Краснота на коже спала и мне все же удалось убедить Сашу не заезжать в травмпункт по пути к нему домой. Он заметно нервничал, и я понимала его, Саша растил Риту, как родную дочь, а не племянницу и сейчас не хочет впускать меня в их жизнь, опасаясь, что я ее разрушу. Тем более, что я все еще замужем за Егором.
Автомобиль остановился у детского магазина, Саша вздернул подбородок:
— Подумал, что ты захочешь купить Рите что-нибудь.
Он словно прочитал мои мысли, но я опустила взгляд. Я хотела подарить ей весь мир, но даже одежда, которая сейчас на мне, куплена Сашей.
— Да, но… — как же унизительно признаваться в том, что у тебя нет денег на подарок для дочери, снова пришла мысль, что мне нечего ей дать, даже дома своего у меня нет, проглотила горький комок, застрявший в горле, сказала тихо, — хочу, но у меня нет денег.
Саша посмотрел на меня так, словно я сморозила откровенную глупость, потом на его лице появилось понимание, он улыбнулся, уже не зло и унизительно, а открыто и в этот момент так стал похож на Женю, что я даже испугалась немного. В сердце вдруг вспыхнула старое чувство, не к Саше, его мертвому брату, но это чувство согрело меня. И я улыбнулась в ответ:
— Хорошая из меня мать, даже не на что купить дочери игрушку.
— Есть, Лена, я же говорил, что тебе принадлежит компания, которую оставил Женя. И деньги на счетах тоже. Прости, это моя вина, со всеми этими событиями я даже не подумал о том, что тебе понадобятся карты и наличные. Идем, — он вышел из машины и протянул мне руку.
В магазине глаза разбегались от обилия игрушек, детской одежды и сладостей. Куклы, плюшевые мишки, машинки, домики принцесс, наборы для чаепития, игры в больницу. Конструкторы, роботы. Глаза разбегались. Но выбрать ничего я не могла, бродила между рядами, пока Саша нервно поглядывал на часы, но не торопил меня, давая осмотреться. Но как я могла что-то купить, если ничего не знаю о дочери? Что она любит, чем увлекается, чем занимается, на что у нее аллергия, чем она болела? Столько вопросов, столько упущенных лет, когда я должна была быть рядом, заботиться о ней, любить, переживать вместе с ней первый шаги, и первую болезнь. Но ничего этого не было, вместо того чтобы растить дочь, я жила под одной крышей с убийцей ее отца.
Когда я уже почти сдалась и хотела сказать Саше, что куплю что-нибудь в другой раз, на глаза попался детский мольберт, халат и кепи, как у настоящего взрослого художника, а рядом на стенде великолепный выбор красок, альбомов, карандашей, фломастеров.
Я неуверенно посмотрела на Сашу:
— Можно? — Спросила, указав на мольберт и краски.
Он закатил глаза, состроив недовольную мину:
— Раз, ты ее мать, то стены от гуаши отмывать будешь сама, — ответил Саша, но кивнул и осмотрелся в поисках продавца.
— Только не дави на нее, помни, Рита тебя совсем не знает, — сказал Саша, когда мы вернулись в машину, — она все эти годы жила только со мной и нянями.
— А твоя жена? Имани? — Я повернулась к Саше, как раз вовремя, чтобы заметить, как по его лицу скользнула тень.
— Мы развелись, когда Рите исполнился год. Имани вернулась в Африку к своей семье, в конечном итоге родители оказались правы, мы были плохой парой, — ответил Саша с горечью.
— Прости, — я протянула руку и пожала его ладонь, — я не хотела лезть не в свое дело, просто мне все про нее хочется узнать. Про мою девочку.
— Узнаешь, там, куда мы летим, у вас будет полно времени.
Я не стала спрашивать, куда Саша хочет отвезти нас с Ритой. Наверное, надо было, но все, что имело значение — это минута, когда я увижу дочь, когда Саша скажет, кто я для нее.
Саша нервно посмотрел на часы:
— Давай в аэропорт, — приказал он водителю, — не успеваем заехать домой.
Я хотела спросить про Риту, но Саша меня опередил:
— Не переживай, ее привезут туда, — он достал мобильный, быстро написал и отправил сообщение.
Его нервозность передалась и мне, что-то случилось. Что-то с Ритой?