Развод в 45. Я не вернусь

Глава 18

И всё-таки я решила поехать в университет. Ради правды и справедливости. Но едва мы вошли в кабинет ректора, как я поняла, что ситуация разворачивается не в мою пользу.

Мужчины поприветствовали друг друга как хорошие приятели. Алексей опередил меня и первым уселся напротив ректора, с непринужденной уверенностью человека, который ничего не боится. Он был здесь не гостем, а будто бы даже хозяином этого кабинета.

Выходит, Алексей времени не терял и стал своим за время моего отсутствия.

Я же немного замялась в дверях и, что убавило мне очков.

В кресле у окна сидел Михаил Петрович Дятлов, спокойный, суховатый человек, всегда сдержанный, придерживающийся правил.

Он был на короткой ноге с моим отцом, всегда уважал мою мать, так что я надеялась, что он немедленно встанет на мою сторону. Но при виде того, как мужчины начали общение, моя уверенность начала ослабевать.

— Ну что же, начнем, не будем терять времени, — начал ректор, сцепив перед собой пальцы. — Ситуация, сами понимаете, непростая.

Дятлов говорил вежливо, но по тому, как он избегал прямого взгляда, я понимала — дело плохо.

— Мне звонил Вадим Фарафонов, он сказал, что отказывается от финансирования проекта, — продолжил ректор. — Причину, думаю, объяснять не нужно.

— Михаил Петрович, — тут же встрял Алексей. — Это досадное недоразумение. Всё можно уладить, уверяю вас. Я уже... Я поговорю с Вадимом, мы встретимся с ним… Я ему всё объясню…

— Постойте, Алексей, — мягко, но с непреклонной твердостью остановил его ректор. — Я бы хотел услышать Лидию Анатольевну. Только прошу вас, — обратился он ко мне, — давайте всё обсудим спокойно, без лишних эмоций.

— Иначе я и не хотела, — сказала я. Его слова неприятно укололи.

Они ждали от меня женской истерики?

Я выпрямилась на стуле и, сохраняя самообладание, сложила руки на коленях, хотела, чтобы голос звучал уверенно, но сдержанно, как на лекции. Хотела, чтобы ректор понял, я не буду устраивать сцену, я пришла за правдой и справедливостью. И только.

— Суть, Михаил Петрович, до безобразия проста. Методика, которую сейчас преподносят как единоличный триумф Алексея, плод нашего с отцом многолетнего труда. Мы вынашивали ее годами, занимались разработкой. Алексей же подключился к работе совсем недавно, на этапе, когда уже всё было готово. Он просто оформил работу, придал ей законченный вид и презентовал. Но он по факту он ее украл.

Ректор внимательно слушал, не перебивал, зато не выдержал мой муж.

— Я ничего не крал, — резко бросил он, и голос его дрогнул, выдав смятение. — Да, я оформил, доработал, привел в систему, презентовал, а ты…

В общем, он не сказал ничего нового…

— А я осталась за кадром, — закончила я за него. — И не потому, что была против, а потому, что никто не спросил, хочу ли я, чтобы наша работа помогла кому-то потешить свои амбиции. Но давайте по фактам. Вы, Михаил Петрович, знали, что мы с отцом занималась этой темой?

Он ничего не сказал, посмотрел на меня внимательно с долей сочувствия. Но в его глазах притаилась досада.

И вот тут я начала нервничать.

— Да, я знал, что вы с отцом публиковали некоторые статьи, — сказал он осторожно, — но подробностей не знал, нет. А Алексею я доверяю. Понимаете, он представил документы по всем правилам. Оформил как надо. У меня не было никаких сомнений в том, что он автор работы и методики в целом. Он легко оперировал фактами, деталями…

— Да, я прекрасно видела презентацию — только в качестве зрителя, — сухо констатировала я, чувствуя, как щеку печет от яростного взгляда мужа.

— Послушайте, — заговорил ректор, — я вас обоих уважаю, но сейчас, в момент, когда университет на грани серьезных репутационных потерь, я прошу вас как-то договориться ради университета, ради нашей кафедры, ради тех, кто работал под вашим началом. Ради вашей матери… Я прошу вас найти компромисс.

— Компромисс? — эхом отозвалась я. — В каком смысле?

Упомянуть мою мать было низостью. Вот она бы точно ничего подобного не потерпела.

— В прямом, — произнес ректор, и взгляд его, наконец, встретился с моим. Он был твердым как камень. — Я прошу вас, Лидия Анатольевна, отказаться от публичных претензий, не поднимать бурю, позвольте Алексею вести проект до конца. Фарафонов уже не участвует, но у нас есть шанс найти других инвесторов, и возможно, в итоге нам удастся вернуть и Фарафонова в строй. Вообще, дело даже не в этом конкретном проекте. Вы же понимаете, мы не можем позволить, чтобы научное сообщество увидело скандал? Вы представляете, какое позорное клеймо падет на наш университет, если вы начнете поднимать волну?

— Скандал? — переспросила я. — То есть я должна молчать? А если… А если я скажу, что не откажусь? Если я буду бороться за свое авторство?

Ректор тяжело вздохнул, и этот вздох сказал больше, чем любые слова.

— Ну что ж, Лидия Анатольевна, тогда вы получите имя на бумаге. Возможно, вам удастся доказать авторство. Но могу я быть с вами честным?

Это был риторический вопрос — и я кивнула, чтобы он продолжал…

— Буду с вами честным — мы не сможем вас больше поддерживать. Вы вернете имя, но потеряете всё остальное — поддержку научного сообщества, место на кафедре. Всё потеряете, потому что, хотим мы этого или нет, мир устроен жестоко, репутация университета на первом месте, а всё остальное — после. Простите, но так будет лучше для всех.

— Да, — прошептала я, чувствуя, что надежда угасает внутри. — Конечно, всё во имя университета, как же иначе?

Спорить с ректором дальше?

Смысла в этом я не видела. Поэтому медленно поднялась, поблагодарив за этот пустой разговор. Ректор даже не шелохнулся, когда я шла к двери. Алексей — и подавно.

Они остались в креслах друг напротив друга. Двое мужчин, двое союзников, двое людей, которым неинтересно, как женщина теперь будет жить, с чем останется, что она потеряет.

Главное, чтобы всё выглядело прилично.

И уже у самой двери меня словно током ударило.

В голове всплыл голос матери. Столько лет назад она смотрела на Алексея с гордостью, как на самородок. Говорила, что он перспективный, честный человек, который сможет повести за собой.

Гордость факультета, будущее университета.

А я тогда верила ей. А сейчас передо мной сидел тот же мужчина — только он уже не честный, но перспективный. Что ж, этого не отнять. Он умелый приспособленец, который оказался в нужное место в нужное время.

И цинично воспользовался всеми возможными шансами.

А я? А я просто стала проблемой.

Я закрыла за собой дверь и поняла, что здесь мне больше не место.

Всё. Это моя точка невозврата.

Стояла в коридоре и слушала, как за дверью продолжается разговор.

Не знала, что делать, куда идти. А они наверняка имели точный план. И не сомневались, что я сделаю так, как надо им.

Я остановилась у окна в небольшой, скрытой от чужих глаз, нише, чтобы отдышаться. Тишина была давящая, когда-то родные стены давили. Всё было на своем месте. Только теперь это было не мое место. Хотелось сбежать. Я чувствовала себя здесь лишней, чужой.

Но куда бежать? Я не имела понятия.

Внутри зияла дыра, мыслей не было, только мерзкий ком забивал горло.

Шаги за спиной заставили меня вздрогнуть. Я не оборачивалась. Зачем? И без того знала, кто это. Алексей подошел, остановился за моей спиной, и я почувствовала, как его рука коснулась моего плеча.

— Давай всё обсудим, — проговорил сухо, глаза блестели злорадством.

Ведь он победил. Именно так всё и выглядело. Он одержал верх.

— Что ты хочешь обсудить? Мне всё понятно. Всё уже решено за моей спиной. Вы с ректором уже объединились против меня, и мне ничего не остается, как отступить.

Он помрачнел, но ступил ко мне ближе.

— Так что ты решила, Лида? Что ты будешь делать? Давай мы… Давай ты позвонишь Вадиму Фарафонову и всё ему объяснишь? Выбор у тебя невелик: или ты помогаешь нам, или остаешься одна.

— Одна? Ты об университете… или о разводе? Говори точнее, — потребовала я и вскинула подбородок.

— А есть разница? — обдал он меня холодным взглядом. — Ты либо с нами. Защищаешь репутацию семьи и университета. Либо остаешься одна. Я не остановлюсь, учти. Я у тебя всё отниму. Тебе не победить. Подумай, что ты теряешь!

— Это выбор без выбора, — качнула я головой. — Как ты можешь? Угрожаешь мне? Ставишь перед таким выбором? Как тебе не стыдно?

— Хватит, Лида! Прислушайся к словам ректора. Мир жесток! И побеждает тот, кто успеет ухватить свой шанс и бороться за него. Я не отказываюсь от семьи, если ты сделаешь верный выбор. Всё будет как прежде. Подумай, Лида. Ты хочешь остаться одна? Или сохранить то, что у тебя еще осталось? Пойми, твою борьбу никто не поддержит.

Он смотрел и будто бы реально ждал, что я отвечу. Забуду всё, что он сделал, что перестану бороться. Ради семьи и репутации.

Забуду измену. Воровство. Унижение.

Видимо, ему не понравилось, как я вылезла из того склепа, где им с Алиной так удобно было меня видеть и обвинять в невнимании.

Я смотрела на него и понимала — он уже никогда не изменится. Никогда не признает, что был не прав. Он и не ждал прощения. Оно ему было не нужно. Он просто хотел, чтобы я подчинилась.

Но я…

— Лёша! — послышался резкий крик за нами спинами.

Мы не успела обернуться, как поняли, что это Вера буквально влетела в коридор.

Она кинулась к нам. Лицо ее было белее мела, волосы растрепаны, а под глазами расползлись темные кляксы потекшей туши. И она была всё еще во вчерашней одежде, только изрядно помятой.

Она заметила меня, скользнула взглядом, но всё равно бросилась к моему мужу на шею, рыдая навзрыд. Прямо при мне. На моих глазах.

— Я не знаю, что делать… Он… Он меня выгнал! Вадим выгнал меня из дома! Он сказал, что подаст на развод… и… хочет забрать у меня ребенка! Ты понимаешь?! Он хочет забрать у меня сына!

Я застыла, как примороженная к полу. Внутри всё сковало ледяным обручем. Под ребрами, за грудиной, пульсировал мерзкий ком боли. Но я стояла и смотрела. Не моргая. Как любовница, чужая жена повисла на шее моего мужа, вцепившись пальцами в его пиджак.

Слова срывались с ее губ так быстро, что сливались в хриплое бормотание.

— У меня нет больше дома… Ничего нет! Он сказал, что я ему отвратительна… Он узнал про нашего ребенка… Лёша, я умоляю тебя! Пожалуйста… Мне некуда идти. Мне нужно где-то жить! Мне нужен адвокат… Я… я хочу, чтобы Алина помогла. Она же может, да? Она может помочь мне отсудить сына? Скажи ей… Уговори ее…

Ребенка? О каком ребенке она говорит? Вера беременна?

Мой муж готов был ради репутации сохранить семью. По крайней мере, именно это он мне и сказал. А Вера разговаривала с ним так, будто меня не существовало. Не стесняясь законной жены. Прямо в университете, где гулкое эхо далеко разносило ее хриплые крики.

— Вера, — осадил ее Алексей, отодвинул от себя, — успокойся, перестань… Что ты творишь? Приди в себя!

— Ты не слышал? — выдохнула она. — Ты должен мне помочь! Я не буду одна разгребать это дерьмо! — заявила она визгливо. — Ты тоже участвовал!

Тут мое терпение лопнуло.

— Я вам не мешаю? — поинтересовалась я в спину Веры, которая застыла в объятиях мужа, а потом отпустила его и медленно повернулась ко мне.

Ее глаза горели безумным гневом. Мощным коктейлем из отчаяния, панического ужаса и ненависти. Эта женщина явно не владела собой.

— Это всё ты, — прохрипела она, вытирая мокрое лицо ладонями, — ты виновата во всем! Он узнал из-за тебя! Это ты всё рассказала ему! Ты всё испортила!

— Вера… — попыталась я утихомирить ее, но она уже ничего не слышала.

— Это ты меня сдала! Ты рассказала! — ее голос сорвался на крик. — Из-за тебя я теперь всё потеряю! Всё! Ты хоть понимаешь, что ты наделала? Ради чего?! Чтобы самоутвердиться?

Я отступила на шаг, пытаясь собраться с мыслями, подобрать слова. Но она не дала мне такой возможности. Лёша безуспешно пытался удержать свою бесноватую любовницу. Он увещевал ее, но она рвалась из его рук ко мне.

На шум из кабинета вышел ректор, недоуменно смотря на разворачивающуюся перед ним сцену. Студенты подходили ближе, заинтересованные скандалом, который набирал обороты.

— Зачем ты сюда пришла? Хочешь забрать всё, чего мы достигли? Зачем? Всё же было так хорошо! Зачем тебе это надо было? Зачем ты всё разрушила? У меня было всё, а ты! Что мне делать?! Где ребенка рожать? Да чтоб ты сдохла! — взвизгнула она и бросилась на меня, как разъяренная кошка.

Ее рука молниеносно взметнулась вверх, и я не успела уклониться. Удар скользнул по лицу, и ладонь с глухим стуком врезалась в щеку. Унизительный звук пощечины эхом прокатился по коридору. Раздался чей-то испуганный возглас.

Я резко обернулась и увидела троих студентов. Они застыли как парализованные и смотрели на нас во все глаза. У одного в руках был телефон — и он направил камеру прямо на нас. Он снимал всё.

И в этот момент до меня дошло — это конец.

Моей репутации конец. Семье конец. Всему конец.