Развод в 45. Я не вернусь

Глава 30

Лидия

После бессонной ночи наступило спокойное, умиротворяющее утро. Которое бывает только в деревне. Егор еще спал, когда мы с отцом принялись завтракать, прикрыв дверь в основную часть дома.

Солнце, несмело прокравшись сквозь тонкие занавески, играло зайчиками на стенах кухни.

Только что сваренные куриные яйца, которые я собрала своими руками в сарае под ворчливое квохтанье наседок, радовали глаз яркими, сочными желтками. Я их ела вареными, а отец нажарил яичницы и поставил толстенную чугунную сковородку прямо на стол, на деревянную подставку. Пожаренные яйца аппетитно пахли и приятно шкворчали.

Я слегка улыбнулась, подумав, что бы сказала наша интеллигентная мама, увидев такое “непотребство”.

Отца, который ест яичницу прямо из сковороды!

Но мамы не было, а завтрак наш казался невероятно уютным.

Спустя какое-то время отец отложил вилку и вытер губы полотенцем. Посмотрел на меня серьезно, и я поняла, что разговора по душам не избежать.

— Значит, так, Лидок, — сказал он, чеканя каждое слово. — Тянуть не вижу смысла. Надо подавать на развод.

Я даже не дрогнула. Ведь и сама уже пришла к такому решению. Это не было неожиданностью. Конечно, надо разводиться. После такого только развод.

— Да. Сегодня же подам заявление.

Отец коротко кивнул, соглашаясь с какими-то своими мыслями. Стало понятно, что он тоже не спал всю ночь и обдумывал план. План вообще всегда спасательный круг, за который можно уцепиться, чтобы не утонуть в хаосе.

— У меня есть на примете один адвокат. В городе. Не из тех, кто специализируется на скандальных разводах и дележе нажитого и берет втридорога. Нормальный мужик, работает быстро и качественно. Я ему сегодня позвоню.

— Хорошо, пап. Спасибо. Спасибо тебе за всё.

— Подожди, рано благодарить. Но действовать надо. Не сидеть на месте. И ректору тоже позвоню! Вот скользкая гнида! Пусть не думает, что тебя некому защитить! Мы будем бороться! Не дадим себя безнаказанно растоптать, — всё больше распалялся отец.

И я прекрасно понимала его чувства. Как не понять?

Мы оба пострадали и должны бороться за правду. И победить.

И словно подслушав наш разговор, позвонил сам ректор! На экране лежащего рядом телефона высветилась до боли знакомая фамилия.

Я резко встала, а отец замер, оборвав свою фразу на полуслове.

— Ректор звонит, — прошептала я зачем-то, будто на том конце связи нас могли услышать.

Это не был испуг, нет. Мне нечего было бояться. Просто я не знала, зачем он звонит. И не понимала, зачем мне с ним разговаривать. Нужно ли? Не стоит ли сперва проконсультироваться с юристом?

— Ответь, Лид, — посоветовал отец, и я сняла трубку, не выходя из кухни.

— Да?

В трубке повисла тишина, слышалось только неловкое покашливание.

— Лидия Анатольевна… здравствуйте… Это… я. Михаил Петрович. Как вы?..

Голос звучал неуверенно, собеседник явно волновался. Не то что тогда, когда облагодетельствовал Алексея в моем присутствии!

— У меня всё хорошо, — проговорила я. — Что вы хотели?

— Лидия Анатольевна. Я бы хотел поговорить с вами. Вы не могли бы подойти в мой кабинет…

— Я не в городе, — сухо перебила я, — я уехала в деревню к отцу.

— Вот как? — удивился Михаил Петрович. — Тогда, с вашего позволения, давайте поговорим по телефону. Вы не против?

Я промолчала, давая таким образом понять, чтобы он продолжал.

— Я понимаю, ситуация… сложная. Хочу принести извинения. От себя. И от всей кафедры. Каюсь, мы тогда не разобрались. Были… определенные обстоятельства.

“Обстоятельства…” Как удобно прятаться за этим словом, маскируя предательство, подлость и лицемерие.

— К чему вы ведете? — произнесла я ледяным тоном.

— Хочу сообщить вам, что Алексей Дмитриевич уволен. Официально. После инцидента со студентами… из-за некомпетентности и несоответствия занимаемой должности. Алексей Дмитриевич не справился и подвел нас. Да и Вадим Фарафонов… отказался финансировать проект, пока он в нем участвует и не определено авторство проекта. Мы всё осознали. Искренне сожалеем. Я сожалею! Прошу, передайте также мои искренние извинения вашему отцу, которого мы все глубоко уважаем и всегда ждем в университете. Как и вас, Лидия Анатольевна!

— Меня? — удивилась я. — Что вы имеете в виду?

— Мы хотели бы предложить вам… вернуться. На прежних условиях. Или… обсудить новые, с перспективой. Вы… очень нужны университету, Лидия Анатольевна. Ваше место ждет вас.

Я молчала. Сердце сжалось. Не буду скрывать, что в душе я ждала этого. Что наступит справедливость и Алексея будет ждать расплата, а меня позовут обратно.

Но вот ректор позвонил, а я поняла, что хотела совсем другого. Не этой запоздалой просьбы из желания спасти подмоченную репутацию. А той, самой первой, нужной защиты моей чести.

— Спасибо, — сказала я ровно. — Я подумаю.

Он явно ожидал чего угодно, только не этой неопределенности. Неужели правда думал, что я, после того что они устроили, побегу вприпрыжку по первому зову?

— Подумаете? Понимаю… Но не тяните. Всё в таком подвешенном состоянии. Я подожду до конца недели и перезвоню вам.

— Я вас поняла. Всего доброго.

Разговор оборвался, и я едва успела перевести дыхание, как сзади вздохнул отец. Я коротко пересказала ему разговор, суть которого он и так понял по моим репликам.

— Не соглашайся, — сказал он тихо, но в каждом слове звенела сталь. — Он тебя унизил. Растоптал. А теперь делает вид, что ничего не было. Еще и пытается заставить тебя исправлять его собственные ошибки! Не бывать этому. Никому не позволяй, Лида, садиться тебе на шею.

Отец был прав, и я кивнула. Я могу вернуться, меня ждут. А могу и просто послать их подальше. Теперь у меня есть выбор, и я сделаю его сама. И никто мне будет не указ.

— Конечно, пап, я и не планировала соглашаться.

— Вот и славно, — улыбнулся он, — пойду разбужу нашего соню.

— Разбудишь?

— Да, а чего дрыхнуть? Дел много у нас.

— Это каких?

— Пойдем, Лид, школу смотреть, — постановил отец.

Я чуть нахмурилась, не сразу поняв, к чему эта спешка.

— Сейчас? — переспросила.

— А почему и не сейчас? — пожал он плечами. — Ты же сама сказала, что надо что-то делать. А перемена деятельности, между прочим, лучше всего помогает. Проверено. Когда не знаешь, за что хвататься — начни хоть с чего-нибудь. Оно само выведет.

Отец скрылся в недрах дома. А я стала убирать посуду, вспоминая, как вечером укладывала сына спать. Мы снова обсудили с ним в подробностях случившееся с отцом, и я тихо поведала ему о поведении бабушки и Алины. Сказала, что они меня очень обидели и не поддержали. Он слушал молча, внимательно, не перебивая, мой мальчик всё понял. Затем кивнул и еще раз сказал, что он останется со мной, и этого мне было достаточно.

Идти в школу прямо сейчас, да еще и с Егором, казалось безумной затеей, но я поняла, что отец прав. Надо что-то делать. Важное, полезное.

И это не развод, это не восстановление авторства работы. Эти процессы могут затянуться на долгие месяцы. Нужно было делать что-то своими руками и помогать людям.

После того как Егор позавтракал, мы вышли из дома. Сын бодро шагал рядом со мной с рюкзаком за плечами, куда они с дедом уложили какие-то инструменты. Утро дышало свежестью, и хотелось улыбаться.

— Я ведь поначалу думал, отдохну здесь немного, дом родителей в порядок приведу, — произнес отец, как будто мы с ним продолжали давно начатый разговор. — А потом вернусь. Побыл тут немного и понял — не выйдет. Ни отдохнуть, ни вернуться. Университет… он ведь как второй дом был. И там была моя дорогая Анна Валерьевна. Да она везде была, Лид, ты же знаешь. Всё у нас пополам было. Из университета ушел, а дома еще хуже было, невыносимо. Если в доме хозяйки больше нет… то и жить в нем невозможно. Пусто было. Каждый уголок о ней напоминал. А здесь всё другое. Всё просто. Дом, сад, хозяйство. Руки трудятся, а голова отдыхает. Жизнь… просто жизнь. Ты поймешь скоро.

Я слушала и невольно соглашалась. Перемена места уже пошла мне на пользу. Что бы я делала сейчас, будь я дома? Плакала бы? Собирала бы вещи Алексея, по коробкам и сумкам всё раскладывала? Нет. Лучше быть тут. С сыном, с отцом.

Просто жить. Жить жизнь. Хорошая фраза, мне нравится.

Проходя мимо двора Торопова, я услышала металлический лязг. Ну надо же. Этот мужчина не умел сидеть без дела. Резкий звук железа, бьющегося о железо, заставил меня вздрогнуть и поднять глаза. А ведь не хотела туда смотреть, но не смогла удержаться.

Торопов стоял у капота машины, припаркованной у самой калитки. Обнаженный торс, выцветшие джинсы, руки, измазанные маслом по самые локти. Склонившись над мотором, он колдовал над ним с уверенностью человека, знающего толк в технике. Загорелая спина, широкие плечи, уверенные движения будто примагнитили мой взгляд. Даже стыдно стало, в горле от смущения пересохло. Вот вроде не девица, а раскраснелась, запнулась, сбившись с шага. Сердце подпрыгнуло в груди и суматошно забилось.

Отец и Егор остановились и в удивлении уставились на меня, отставшую от них на пару шагов. Егор будто бы спрашивал:

— Мам, ты чего?

А отец… Ну, у отца глаза искрились озорством, будто он разгадал причину моего странного состояния.

И мы бы незаметно прошли мимо, но из-за моей заминки Торопов обратил на нас внимание. Когда его взгляд скользнул по мне, я ощутила, будто меня пронзили насквозь.

Ни улыбки, ни кивка. Просто взгляд. Прищуренный, изучающий. Взгляд-сканер, холодный и беспристрастный. Оценивающий. Как вчера, когда он мысленно, но очень зримо вынес мне вердикт: плохая мать и маргиналка, воспитавшая сына-побродяжку!

Я поспешно отвернулась. Слишком резко. Торопов коротко поздоровался и снова занялся починкой мотора.

Мы пошли дальше.

— Не обращай внимания, — проговорил отец, заметив мое замешательство. — Он просто не так понял ситуацию с Егором.

— Да мне всё равно, — буркнула я в ответ. И тут же поняла, что лгу.

Мне не всё равно. Но разубеждать Торопова я бы не стала. Пусть думает, что его душеньке угодно! Кому и что я должна доказывать?

И тут я стала себя ругать. Костерить за то, что мне почему-то важно его мнение. Важно, что этот надменный мужчина плохо обо мне думает. Эти чувства были непрошеными, они царапали нутро. Я их не понимала.

И злилась! Зачем я вообще о нем думаю?

Он мне никто. Посторонний. Забыть и не думать!

Едва мы прошли пару шагов, как снова завибрировал телефон. Отец уже что-то вовсю рассказывал Егору, так что они не заметили, что я оторвалась. А потом… А потом дрожь пробрала меня по полной. Потому что я увидела имя звонившего контакта.

Алина.

Ноги приросли к земле.

Я нажала на вызов.

— Алина?

В ответ... тишина...

— Доченька, это ты? Что случилось?

И снова тишина, давящая. Я застыла на месте, стала звать ее, но Алина молчала, а потом и вовсе раздались короткие и безжалостные гудки.

Она отключилась.

Я осталась стоять с телефоном в руке, не понимая, что только что случилось. Плохая связь? Или она не смогла сказать то, что хотела? Не осмелилась?

Что?! Что?

Меня настигло жестокое разочарование, и тупая боль расползлась за грудиной. Боль, которую мне снова пришлось спрятать, чтобы не расстраивать близких.

Отец позвал меня.

— Лид, ты идешь? Почти пришли.

Он как раз забирался на пригорок, Егор за ним, я стала поспевать за ними.

И вот наконец мы добрались за полуразрушенного здания школы.