Саша, наверное, шутит. Какую ценность я могу представлять для Егора? Он же выгнал меня из дома, убил нашего ребенка. Вот единственная ценность, которую муж сам и погубил. У меня ничего не осталось. Саша говорит, что пентхаус принадлежит мне, документы оформлены на мое имя, но это что-то невероятное. Разумеется, я его неправильно поняла. Квартира, скорее всего, снята на мое имя. Вот и все.
Но задать уточняющий вопрос я не успела. У Саши в кармане пальто зазвонил мобильный.
— Извини, надо ответить, — он быстро достал телефон и принял вызов.
Из динамика раздался визг, полный вселенской драмы, такой звонкий, что слышно было, несмотря на то, что Саша не включал громкую связь.
— Папа! Она меня обижает! Ведьма обещала выпороть меня крапивой! Крапивой! — От последнего слова веяло таким отчаянным, наигранным ужасом, что я не удержалась, улыбнулась. Впервые с той ночи в лесу.
Саша нахмурился:
— Тамара Петровна — не ведьма, а выпорю я тебя сам, если не прекратишь безобразничать, — сказал он строго, — признавайся, рисовала на стенах, снова?
В трубке повисла тишина, прошло несколько мгновений, затем виноватый голосок пролепетал:
— Я нечаянно, кисточка соскользнула, получилась клякса, и я зарисовала ее медузой.
Теперь приходилось прислушиваться к оправданиям крошки. Судя по голосу, девочка лет шесть или семь.
Улыбка сползла с моих губ, столько сейчас было бы моей доченьке. Сердце пронзила острая игла, виски заломило, но я все равно жадно ловила каждое слово, раздававшееся из динамика.
— И где этот шедевр настенного творчества? — Спросил Саша, хмурясь сильнее, но я заметила в уголках его глаз задорные лучики морщин. Суровость была напускной, наверняка дочку он и пальцем не трогает, наоборот, балует, любит…
Так, мы с Женей любили бы нашу малышку. Инстинктивно положила ладонь на живот, проверить малыша, которого там больше не было.
— В гостиной рядом с камином… — сказала девочка так тихо, что даже Саше пришлось прислушаться.
— Рита! Я тебя не крапивой, а розгами выпорю по пяткам, — Саша едва сдерживал смех.
— Не выпорешь, ты меня любишь, — раздалось из динамика.
И это действительно было так, в пронзительных зеленых Сашиных глазах сейчас теплилась такая нежность, что у меня заныло в груди. В этот момент он был так похож на брата, что я отвернулась, чтобы сдержать слезы. Не могла снова переживать старую утрату, не оправившись от недавней.
— Да, Рита, ты права, но медуза плюс динозавр в столовой вместе тянут на занятия по китайскому вместо парка аттракционов, — Сашин голос был максимально серьезен.
— Ну, папа!
— Никаких «ну, папа!», передай телефон Тамаре Петровне.
Пока девочка выполняла его просьбу, Саша прошептал одними губами: «Извини».
Я кивнула. Сама бы все на свете отдала за такие минуты, за рисунки на стенах и капризы лапочки-дочки.
Интересно, какая она? Похожа на маму или папу? У нее кожа темная или цвета кофе с молоком? А на голове черные африканские кудряшки? Наверняка она очень красивая.
Все! Хватит! Иначе я себя доведу до нервного срыва. Мои дети мертвы, незачем мечтать о чужих.
Я отошла в сторону, чтобы больше не слушать разговор. И так нарушила Сашино личное пространство, подслушав беседу с дочкой. Пентхаус поражал размерами. Две огромных гостиных, оформленных одна в бирюзовых, вторая в бежевых тонах. Кухня, совмещенная со столовой. На белоснежных стенах висели натюрморты, а в буфетах сверкало серебро. Эта квартира не могла принадлежать мне. У меня сейчас не было денег и на стаканчик кофе, не то, что столовое серебро. Не успела я заглянуть в спальни, как Саша позвал меня.
— Извини, Лена, мне надо ехать. Гувернантка открыла зонтик и решила улететь с попутным ураганом из Канзаса. Рита может быть очень вредным ребенком, когда захочет. В доме больше нет взрослых, у прислуги сегодня выходной, и Рита останется одна, если я не вернусь. Поговорим завтра, хорошо? Я тебе все объясню. Главное — не выходи из квартиры. Это может быть небезопасно.
Я хотела попрощаться, поблагодарить Сашу за все, но вдруг в голове вспыхнула бредовая идея, и я не смогла удержаться, спросила:
— Можно с тобой?
Это был порыв, инстинкт, чутье. Не знаю, что именно, но мне вдруг очень сильно захотелось увидеть его дочку, Риту, ровесницу моей погибшей девочки.