Развод и запах свежего хлеба

Глава 25

Я сижу за столом, уплетаю яичницу со шкварками и чувствую, как постепенно оттаивает сердце. Вроде бы и не собиралась тут задерживаться, а уже как дома.

– Ну, рассказывай, Вероничка, – тётя Маша подливает мне чай, – как у тебя жизнь-то? Чего в городе бросила, да сюда приехала?

Я тяжело вздыхаю.

– Да чего там… Муж… ну, бывший уже, – криво улыбаюсь. – Предал. Фирму свою потеряла. Подруга близкая предала. Вымоталась я напрочь, теть Маш! Приехала успокоиться, да душу подлечить.

Тётя Маша качает головой, глаза её теплеют.

– Эх, мужики… Все туда же. Только и знай держи ухо востро. А ты у меня девка сильная, справишься! – она берёт мою руку в свои тёплые ладони. – Не раскисай. Всё наладится.

Я киваю, чувствуя, как к глазам подступают слезы, но тут же их проглатываю. Хватит! Нарыдалась!

Чтобы сменить тему, откусываю от большого куска хлеба и закрываю глаза от удовольствия.

– Теть Маш, да у вас хлеб просто сказка! Вот в городе булки дорого стоят, а такие вкусные только здесь, в деревне бывают.

Она хохочет, вытирая руки о фартук.

– А вот и ошибаешься, красавица! Не я его пекла. У нас теперь пекарня открылась!

– Пекарня? В деревне? – я аж поперхнулась.

– Ну а как же! – гордо говорит тётя Маша. – Теперь всё как у людей. Хлеб белый, серый, ржаной… булочки всякие. Даже эти, как их… курасаны!

– Что-что у вас есть?!

– Курасаны, – повторяет она важно, – с шоколадом, с вареньем, с маком. Народ прям толпами туда бегает. А я вот хоть привыкла свой хлеб печь, но здоровье уже не то. Вот и балую себя покупным.

– Обалдеть, – качаю головой.

– А то! – улыбается тетя Маша. – Теперь только жди, как нам тут ещё кофейню заведут. С латте и прочими вашими заварками.

Мы смеёмся, а кот Маркиз довольно урчит под столом, словно тоже в курсе, что деревня у нас теперь почти Париж.

– Теть Маш, а кто же та кудесница, что печет такой хлеб? – спрашиваю я, отломив ещё кусочек и с наслаждением разжевывая корочку.

Тётя Маша прищуривается, крякает, как будто ждала этого вопроса, и многозначительно кивает:

– А вот и не кудесница вовсе, а кудесник. Мужик. Глеб его зовут. Фамилия… Корнев. Глеб Никитич.

– Мужик? – удивляюсь я.

– Ага, – подтверждает тётя Маша. – Новый сосед твой. Год как появился. Как снег на голову. Ни семьи, ни жены. Только вот, охальник евонный. Все котята на селе рыжие теперь!

Она кивает на Маркиза, развалившегося под столом.

– И откуда он?

– Да кто его знает. Говорят, из города. Говорят, что был там кто-то вроде военного. А может, врач, а может, и вовсе беглый миллионер, – подмигивает она. – Слухи разные ходят. Но по сути мужик порядочный, я сразу увидела. Хмурый, правда. Ни с кем особо не болтает.

– Странный какой-то, – замечаю я.

– Да не странный, просто спокойный. А ты бы, Вероничка, пригляделась к нему, – тётя Маша лукаво смотрит на меня поверх чашки. – Мужик в доме это завсегда хорошо. Особенно такой, что и забить, и закрутить, и сварить.

– Ой, теть Маш, ну вы тоже… – фыркаю я, отмахиваясь, – нужен он мне.

– А чего? – не унимается она. – Я вот за твоим домиком как могла присматривала, конечно. Но крыша всё равно подтекает, и крыльцо шатается, ходить опасно. Надо чинить. А кто чинить будет? Ты, что ли?

– Ну… – мямлю я, – попрошу кого-нибудь.

– Вот – вот. Глеба и попроси, он мне, между прочим, забор чинил. Как новенький стоит! Может, и тебе поможет. Только ты поумней, борща свари, да накорми…

Тетя начинает учить меня искусству деревенского пикапа, я вздыхаю, прихлебываю чай.

Вот и на тебе! Приехала подлечить душу, а мне уже в помощники хмурого соседа сватают. Ну уж нет! С мужиками в ближайшее время мне никаких дел иметь не хочется!