ее верхней губы и облизал палец. Произнес, довольно прищурившись, глядя на вновь зарумянившуюся девушку:

— Зато домой денег отправить сумел! И нам хватило.

Огородился стулом от кухни, заметив, каких пристальных взглядов оттуда удостаивается Гейра. Она ничего не замечала вокруг, достаточно, что заметил он сам, а ей и не надо.

— На еще один прекрасный день, — пошептала она, с печалью и высоким, важным восторгом глядя на него.

Гаррику стало неловко — так обычно смотрят на героев. А он не герой, совсем даже не герой. Нет у него ни работы, ни денег. Есть только он сам… и Гейра.

Гаррик провожал девушку домой уже в сумерках.

— Небо сегодня было совсем не синее, — погрустила Гейра при расставании, припомнив, похоже, их прошлую встречу, под высокой синей дугой неба, в ласковом, но надежном, не обещающим уйти под ногой море лаванды.

— Хочешь, скажу одну глупость?

Гаррик почувствовал, как опять предательски загорелись уши: пока он рос, его часто дразнили лопухом и простофилей — самому признаваться, что он произносит глупость, было сложно, но ради Гейры он готов был рискнуть. Она-то дразниться не будет.

— Ты их говоришь постоянно, — засмеялась она, но совсем не обидно. — Одной больше…

— Мне это сказал один хороший человек: небо синее всегда. Надо только дождаться.

— Разве это не любимая фразочка Ингрид?

— А… откуда ты знаешь? — опешил Гаррик.

— Не один ты переживаешь за нее, как и за Бэрра. Знаешь, какая она грустная ходит! Хоть и «де-е-ержится», — дразнительно повторила она слова Гаррика.

Тот понял, что держится архивариус винира после мерзкого судилища так же скверно, как и первый помощник винира.

— И… я же работаю в ратуше, как и госпожа Ингрид, — окончательно развеселилась Гейра и опять протянула насмешливо: — Этот «один хороший челове-е-ек»!

— Конечно, человек, — не стал смущаться Гаррик своего отношения к Ингрид, почему-то решив, что Гейра ревновать не станет. — Не птица же, не зверь и даже не пэри, хоть и похожа. Если бы это произнес пэри, я бы так и сказал — пэри, а я сказал — человек, ну и что, что женщина, женщина — это разве не человек?.. А госпожа Ингрид еще какой хороший человек!