Развод. Без права на любовь

Глава 2

Пронизывающий ветер хлестал кожу обжигающими бичами. Рвал платье, мокрое от крови, но продолжала идти. Ноги подкашивали, в глазах темнело, но я делала шаг, еще один.

Вдруг впереди вспыхнул свет, ночную тишину разорвал рев мотора.

Машина! Слава Богу, машина!

Автомобиль приближался, ослепляя светом фар, я и не заметила, что вышла на середину дороги. Так и замерла прямо на разделительной полосе.

— Помогите… — думала, что кричу, но сама едва шептала, — помогите…

Силы иссякли, я рухнула на колени прямо под колеса, автомобиля, остановившегося в нескольких сантиметрах от меня. Перед глазами все расплывалась, я успела заметить хромированную решетку на капоте, летевшую навстречу ветру фею, прежде чем в глазах потемнело, и я медленно опустилась на асфальт. Последнее, что услышала, как хлопнула дверца и приближавшиеся шаги, а потом мне вдруг стало тепло.

Из вязкой, уютной темноты меня вырвал крик:

— Лена! Лена, очнись! Тебе нельзя спать! Лена!

Знакомый голос. Егор? Неужели все, что произошло лишь кошмарный сон и я сейчас проснусь в нашей супружеской спальне, поцелую мужа, поздравлю его с годовщиной и подарю часы, которые выбрала за полгода до торжества. Ему наверняка понравятся. Чтобы открыть глаза потребовалось слишком много сил, веки тяжелели и опускались.

Нет, не кошмар. Я в салоне автомобиля, сижу на пассажирском кресле, укрытая чужим пальто. Мимо пролетают огни встречных машин, отчаянно ревут гудки и где-то очень далеко воет полицейская сирена.

— Лена! — Мужчина за рулем повернулся ко мне и снова позвал по имени.

Это не мой муж, но лицо кажется смутно знакомым. Он шатен с пронзительными зелеными глазами и ухоженной аккуратной бородой. Я его точно знаю, но никак не могу вспомнить откуда.

— Не спи, малыш, только не спи. Все будет хорошо!

Но я не сплю. Я падаю. Голова кружится. Перед глазами проносятся воспоминания последних часов. Егор и Света в нашей с мужем спальне занимаются любовью, Егор тащит меня к машине, швыряет на землю, как нашкодившую собачонку и боль, столько боли.

Последняя мысль, которая вспыхивает в угасающем сознании.

Ребенок! Мой ребенок!

В себя пришла в больничной палате, залитой серым светом позднего осеннего утра. В окно стучал дождь, оставляя на стекле дорожки из слез.

Тело было как ватное, я не чувствовала ничего. Боль ушла, но вместе с ней ушло и что-то очень важное. Но я никак не могла вспомнить, что именно. Как оказалась в больнице, тоже не понимала. В голове царила пустота.

Ребенок!

Я хотела спасти своего малыша…

Лес, холод, Егор и Света в одной постели, занимающиеся любовью…

Воспоминания вспыхивали одно за другим. Выжигая меня изнутри, уничтожая снова и снова. Егор отвез меня в лес, толкнул. Я упала на асфальт, а потом пришла боль и кровь…

Господи, мой малыш. Что с моим ребенком?

Рядом со мной запищал какой-то датчик на мониторе. Я попыталась приподняться на локтях, но не смогла. Нахлынула тошнотворная слабость. Из правого предплечья торчал катетер с прозрачной трубкой, ведущей к капельнице.

Приложив невероятное усилие, я положила ладонь на живот.

— Нет, нет, нет… Мой маленький… — зашептала отчаянно.

Слезы побежали по щекам, я лихорадочно трогала живот, но он больше не был округлым. Под пальцами прощупывались бинты.

— Елена Константиновна, успокойтесь, — в палату вбежала женщина в голубой врачебной форме. Кинулась ко мне.

— Мой ребенок? Я… — не могла задать этот вопрос, не могла и все.

Лишь с надеждой вглядывалась в одутловатое, но красивое, мягкое лицо врача. Она нахмурилась, взяла мою ладонь, осторожно сжала.

— Мне жаль, но вы потеряли ребенка. Мы едва успели спасти вас, — она продолжала сжимать мою ладонь, но внимательно изучала показатели на мониторах.

Потеряла? Нет. Не теряла. Его убили. Моего малыша убил собственный отец.

За что?! Почему?!

Сначала у меня отняли дочь, а теперь и этого малютку, я даже не успела выяснить, мальчик будет или девочка.

— Кто это был? Какой пол? — Я хотела знать, кого оплакивать.

— Мальчик, — ответила врач, — вы молоды, поправитесь. У вас еще будут дети.

Она представилась, кажется ее звали Надежда Львовна.

Какое неподходящее имя для женщины, сообщившей мне о том, что все мои мечты и надежды умерли. Она говорила что-то еще, но я не слушала, глубже и глубже погружаясь в горе.

— Мы не смогли связаться с вашим супругом, есть еще кто-нибудь, кому нужно сообщить, что вы у нас? — Спросила доктор, когда в палату вошла медсестра, сделать уколы и поменять капельницу.

— Родители. Мама, — я нахмурилась, пытаясь вспомнить номер телефона, но в голове было пусто.

Доктор угадала мое замешательство, снова пожала ладонь.

— Не переживайте, мы выясним. С вами хотят поговорить полицейские. По поводу того, что произошло. Это преступление. Виновного обязательно найдут и накажут. Я им позвоню?

Я кивнула. Слезы душили, говорить не могла.

Медсестра подготовила шприц с лекарством и подошла ко мне. У нее были зеленые глаза, яркие, как у того мужчины в машине. Я только сейчас вспомнила о нем.

— Кто меня привез? — Спросила, когда медсестра ввела иглу мне в вену.

Врач нахмурилась:

— Отдыхайте, вам нужны силы, чтобы поправиться.

На мой вопрос она так и не ответила, давала указания медсестре по поводу следующих процедур.

После укола я провалилась в кошмарный сон.

Я шла по темному осеннему лесу на детский плач. Искала своих малышей. Но стоило мне приблизиться, как плач удалялся. Я звала, кричала. Металась между деревьями, исцарапала руки о колючие ветви. Они держали меня, не пускали к малышам, а плач становился все жалобнее, разрывая мне сердце.

Проснулась вся в слезах и никак не могла успокоиться. До темноты лежала и пыталась смириться, осознать то, что произошло. Предательство сестры и мужа, потерю ребенка. Будто мало было одного горя, и вселенная решила не останавливаться на достигнутом и сломать меня окончательно, утопить в море боли и слез, ядовитых, обжигающих, как кислота. Утрата накладывалась на предательство. Предательство соперничало с утратой. Круговорот. Мысли лихорадочно метались в голове. Все произошло так быстро. Моя жизнь только что была сбывшейся грезой. Любящий, нежный муж, долгожданный ребенок. И вдруг всеобъемлющая пустота. Вакуум, где нет даже звука.

Полицейские пришли ближе к вечеру, представились, показали удостоверения. Двое суровых мужчин с серыми, помятыми лицами, так похожими друг на друга, что я не могла их различить. Было унизительно и горько рассказывать им о том, что произошло. То, что сделал Егор, было преступлением. Они обещали возбудить уголовное дело. Наказать его. Но это не вернет мне ребенка. Не исправит того, что сделал его отец.

Ночью мне снова снились кошмары.

На следующий день я ждала, что придут родители. Надежда Львовна сказала, что им сообщили, о том, что со мной случилось. Я прождала до вечера, но они так и не пришли. Не понимала почему. У нас всегда были сложные отношения. Любимым ребенком в нашей семье всегда была Света. Младшая, желанная. Мама не уставала напоминать мне, что, забеременев, была вынуждена отказаться от карьеры балерины и Большого театра. Отец хотел, чтобы первенцем был мальчик. Они сходились только в одном — я лишнее звено в их идеальной жизни.

Но все же они мои мать и отец, неужели я им настолько безразлична?

Не понимала этого.

За три дня в больнице ко мне никто так и не пришел. Только каждое утро, ровно в девять медсестра приносила букет черных ирисов в высокой вазе. Не говоря от кого цветы, молча ставила на тумбочку рядом с кроватью и уходила.

Иногда мне казалось, что цветы что-то значили для меня в прошлом, но я не могла вспомнить, что именно. От лекарств мысли путались, а горе от утраты ребенка было сильнее, чем желание понять, кто присылал мне цветы. Или почему я лежу в отдельной палате, а персонал со мной подчёркнуто вежлив.

— Здравствуй, любимая, — голос выдернул меня из очередного кошмара.

Егор стоял рядом с кроватью и внимательно изучал мое лицо. Я думала, его уже арестовали за то, что он сделал с нашим ребенком. Муж усмехнулся, догадавшись, о чем я думаю.

— Удивлена, что я здесь, а не в камере? Признаться честно, ты подкинула мне хлопот с этими ментами. Они были очень решительно настроены, когда приехали к нам домой. Хотя, нет, ко мне домой. Ведь у тебя теперь дома нет. — Он презрительно искривил губы, — радуйся, что потеряла своего ублюдка.

— Потеряла? Я его не теряла. Ты убил нашего ребенка, — я хотела приподняться на локтях, но попытка вызвала вспышку боли внизу живота. — Как ты мог?!

Глаза Егора потемнели, он нахмурился. Кивнул на букет ирисов на тумбочке рядом с кроватью:

— Как я мог? Бога благодари, тварь, что я тебя не убил в том лесу, а хотел. Черт! Если бы не твоя сестра, которая умоляла тебя не трогать, то я бы уже был вдовцом!

— За что, Егор? Что я тебе сделала?! — Я не понимала такой перемены в муже, моя любовь за эти три дня перековалась в ненависть, но я хотела знать, почему человек, которого я называла своим мужем, который был отцом моего ребенка, убил его, — почему ты убил нашего сына?!

Его лицо стало вдруг холодным:

— Потому что его мать — шлюха спала с каждым, кто готов был ее взять. Зачала от любовника и хотела выдать чужого ублюдка за моего ребенка.

— Это неправда. Я всегда была верна тебе. Это ты спал с моей сестрой, — слезы побежали по щекам, — я любила тебя.

— Неужели? И поэтому сейчас ты лежишь в отдельной вип-палате, оплаченной одним из твоих любовников. И он даже дарит тебе цветы.

Егор схватил вазу с ирисами и бросил на пол. Осколки разлетелись по полу, так же, как наше счастье.