Развод в 45. Я не вернусь

Глава 24

Алексей

— Вашей матери может потребоваться серьезное лечение. Это даже хорошо, что вы попали к нам. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло! — хохотнул врач, чем вызвал у Алексея жуткую зубную боль.

Он сцепил зубы до скрежета, да так посмотрел на этого докторишку, который вздумал шутить, что тот вжал лысоватую голову в плечи. Кашлянул в кулак, поправил очки.

— Я имею в виду, что, если бы вы не приехали сюда с приступом, мы бы вашей матери не сделали анализы…

— Ближе к делу.

— Ближе к делу… Прогноз... Ну, скажем так, настораживающий. Скажите, у вас в роду были онкобольные?

— В смысле? В каком роду?

Мозг от усталости и нервов безбожно тупил, и Алексей никак не мог взять в толк, чего от него хотят. Всеми мыслями он был в кабинете ректора. Разруливал проблемы.

А не тут, где незнакомый докторишка чего-то от него хотел. Может, денег?

— У вашей матери в роду были онкобольные? Кто-то проходил лечение или, может быть, умер от агрессивных форм рака? Понимаете, генетика штука сильная…

Генетика!

Алексей откинулся на стуле, смирившись с тем, что доктор его просто так не отпустит. Прочитает лекцию по поводу рака, который передается по роду. Да вот только Алексей думал не о генетике.

Он думал о карме!

Вот она сука, а?

Выходит, судьба, Всевышний, или кто там присматривает за грешками смертных, решил его протащить через испытания? Да еще такие подобрал, чтобы он прочувствовал именно то, что ощущала жена.

Тютелька в тютельку!

Лида проходила этот же самый сценарий. Кошмарный сценарий человека, которому сообщают о смертельной болезни близкого человека. Алексей сидел и вспоминал, как они узнали о диагнозе тещи. Как сначала пришла стадия отрицания. Потом они проходили все стадии по списку.

Гнев, торг и так далее.

Дальше началась борьба. Поиски методов лечения. Бесконечные больницы, разговоры, страх, надежда, усталость, снова страх.

Смерть для матери Лиды стала облегчением, ведь она мучилась.

Алексей тогда втайне радовался, чтобы больше не будет этих бдений у постели умирающей, этих разговоров, больше не будут всплывать медицинские термины и экспериментальные способы лечения.

Но, как оказалось, радовался он рано.

Почему так всегда бывает? Вот ты на коне. Веришь в себя, в свой успех, тебе кажется, что ты всего достиг, и осталось чуть-чуть, чтобы зажить по-настоящему полной жизнью, сбросив весь балласт.

И вот история повторяется снова, только с его матерью.

Будто бы ему до кучи других проблем не хватало!

Алексей слушал доктора как через толстый слой ваты. Слова не воспринимались мозгом. Они просто пролетали мимо — анализы, госпитализация, срочность, лекарства, операция.

Операция.

Он выдохнул, шумно, с надрывом. Почесал нервно колено. Вот так, значит. Сюрприз от судьбы. Смертельно больная мать — это, конечно, боль, трагедия, всё это не вовремя, но если совсем по-честному…

Если поразмыслить, то эту карту можно разыграть по-разному.

Ведь, помимо прочего, это еще и шанс получить поблажку и порцию жалости от ректора и меценатов.

Он расправил плечи, сел прямо. Постучал пальцами по краю врачебного стола. Ровно, размеренно. Не обращая внимания на врача, который сидел напротив. Алексею надо было понять, контролирует ли он хоть что-то в этом бардаке.

Лида, дети, ректор, Фарафонов, Вера… Черт, Вера.

Веру точно пора убирать из уравнения.

Алексей коротко поблагодарил доктора и пообещал, что сделает всё от него возможное, чтобы помочь матери, и вышел за дверь.

Уже из коридора, не раздумывая ни секунды, набрал сообщение Вере:

“Не смогу приехать. Мать серьезно больна. Разберусь и свяжусь с тобой”.

Всё коротко и по-деловому. Вот так. Сразу стало легче дышать. В первую очередь потому, что он начал снова обретать контроль над своей жизнью. Вычеркнул, убрал лишнее.

Потому что на две семьи у него не было ни сил, ни желания, ни денег.

Ни нервов.

Всё, лавочка прикрыта.

Сейчас нужно спасать карьеру. В первую очередь.

Пока он общался с врачом, жизнь в больнице шла своим чередом. Уборщица мыла пол, воняло хлоркой, из буфета несся запах каких-то дешевых сосисок. Но даже сквозь этот больничный запах проступил еще один. Его собственный запах пота.

Едкий, резкий, невыносимый просто. Смешанный с остатками дезодоранта, которым он машинально побрызгался утром, даже не посмотрев, кончился он или нет.

И когда он успел так вспотеть?

А когда вообще переодевался?

Он замер на месте.

Ну и вид. Позорище. И это уважаемый представитель научной среды?

Именно в таком виде он сейчас поедет в университет? Помятый, вонючий, усталый, с мешками под глазами, с дрожащими пальцами, будто не и.о., а алкоголик со стажем.

И тут же мелькнула мысль.

Лида бы не допустила. Она бы не дала ему ходить вот так.

Она бы еще с вечера достала костюм. Выгладила. Рубашку бы приготовила. Галстук. Напомнила бы, что надо с собой взять ингалятор. Собрала бы его документы, над которыми работала вечером, а порой и ночью.

В дорогу с собой всегда давала воду, влажные салфетки.

Продумывала всё до мелочей. Она за всем следила.

И он не обращал на это внимания, считал чем-то само собой разумеющимся.

А теперь…

Зазвонил телефон. Номер незнакомый, но вроде городской, мог звонить ректор, и он ответил машинально:

— Да! Слушаю!

— Здравствуйте, это вам директор лагеря звонит. Ваш сын, Егор… он ушел с территории. Самовольно.

— Что? — Алексей не понял сразу. — Как ушел? Куда ушел?

— Мы не знаем. Телефон выключен. Вещей в комнате нет. Мальчики сказали, что он правда ушел из лагеря. Совсем. Сбежал то есть. Мы пытались дозвониться до вашей супруги, но она недоступна.

— Стоп! — бросил он резко, громче, чем хотелось бы, и сразу пожалел, когда пациенты стали на него оглядываться. Тогда Алексей быстро пошел на выход из отделения, отбивая фразы в трубку: — Это точно? Вы хорошо искали? Вы уверены, что его нет на территории?

На том конце что-то нудно объясняли дежурными фразами, рассказывали что-то о правилах, о предпринятых мерах, но Алексей не слышал ничего. Перед глазами распространялась тьма. Сын пропал, Лида не берет трубку. Вера в больнице. На сохранении. Возможно, носит его ребенка.

Мать с подозрением на онкологию.

Работа как карточный домик, который рухнул без поддержки заботливых рук Лиды.

Он остановился и уперся плечом в холодную стену, как будто она могла его удержать.

А кто еще мог? Отец в возрасте, у него своих проблем со здоровьем хватает. Алина вообще непонятно что творит, ректор злой как собака, готов его в порошок стереть. А у него с собой даже платка носового нет. И салфеток, и запах пота въедается в ноздри. Всё, хватит, надо что-то делать, хватит распускать нюни, он же не баба.

Разговор с директором лагеря он закончил и стал быстро спускаться по лестнице. Решился всё же позвонить дочери. Она ответила не сразу.

— Слушай, Алина, у меня тут еще проблемы нарисовались. Егор, кажется, из лагеря сбежал, а мать трубку не берет. Ты не могла бы привезти Вере хоть какие-нибудь вещи? У нее даже тапок нет и полотенца.

— Я же сказала, что не буду заниматься проблемами твоей любовницы, только с бабушкой буду помогать! — нервно ответила дочь.

Но фоне слышались звуки кафе, где она вроде как сидела с друзьями.

Алексей едко улыбнулся и зашел с другой стороны.

— Какая ты стала, дочь! Забыла, как хотела квартиру? Забыла, как помогала мне? Ты была со мной заодно, а теперь решила кинуть в трудную минуту? Мы с тобой только вдвоем остались. Мне помочь некому. Не делай так, дочь! Папе нужно проблемы решать. Разговаривать с важными людьми. Возвращать всё назад. Ты же понимаешь, что я не могу сейчас контактировать с Верой. Ее муж может узнать.

— Всё, всё, хватит, папа! — оборвала она его. — Я поняла, поняла! Привезу ей вещи. Но только это последнее, что я сделаю, — сказала она с такой ненавистью, что Алексей с удивлением посмотрел на телефон, отодвинув его от уха.

В голове всплыли слова жены о том, что его дочь сделала аборт с подачи Веры.

И если бы он был сентиментальным. Менее эгоистичным. И вообще имел больше времени, чтобы подумать, он бы понял, что отправлять дочь к беременной любовнице не лучшая затея.

Но у него не было времени на лишние сантименты и чувства.

Поэтому Алексей просто выдохнул, довольный тем, что еще одна проблема решена.

На следующий день он всё-таки поехал в университет.

Всё-таки жена хорошо о нем заботилась. Было много чистых, выглаженных, идеальных костюмов, рубашек. Всё висело на вешалках. Бери и пользуйся.

Только самой ее не было. Но ничего, это он исправит.

Ректор ждал его, и, судя по выражению лица, не с распростертыми объятиями.

— Ну что, Алексей Дмитриевич, — начал он с места в карьер, — где вы пропадали? Как Лидия Анатольевна? С ней всё в порядке? Почему всё зависло в подвешенном состоянии?

У Алексея вытянулось лицо. Он принял страдальческий вид и заунывно сказал:

— Понимаете, обстоятельства изменились. Мать в больнице, онкология. Говорят, агрессивная форма. Я…

Ректор так и застыл. Его ярость как ветром сдуло.

— Понимаю… сочувствую… Это… Да… — пробормотал он, потом резко пришел в себя: — Но что же нам делать? Я всё понимаю и очень сочувствую вашей матери, но дела не ждут, думаю, это лишний раз объяснять не надо. С рутиной мы еще кое-как разберемся, но вот дело с грантами нужно решать.

— Пока нет… я попробую… постараюсь… — замямлил Алексей.

Он ожидал большего участия. Думал, что ректор войдет в его положение и даст больше времени для маневра, но тот наседал, проходясь по Алексею, как каток по горячему асфальту.

— Ладно, — ректор надулся от своей важности. — Знаете, если честно, я не мог ждать и времени зря не терял. И уже попытался кое-что решить.

— Да? — Алексей с интересом посмотрел на собеседника.

— Да… Я, наверное, был не прав, когда сказал, что Лидии Анатольевне нужно убрать свое авторство. Недооценил риски. Наверное, нам всё-таки нужно переиграть, — сказал он мрачным тоном, и было видно, как ему претит брать свои слова назад. — Так вот. Сам Фарафонов со мной говорить отказался, но ответил его помощник и передал — Фарафонов не вложится, пока не будет точно знать, кто официальный автор работы.