Развод в 45. Я не вернусь

Глава 13

Смотрела на Алину, но не узнавала ее.

И вроде внешне всё было как всегда: красивая девочка у нас с Лёшей получилась. Четкие скулы, носик аккуратный, губы пухлые и глаза — большие ясные.

Сейчас они ранили.

Такие холодные, такие чужие. Ледяные.

Она смотрела с осуждением, с упреком, винила меня в чем-то. И от этого во мне поднималась волна боли.

— Алина, — произнесла я слабым голосом, — давай поговорим. Я ничего не понимаю. Объясни мне, пожалуйста. Я не понимаю, почему ты так злишься на меня? В чем ты меня обвиняешь?

Она сощурилась и вдруг фыркнула, будто я сама должна была догадаться, в чем моя вина, и сейчас спрашивала о том, что и так понятно.

Она ничего не ответила, поэтому я продолжила.

— Скажи мне… ты знала? — решилась я спросить. — Знала о Вере и отце?

Она перевела на меня взгляд. И просто кивнула. Без капли стыда во взгляде.

— И ты считаешь, что всё это… нормально? — спросила я, глядя на нее и уже не пряча дрожь в голосе. — Нормально жить с мыслью, что ты знаешь об измене отца? Что ты… покрываешь это?

Она снова отвела взгляд, а потом пожала плечами.

— Ну а что такого, мама? Они полюбили друг друга, но она замужем. Ничего не будет. Но папа… Он же мужчина, а ты… Ты уже в возрасте. Это нормально, когда мужчина иногда себе позволяет что-то… Всё бы закончилось само собой, а ты пришла и всё слила Фарафонову! Он теперь отзовет гранты! Ты всё испортила!

Мир качнулся. Лицо дочери поплыло перед глазами, и я, чтобы не упасть, схватилась за край кулера, пытаясь удержаться. А дочь так и стояла на месте. Безжалостно наблюдая за моментом моей слабости.

В груди что-то оборвалось. Я ждала чего угодно — колебаний, обиды, упрека. Но не такого равнодушного признания.

— Я ничего не портила, Алина. Они украли мою работу. Как ты не понимаешь? Мой труд и труд твоего дела. Мы много лет проводили исследования…

— Ой, мам, ну не надо, какая разница, чье имя стояло бы на работе? Главное, чтобы факультет получил бы гранты! Папа сделал всё быстрее, ты бы годами проверяла результаты, а он всё пустил в работу. У него всё получается лучше!

— Ясно, значит, ты не рассказала мне про измену отца и посчитала, что он имеет право забрать мою работу… И не поехала со мной на кладбище? — спросила я уже почти шепотом. — Потому что знала, что будет презентация? Потому что выбрала отца? Решила поддержать его?

— Выбрала? Я не выбирала, — ответила она, пожав плечами. — Я просто поддержала того, кто остался со мной. Кто не бросил меня.

По спине прошел озноб, я сжала губы и нахмурилась.

— Ты хочешь сказать… Ты считаешь, что я вас бросила? — еле выговорила я.

Алина вздохнула, взгляд ее потемнел, но она его не отводила.

Как будто давно хотела мне всё высказать, копила, держалась — и дождалась часа икс и выплеснула на меня все свои обиды.

— Мам… А ты как думаешь? Ты не была с нами. Мы приходили домой, а тебя всё время не было. То есть ты была! — поспешила она пояснить. — Даже если ты была — тебя на самом деле не было. Ты уходила в свою боль. В свою скорбь. А папа… папа остался. Он заботился, помогал…

— Папа заботился? — вспыхнула я от несправедливых упреков. — Папа? Который пропадал в университете сутками? Ездил в командировки? За которого я работала? Который бросил на меня дом, детей, похороны? И я еще оказалась крайней, да, дочь? Ты серьезно сейчас?

Она смутилась, взгляд отвела — неужели почувствовала вину?

— Я не уходила, Алина. Я жила с вами в одном доме. Я мыла полы, варила еду, стирала ваши вещи, гладила рубашки. Даже когда работала полночи — я вставала утром и делала всё, как положено. Я была с вами. Моя мама умирала, понимаешь? Она умирала у меня на глазах. Но даже тогда я не позволяла себе развалиться. Я не уходила в скорбь — я проживала ее внутри, но при этом заботилась о вас. Отец? Да он чаще всего был на работе. Университет, совещания, поездки, обсуждения, проекты. Он уходил, Алина. А не я.

Ее острый подбородок дрогнул. Но она ничего не сказала. Лишь слегка нахмурилась, и в глазах сверкнуло упрямство.

Тогда я продолжила.

— Ты уже не маленькая. Мне не надо было уже танцевать перед вами с бубном, как перед грудничками. Мне нужно было ваше участие. Твоя помощь. Поддержка. Я ведь ждала этого, как от взрослой девочки. Ты могла быть рядом. Обнять. Просто спросить, как я. Но ты… Ты предпочла замолчать. Отстраниться. Почему, Алина? Что я сделала не так?

Мой голос дрожал, а Алина оставалась спокойной, только ноздри раздувались, и она стояла напротив вся напряженная. Я ждала. С замиранием сердца. Мне казалось, что сейчас, вот прямо сейчас она скажет что-то важное. Объяснит. Но Алина лишь сжала губы. Ее взгляд стал еще более острым, почти колючим. И в нем была не только боль. А какая-то глубоко похороненная обида. Я вдруг поняла — причина ее злости на меня глубже. Не в том, что я скорбела.

Не в том, что я не обнимала достаточно часто. А в чем-то другом. В чем-то, о чем она пока не может сказать вслух. До чего мне предстояло докопаться.

— Ты сама отдалилась, — подвела я итог. — Но ты взрослая, я считала, что это нормально. Не трогала тебя, не лезла больше нужного. А оказывается, ты решила принять сторону отца? Почему? Или тебе удобно прикрывать свою подлость тем, что якобы я вас бросила?

— Прикрывать? Да ты… Ты… Просто с отцом мне было легче, ясно? Он не такой строгий, как ты, он проще! Он не требовал с меня быть идеальной!

— Идеальной? Я требовала у тебя быть идеальной?! — удивилась я.

Сначала муж говорит, что якобы устал жить в тени нашей династии, теперь вот дочь. Неужели я… правда так подавляла? Мама — да. Она была жесткой. Она на меня давила. Я помню это. Помню, как плакала в ванной, не понимая, как заслужить ее любовь.

Тогда я поклялась себе, что мои дети никогда не почувствуют ничего подобного. Я ведь так старалась быть другой. Мягкой. Поддерживающей. Доброжелательной. Неужели не получилось?

— Да! А что, нет? Ты хотела, чтобы я идеально училась!

— Ты меня в этом упрекаешь? Правда, Алина? Мне нужно было твое образование? Мне? А тебе самой разве оно не надо? Разве ты не попала благодаря этому на стажировку в престижную компанию? Ты же сама хотела попасть хотела выучиться, стать юристом. Это твоя мечта, разве нет?!

Дочь сама выбрала специальность. Никто на нее не давил.

Мы всегда поддерживали ее, помогали, направляли.

У меня даже голова закружилась от ее несправедливых нападок.

И только одна мысль долбила мозг, как по замкнутому кругу.

Когда? Когда я упустила свою девочку?

Алина снова фыркнула. Так противно, надменно. Раньше за ней не водилось такой манеры. Откуда она ее взяла? На мгновение я будто снова оказалась в аудитории с избалованными студентами-мажорами, которые кичились своими родителями.

Но ведь моя Алина была не такой. Что с ней произошло?

— Да? Благодаря нашей фамилии меня туда и взяли, мама!

Я резко отвела взгляд, чтобы не сказать чего-то обидного. Вдохнула. Медленно выдохнула. Потом повернулась к ней снова.

— Алина, что за желание вдруг бороться за свое “я” и отделяться от семьи? Ну да, наша фамилия может открыть некоторые двери. Но ты сама по себе умная, хорошая девочка, — попробовала я общаться с ней мягче, — ты сама всего добилась, я только подталкивала… Умная, самостоятельная, ты сама всего достигла, ты…

— Если я такая самостоятельная, что ж ты меня не пустила в квартиру бабушки?

— Квартира бабушки? Она тут при чем? — открыла я рот, удивляясь резкой смене темы.

Правда, кажется, это всё была одна тема. Одна большая, обширная тема — острое недовольство дочери мной. Накопившееся за годы.

— Да, мама! Дед уехал, квартиру оставил, сдавать ты ее не стала! Но и меня не пустила! Что я там, оргии бы стала устраивать?!

— Алина! Сбавь тон! — попросила я ее, оглядываясь. — Мы в больнице.

— Отлично! В больнице! Снова вместе! — бросила она со злой усмешкой. — Вот только вместе мы оказываемся только в таких местах — на поминках или на праздниках.

Горло перехватило. Сердце ухнуло вниз. Слова дочери хлестали хуже пощечин. Зачем она так?

— Алина, — выдохнула я, — ты не говорила… ты не говорила, что тебе так тяжело.

— А кто сказал, что мне было тяжело? Что ты вообще знала, мама? — злобно спросила она, подходя ближе. — Ты думала, что я в восторге от житья с тобой? Когда ты на кухне плачешь ночью, думаешь, я не слышала? Ты думала, мне было легко?

— Я не буду извиняться за то, что плакала по матери, — холодно отвесила я, приходя в негодование от ее тона. — Как ты смеешь?

— Смею, мама, смею. Я взрослая. И я хотела жить отдельно. Не по твоей указке. А как хочу!

— Я… я думала, ты хочешь жить с нами. Не знала, что тебе с нами так плохо. Мы же семья…

— Семья? — фыркнула она. — Егора ты всегда любила больше! Он же мальчик, ему всё прощалось. А мне — нет. Так вот! Я устала быть правильной, мама!

Я ошарашенно моргнула. Это что сейчас было?

— Если бы не ты, мама, и не твое фееричное выступление в ресторане, папа купил бы мне квартиру из денег грантов! — заявила Алина и вдруг…

Вдруг опустила глаза и медленно положила руку себе на живот.

Я похолодела.

— Что с тобой? — спросила я.

Она не ответила сразу. Лишь чуть прижала пальцы к ткани блузки, потом вскинула на меня глаза.

— Я болела. Несколько недель назад.

Я открыла рот, но она опередила меня:

— Ты даже не заметила. Зато Вера была рядом. Она позаботилась обо мне.

— Вера?.. — едва прошептала я, чувствуя, как меня будто окунают в прорубь.

С каким удовольствием она бросала мне в лицо связь с любовницей отца.

— Да! — выкрикнула она. — Живи с этим, мама! Вера была рядом со мной, а тебе… Тебе я даже не стала говорить.

— Говорить о чем? — просипела я, глядя на ее живот, теряясь в догадках и приходя в ужас от собственных предположений. — Ты…

— Да, мама. Я сделала аборт, а Вера была рядом. Твоя идеальная дочь избавилась от ребенка.