Развод и запах свежего хлеба

Глава 44

– Проходи, герой, – киваю я в сторону дома, стараясь не замечать, как громко бьется мое сердце.

Глеб молча следует за мной, чуть пригибаясь под низкой дверью. Он словно сразу заполняет собой всё пространство моей маленькой кухни. Своими широкими плечами, сильными руками, уверенными движениями.

У него такая энергетика, что меня просто в жар бросает!

Пытаюсь гнать глупые мысли прочь, но предательское тепло уже растекается по щекам.

– Садись, располагайся, – говорю чуть небрежно, а сама тороплюсь отвернуться к плите, чтобы скрыть глупое смущение.

Вот ещё! Давно вышла из возраста, чтобы от мужского взгляда краснеть!

– Чем помочь? – спрашивает он.

– Сиди и отдыхай, ты и так уже наработался!

Беру яйца, домашнее сало, ставлю чугунную сковородку на плиту, и через пару секунд раздается приятное шкворчание. Нарезаю овощи, хлеб, ароматную буженину тети Маши. Ставлю чайник.

– Яичница и бутерброды – это мой максимум сегодня, извини, – бросаю я через плечо.

– Это лучшее, на что я рассчитывал, – снова усмехается он.

– Думаешь, я не умею готовить?! – оглядываюсь я. – Очень даже умею, просто не хочу!

– Не поверю, пока не попробую! – категорически отзывается он. – Ты не похожа на девушку, которая умеет готовить!

Я возмущенно оборачиваюсь и натыкаюсь на задорную улыбку. Он просто дразнит меня!

Не ведусь на провокацию, просто отворачиваюсь и занимаюсь бутербродами.

– Родители твои? – спрашивает Глеб тихо, кивая на фото.

Кидаю взгляд через плечо и вижу, как он внимательно рассматривает старые фотографии на стене. Маму, папу и меня – босоногую и беззаботную, с косичками, смешно торчащими во все стороны.

– Да… Их давно нет. Но здесь я всегда вспоминаю их особенно остро, – отвечаю тихо, чувствуя, как чуть сжимается горло. Встряхиваюсь и добавляю уже веселее: – Не думала, что когда-нибудь вернусь сюда, а вот теперь стою, яичницу жарю для деревенского пекаря. Неожиданный поворот судьбы.

– Жизнь вообще штука неожиданная, – отвечает он задумчиво и снова смотрит на меня своими янтарными глазами, такими тёплыми, с солнечными лучиками вокруг зрачков.

От этого взгляда у меня перехватывает дыхание, и я тороплюсь отвернуться, чтобы снова не выдать себя.

Чёрт бы тебя побрал, Вероника! Когда уже ты научишься контролировать собственное сердце?

– Слушай, а про проверку я серьёзно, – решаю переключить разговор на безопасную территорию, раскладывая по тарелкам горячую яичницу и бутерброды. – Документы нужно привести в порядок. Говорю как профессионал.

– Не хочу злоупотреблять твоим временем и навыками, – отвечает он осторожно.

– Считай, благодарность за скважину. Ты помог мне, я помогу тебе, – уверенно отвечаю я, ставя перед ним тарелку и чашку горячего чая. – Не сопротивляйся, бесполезно.

– Хорошо, – соглашается он после короткой паузы. – С документами доверюсь тебе.

Он улыбается так тепло, что я невольно задерживаю взгляд на его губах чуть дольше, чем стоило бы. Четко очерченные, с волевым, мужественным изгибом, невероятно притягательные, так и хочется… Стоп! Запретная тема!

Я опускаюсь напротив него за стол.

– Отлично! – киваю я и решаю схитрить. – Но мне, как твоему юристу, нужно знать, кто ты? Только не говори снова про деревенского пекаря, не поверю!

– А что не так с деревенским пекарем? – усмехается он, разламывая хлеб. – Это моё призвание.

– Ну да, конечно. Прямо мечтал всю жизнь сюда приехать, хлеб печь и спасать городских дам, попавших в неприятности, – иронизирую я.

Он откладывает хлеб, смотрит внимательно, и от его взгляда опять пробегают мурашки.

– Может, и мечтал, – вдруг отвечает он совершенно серьёзно. – Люди разные бывают, Вероника. Кому-то и хлеб испечь – высшее счастье.

– Ну вот опять ты, – качаю я головой. – Я же юрист. Я разбираюсь в людях. Ты не так прост, как хочешь казаться!

– Ты не веришь?

– Нет!

Он молчит, смотрит долго и пристально, решая какой-то важный вопрос внутри себя, потом вдруг усмехается.

– Хорошо. Тогда приходи завтра ко мне в пекарню. В шесть утра, – говорит он, снова взяв в руки чашку. – Увидишь всё сама. Справишься?

– В шесть утра? – охнула я с возмущением. – Ты меня специально мучить решил?

– Кто-то говорил, что хочет знать правду, – мягко усмехается он. – Правда у пекарей рано начинается. Но… так и знал, что не сможешь!

– В шесть утра так в шесть утра! Договорились! – дерзко заявляю я.

– Окей, – кивает он, явно довольный собой. – Проверим, насколько ты смелая.

Я усмехаюсь в ответ и вдруг замечаю, как внимательно он смотрит на меня поверх кружки, не отрывая своих невероятных глаз, наполненных теплом и каким-то тайным обещанием. От этого взгляда в груди снова всё сжимается, и дышать становится сложнее.

– Слушай, Глеб, ты всегда вот так смотришь? – не выдерживаю я, сама удивляясь своей наглости.

– А как я смотрю? – чуть приподнимает бровь он.

– Ну… Не знаю… – бормочу я, чувствуя себя совсем уж глупо. – Так, что хочется либо всё рассказать, либо… сбежать.

– А ты не сбегай, – тихо произносит он, и голос становится низким и таким… сексуальным. – Мне нравится, когда ты рядом.

Сердце в груди вздрагивает так сильно, что кажется, он услышит. И вот я снова краснею, как школьница.

– Ну вот, опять ты меня смущаешь! – смеюсь я, стараясь скрыть растерянность.

– Я не нарочно, – улыбается он и чуть медлит, прежде чем добавить совсем тихо: – Но мне правда приятно.

И вдруг мне совершенно отчётливо становится ясно, что это чувство взаимно. И от этой мысли становится одновременно и радостно, и страшно. Потому что меньше всего сейчас я готова влюбиться. Особенно в загадочного деревенского пекаря с глазами цвета янтаря.