Звон разбитого стекла еще висел в палате, когда Егор встал вплотную к кровати, навис надо мной, подавляя, уничтожая, исходившей от него ненавистью. Я смотрела на него и не узнавала. Может быть, это не мой муж, а злобный двойник. Мистер Хайд, убивший Доктора Джекила и занявший его место. Но это его красивое волевое лицо. Его серые глаза с лучиками ранних морщин в уголках и пушистыми, загнутыми, как у девушки ресницами. И родинка справа над верхней губой тоже его.
Лицо, тело — все принадлежало моему мужу, Егору Соболеву, но взгляд, полный такой дикой ненависти, леденящей ярости был чужим. Супруг всегда смотрел на меня с любовью, обожанием, глубокой нежностью.
— Я любил тебя, доверял, а ты спала даже с охранниками в нашем доме, в нашей кровати. Ты хотя бы сама знаешь, чей ребенок был в твоем чреве или нет? — Его голос стал тише, ярость уступила место такой печали, что у меня сжалось сердце, ведь я любила его всеми клеточками своего тела. Три дня назад я боготворила этого человека, считала его лучшим из мужчин. Идеалом, самым добрым, честным, ласковым. Любила до той жуткой ночи в лесу, когда наш ребенок умирал во мне.
Никогда не смогу забыть, как жизнь моего сына покидала его. Я чувствовала это, осознавала. Не знаю, что может быть страшнее того, что я пережила той ночью. И этого я никогда не прощу Егору, какой бы сильной ни была моя любовь до этого. Теперь я его ненавидела, с тем же пылом, с каким раньше обожала.
— Не любил, если бы ты любил, то выслушал меня, а не стал бы верить наветам. Если бы любил, то не вышвырнул нас умирать. Я не знаю, кто наговорил тебе про меня ту ложь, но это и неважно. В лесу меня и нашего сына бросил ты. Твое преступление намного хуже вранья, ведь ты убийца, Егор. Хоть это ты понимаешь? Ты убил собственного сына, — я видела, что не достучусь до него, не смогу пробиться сквозь стену, которую он сам возвел вокруг себя, но я хотела, чтобы муж осознал, что совершил. Даже, если думал, что ребенок не его, ненавидел меня. Все равно, он теперь убийца. Кровь малыша ему никогда не смыть со своих рук, не очистить совесть раскаянием и благими делами. Это будет несмываемое клеймо, печать хуже той, что носил Каин.
— Не его, Лена, — Егор выпрямился, лицо искажала гримаса презрения, — и не ее, если ты вдруг решила, что Света рассказала мне все твои секреты. Думаешь, я не проверил слова твоих родных? Я до последнего не хотел им верить. Вытрясал правду из собственных сотрудников, как шут униженно просил признаться, что они спали с моей женой. И они не только рассказали, — Егор достал из кармана пальто мобильный телефон, разблокировал, поискал в нем что-то и передал мне.
Руки дрожали, когда я взяла у него телефон, не понимая, что там увижу. Но когда посмотрела на монитор, то едва не выронила устройство. На фотографии я в нижнем белье, лежала на нашей с Егором кровати, а рядом один из охранников. Я даже не знала, как его зовут. Он целовал меня, обнимал. Я пролистала фотографии дальше. Их было штук десять. На всех снимках у меня закрыты глаза или лицо скрыто волосами. Но это точно была я.
— Что? Это монтаж. Это не я… я этого не делала…
— Не монтаж, Лена. Снимки подлинные. Я первым делом отправил их на проверку лучшим специалистам. Но это еще не все. Твои родители и сестра, каждая горничная в нашем доме — все отводя взгляд и боясь разозлить меня, говорят одно и то же. Ты изменяла мне с каждым, кто был не против. Почему, Лена? Чего тебе не хватало? Я дал тебе все, что мог. Подарки, путешествия, деньги, все, что ты хотела. Я так любил тебя…
Егор смахнул выступившие на глазах слезы. Я не знала, что сказать. Никак не могла осознать смысл его слов.
Мои родители, сестра, прислуга в доме — все считали, что я изменяю мужу. Но это неправда. Я не могла понять, как и когда были сделаны те мерзкие снимки, но наверняка есть способ доказать, что это ложь.
— Камеры в доме, ты можешь посмотреть видео с камер. Если я тебе изменяла, то есть и видео, так? — Несмотря на то, что между нами все было кончено и больше нечего склеивать, я все же хотела оправдаться, сказывалась привычка доверять Егору во всем. Он был моим мужем, любовником и другом. Единственным, кто понимал меня и принимал такой, какая я есть.
— Разумеется, я вспомнил про камеры. И знаешь что? Все записи стерты. Твой любовник позаботился о том, чтобы уничтожить все следы, — муж нетерпеливо посмотрел на часы, — в любом случае, я приходил не для того, чтобы слушать твое вранье. Я здесь сказать, что все кончено. И предупредить, чтобы ты не вздумала еще раз натравить на меня ментов. Потревожившие меня и твою сестру, больше в органах не работают. Если попробуешь еще раз, я тебя уничтожу.
— Но ты уже уничтожил, Егор. Я умерла в том лесу, вместе с нашим сыном, — отвернулась от него, не хотела больше видеть, не хотела ничего слышать и знать.