Перед тем как зайти в палату собралась с духом, я должна пройти через это, чтобы навсегда закрыть дверь в прошлое.
Вдохнула поглубже, открыла дверь и вошла.
Лицо бывшего мужа покрывала восковая бледность, губы были почти синими, а глаза глубоко запали. Из предплечий торчали катетеры, провода окутывали его грудь паутиной.
Он приоткрыл глаза, несколько мгновений пытался сосредоточить на мне взгляд, наконец, заметил, узнал, прошептал:
— Лена, ты все же пришла…
Я неуверенно подошла ближе. Попыталась найти в своем сердце жалость, но — нет. Бывший муж по-прежнему вызывал во мне лишь злость и страх, в моем сердце не было для него прощения. Его помощь не могла искупить гибель нашего сына. Не могла стереть из реальности крошечный холмик на кладбище.
— Зачем ты меня звал? — Спросила резче, чем хотела.
— Ты не простила, — Егор не спрашивал, он уже знал ответ.
— И не прощу, — я не подходила к койке слишком близко, не хотела, чтобы он мог ко мне прикоснуться, я бы закричала тогда.
— Себя прости, меня не надо, — Егор сглотнул, — и себя не наказывай, живи, Лена.
В груди разгорался пожар.
Себя?! Как он смеет обвинять меня в том, что произошло?! Я не…
А потом меня накрыло. Кошмары, где я мечусь по лесу в поисках потерянных детей. Чувство вины, что не спасла, не уберегла, а должна была. Я же их мать, я должна была жилы порвать, но спасти малыша той жуткой ночью. Но не смогла.
— Я его не спасла… ты убил, а я не спасла, — приложила ладони ко рту, чтобы сдержать рыдания. А в голове только одна мысль билась: «Не спасла, не спасла… и не спасу, не смогу».
Вот он истинный мой страх, что снова не смогу спасти моего малыша, если решусь родить. Не смогу защитить его от опасностей в этом жестоком, ужасном мире.
— Я убил, Лена. Да, я. Только я виноват, — Егор посмотрел на меня с такой болью и горечью, — и я за все отвечу, Лена. Я, а не ты. Ты жить должна и… — он сглотнул, — Кольцов станет достойным отцом, Лена. Он не такой, как я. Он тебя достоин, а я никогда не был. И он тебя защитит, тебя и ваших детей. Живи, Лена, и дари жизнь. Любимая, ты же всегда этого хотела. Подарить жизнь, не бойся стать счастливой.
Меня трясло, когда я выходила из палаты.
Снова: «Живи».
Живи…
Как же это сложно… жить…
— Все хорошо? — Саша поспешил ко мне, увидев заплаканное лицо, обнял.
В голове метались десятки мыслей, воспоминаний.
— Да, — кивнула, взяла Сашу за руку, — пойдем домой.
Я уходила, чтобы больше никогда не вернуться, чтобы забыть о Егоре и жизни с ним, у меня теперь другая семья, дочка, Саша, и… да, и наш общий с Сашей ребенок, я хотела дать жизнь, хотела почувствовать внутри себя новую жизнь, может быть, тогда и у меня самой получится возродиться, как феникс из пепла.
У лифта столкнулись со Светой, она старательно стирала растекшуюся от слез тушь с лица. Увидев меня, Света закусила губу, кинулась обнять, но я отстранилась. Сестра предала меня, и капля доброты по отношению к Егору не отменяла ее предательства. Ее я тоже не готова была простить, пока нет.
— Лена, — пролепетала она растерянно, — когда ты позвонила, я подумала, что ты…
— Нет, не простила, — ответила спокойно, — ты нужна ему, иди.
— Спасибо, спасибо, сестренка, — Света кинулась по коридору к палате, а мы с Сашей зашли в лифт.
— Не простила? — Саша прижал меня к себе, погладил по плечу.
— Не могу, ни ее, ни его, но Егор сказал кое-что, что помогло мне лучше понять себя, — я посмотрела на Сашу, дотронулась до его заросшего щетиной подбородка, — я хочу снова стать мамой. Саш, я хочу от тебя детей.
Он склонился ко мне и поцеловал в лоб, не отпускал, пока кабинка не спустилась на первый этаж и не открылись двери, словно приглашая нас в новое, лучшее будущее.