Развод и запах свежего хлеба

Глава 27

Тётя Маша, красная как свёкла, охая подбегает к нам. В руках болтается злополучная корзинка.

Корова фыркает, бьет хвостом и смотрит на меня, как на надоедливую муху.

– Веснушка! – ахает тётя Маша. – Позорище деревенское, ты что же это вытворяешь?! Глеб Никитич, милый, благодарствую! Девчонку спасли, корову изловили…

– Да не за что. Давайте я доведу хулиганку, пока и вас не утащила, – спокойно говорит бородач.

– Я сама, – бурчу и сама себе не верю. Ладонь саднит, во рту пересохло и хрустит. .

– Вы уже и так еле на ногах стоите. Встаньте лучше сбоку, пусть видит вас. Положите руку ей на шею. Так она быстрее поймет, что вы не враг.

Мы втроём – я, он и тётя Маша – перестраиваемся как на учениях: я прикрываю Веснушке бок, тётя подстраховывает с другого бока, а мужик уверенно ведет вперед. Копыта поднимают пыль, которая оседает на моих новых, беленьких кроссовках.

– Не спеши, – бросает он. – Она не любит, когда её торопят.

– А я не люблю, когда меня волокут, – бурчу в ответ.

Доходим до калитки. Веснушка упирается, потом, подбодренная грозным окриком тети Маши входит во двор.

– Вот и всё, – говорит тётя Маша, загоняя буренку в сарай. – Ох, Глеб Никитич… ангел вы, не человек. То забор почините, то девку от коровы спасете.

– Я не специально, они мчались прямо на мой забор, – усмехается мужик.

Так значит это и есть тот самый Глеб-пекарь!

Смотрю на руку: красная полоса, чуть припухло. Шмыгаю носом, то ли от боли, то ли от обиды.

– Покажите, – говорит он.

– Ещё чего. Сама справлюсь. – вздергиваю подбородок.

– Не вредничайте.

Он разглядывает мою ладонь.

– Тётя Маша, у вас мазь есть? От ожогов подойдет.

– Конечно! – отзывается та и исчезает в доме. Возвращается с мазью и бинтом. – На, милая. Ты, Глеб, не узнал? Это ж Вероника. Соседка твоя.

Он кивает, будто галочку в тетрадке поставил.

– Глеб. Пекарь местный.

Тетя Маша протягивает мне злополучную корзину, из-за которой все и началось.

– Я помогу, – предлагает Глеб.

– Не надо, я сама донесу, – говорю и тут же перевешиваю корзинку на другую руку.

Она, зараза, будто тяжелеет на глазах. Рука ноет. Он качает головой и молча берёт её у меня.

Мы идём вдоль забора. Ласточки строчат под крышей. Где-то петух орет не по графику, проспал видимо. Кот Маркиз появляется из кустов, касается хвостом моих ног и идет впереди, указывая дорогу.

У дома Глеб ставит корзинку на лавку. Я пытаюсь открыть баночку с мазью одной рукой, как фокусник, и роняю. Он поднимает, открывает и молча подаёт.

Измученное запястье благодарно принимает прохладную мазь. Боль отступает.

– Заслонку не забывайте, если печь топить начнете, – говорит он, глядя куда-то в сторону.

– Спасибо вам, – киваю я.

– Не за что, – равнодушно пожимает он плечами, – будьте осторожны, здесь на каждом шагу опасность.