12 глава


Рейз


— Что, черт возьми, это было? — прошипел Виктор, пока я стоял в центре комнаты, и моя голова шла кругом от воспоминаний… Жаркий солнечный пляж, целующиеся юноша и девушка… девушка, обозленная на юношу, но прощающая его с улыбкой.

Вопрос Кисы о моем имени и возрасте выбили меня из колеи. Но ничего, ничего не прояснялось; ни одного ответа на вопросы, что она мне задала. Я оцепенел. Ведь я знал себя только с того момента, как стал бойцом ГУЛАГа, и был одержим местью. Я научился не думать о том, как меня зовут. Я научился не думать о том, сколько мне лет и откуда я. Я научился принимать, что я просто… был…

Бл*дь!

— Рейз, — резко прервал меня Виктор. Впервые его голос со знакомым акцентом заставил меня замереть.

Я посмотрел в пьяные глаза и подошел ближе, пока не навис над ним. Наклонив голову набок, я изучал его лицо. Виктор был хорошо сложен, высокий, и, если бы не его акцент, то пройти мимо…

Татуировка 818 на моей груди словно прожигала кожу, и я сказал:

— Ты — не русский. Все здесь из России, но ты… у тебя другое произношение.

Виктор побледнел, посмотрел на мою татуировку, а затем снова на мое лицо. Он покачал головой и ответил:

— Нет. Я — не русский.

Подойдя еще ближе, ощущая обжигающий запах алкоголя от его дыхания, сквозь зубы я потребовал:

— Откуда ты? И не лги мне.

Виктор с трудом сглотнул, выражение его лица говорило о том, что он сдался:

— Грузия.

— Ты говоришь, как они, — бурчал я, думая об охранниках, охранниках в ГУЛАГе, которые били меня, унижали, разбирали меня по кусочкам… приходили ночью в мою камеру…

Виктор плюхнулся на стул, стоявший позади него.

— Это потому что я был одним из них, — прошептал он.

Я горел от гнева. Шторм, чертов ураган насилия рос во мне.

— Ты был охранником? — прошипел я сквозь сжатые зубы, мою шею сводило от напряженных мышц.

— Не охранником, а перевозчиком. Но я посещал поединки в ГУЛАГах, иногда даже помогал тренировать некоторых бойцов.

— ГУЛАГах? — повторил я, шокировано. — Их больше, чем один?

Виктор кивнул и вздохнул.

— Их много. Места, где о душах забывают, места, где молодые пацаны исчезают с лица земли, места, где они становятся не более чем сражающимися монстрами.

— Меня? — спросил я сквозь зубы. — Ты знаешь меня?

Виктор покачал головой:

— Нет, лично нет. Я никогда не видел, как ты сражаешься. Но эта татуировка на твоей груди пришла из одного и только одного азартного ринга: грузинского. Твоя татуировка говорит мне, что ты из грузинского ГУЛАГа. Я понял это еще в тот момент, как только увидел тебя. У твоих глаз тот же мертвый взгляд, что и у всех обитателей тех мест. Взгляд, который остается у них, после того как не осталось ничего человеческого.

— Я с Аляски. Мой ГУЛАГ был на Аляске, — добавил я.

Виктор посмотрел на меня и ответил:

— Я был там только раз. Взял бойцов, где они ждали, и доставил их до дверей ГУЛАГа. У меня не было выбора, я должен был оплатить долг своей семьи. Потом они наняли меня в качестве тренера. Я потратил годы, тренируя бойцов для клетки ГУЛАГа, пока меня не купил Пахан, перевез сюда, в Нью-Йорк, чтобы сделать тренером для бойцов Братвы.

Мои глаза сузились.

— Ты преуспел в ГУЛАГе? Твои бойцы побеждали?

Виктор кивнул.

— Было дело. Мои бойцы были непобедимы, пока я не оказался здесь. Меня бы убили, если бы я проиграл.

— А ты не слышал обо мне? 818… Рейз? Охранники так назвали меня, Рейз, потому что я уничтожал любого, кто становился на моем пути. Надзиратель заставил меня сделать тату на спине, для зрителей.

Виктор пялился на меня некоторое время, прежде чем рассказал мне все, что я хотел знать.

— Все в ГУЛАГе слышали про Рейза. — Его взгляд опустился, и он уставился на мою грудь. — О… тебе. Все считали, что ты был самым злым сукиным сыном из всех, кто сражался в смертельных клетках.

Наклонившись, я поднял его на ноги, он пытался сосредоточить свой пьяный взгляд. Мне плевать, что он сделал в прошлом. Он тренировал чемпионов. Все, что мне надо от него, так это подготовить меня к финалу… против Дурова.

— Что ж, тогда ты будешь тренировать меня. Ты научишь меня, как убить Дурова.

Виктор отвел взгляд, на его лице появилось странное выражение:

— Я больше не могу нести смерть. Я не могу иметь с этим дело из-за того, скольких детей я передал этим больным ублюдкам. Не могу справиться с тем, скольких детей я убил, тренируя подростков и превращая их в монстров. Я, мать его, сломленный из-за всего этого.

Я встряхнул его, он запрокинул голову назад. Затем заставил его снова посмотреть в мои глаза.

— Да плевать мне на твою совесть. Нечего скулить по этому поводу. Мы убиваем. И ты просто добавишь еще одну смерть к своим окровавленным рукам: Дурова. Я не остановлюсь, пока он не истечет кровью. Я не остановлюсь, пока он не сделает свой последний вздох, зная, что это я послал его в ад. Только после этого ты сможешь пойти и пить дальше, пока твоя печень не сгниет совсем. Мне, мать твою, все равно. Но ты будешь тренировать меня. Ты сделаешь меня победителем.

— Почему? Почему Дуров так важен? Что за история у тебя с ним, если ты всю свою жизнь провел в ГУЛАГе?

Лицо Виктора исказилось. Он утаивал что-то? Но понять это не удалось, потому что он отвел взгляд.

— Не то чтобы я жаловался. Этот засранец само зло. То, как он относится к Кисе, — отвратительно. Но какого черта тебе так важно убить его?

Мой разум затуманился; так всегда случалось, когда я погружался в мысли о мести Дурову. Так или иначе, его имя всегда было в моем сознании, как светящийся красным маяк, напоминая мне, что он должен умереть.

— Я не знаю, почему или как он сделал это. Все, что у меня есть — это потребность отомстить Алику Дурову. Но я также знаю, что он отобрал у меня все. Я чувствую это. Ощущаю это. Я просто знаю, что он должен умереть, а я — выиграть. Больше ничего не имеет значения для меня, только это.

У Виктора отвисла челюсть, я опустил его на землю, и он провел рукой по лицу.

— Хорошо. Я буду тренировать, но ты будешь последним, кого я тренирую. Бл*дь, может, ты станешь моим искуплением. Наконец-то я смогу исправить то, что делал неправильно все эти годы.

Меня не волнует, что он, мать его, говорил и с какими демонами он боролся. Он был пьяным дураком, но я собирался победить Дурова, даже если это последняя вещь, которую я сделаю. И Виктор будет тем, кто поможет мне в этом.

Тяжелый стук в дверь, и голос за ней:

— Рейз! Твоя очередь!

Виктор расправил плечи, когда я проскользнул в мои кастеты, покрутил шеей, чтобы размять мышцы. Я вдохнул, почувствовав запах Кисы, и это придало мне силы, удар адреналина пробудил мои мышцы.

Виктор открыл дверь, и мы вышли наружу, стремительно шагая по туннелю, как чертов торнадо, сметая все на свое пути. Я слышал звук топающих ног, который, как эхо, отражали холодные стены. Туннель был темным, но вскоре пролился свет, показывая мне вход в «Подземелье», место, где я осуществлю свою месть.

Когда мы приблизились, Виктор оглянулся на меня:

— Твой противник — новичок, неопытный, Чеченский Змей. Он садист и убийца, чеченцы прикрыли его от Федералов, а взамен он сражается здесь. Он использует цепь с лезвиями, поэтому старайся держаться ниже. Как только он потянет цепь на себя, наноси удары по туловищу, старайся попасть по жизненно важным органам. Твоя задача — прикончить его быстро. Никакой показухи. Сделай это быстро и просто. Шокируй и заставь трепетать толпу. Сделай так, чтобы другие бойцы начали бояться тебя. Ты сделаешь это, потому что это бой меньше чем за минуту. Этим ты всем покажешь, как надо драться. Станешь новой звездой Братвы и потенциальным противником Дурова. У тебя есть всего пара боев, чтобы выиграть и добраться до финала. Имей это в виду, потому что Дуров всегда участвует в финале.

Я впитывал все, что говорил Виктор, фиксируя, схватывая полезную информацию. Размял суставы, покрутил шеей, настраиваясь на бой. Нервное напряжение поднималось от моих ног к животу, заставляя меня подпрыгивать на месте, подготавливая к захватывающим ощущениям от удара кулаком по плоти, к выходу на ринг и проливанию крови. Мой пульс участился, когда я представил первый удар, брызги крови противника на моей груди, треск его костей под моими ногами. Я могу победить этого зверя, убить его и разделать на кусочки, как мясо.

Виктор хлопнул меня ладонью по лицу, и мои глаза навыкате встретились с его взглядом.

— Ты — Рейз. Ты — смерть. Вперед, мать твою, Дьявол Рейз!

Прорычав сквозь зубы и напрягая свои накачанные мышцы, сфокусировался и прошел по проходу к клетке, а затем взбежал по лестнице к арене. Зверь, посланный убить меня, ходил из стороны в сторону на другой стороне клетки. Мне хватило одного взгляда на эту чертову тушу для битья, притащенную с улиц: у него нет никакой подготовки для участия в борьбе насмерть.

Все признаки его конченых намерений налицо: подергивание шеей, самодовольная ухмылка, сокращение мускулов. Его тело нуждалось в убийстве, в том приливе, который приходил вместе с остановкой какого-нибудь сердца. Но эта клетка, мать его, была местом моего доминирования, это все, что я когда-либо знал. А чего этот садистский говнюк, вероятно, убивавший кучу женщин и детей, не знал, так это то, что я отправил на тот свет кучу ублюдков и во много раз хуже, чем он.

Я убивал, потому что должен был убивать. У меня не было другого выбора. Я уже был мертв — лишенный нравственных устоев, свободы, жизни. Я был животным, обученным причинять боль без всяких угрызений совести.

Дверь клетки захлопнулась, задвижка скользнула на место, запирая нас внутри. Мое тело наполнял кровавый туман, который помогал мне побеждать противников. Монстр, таившийся глубоко внутри меня, высвободился.

Чеченский Змей обернул цепь вокруг кулака, раскачивая на конце тройной зубчатый шар.

Он улыбнулся мне, поблескивая золотыми зубами. Я прошел в свою сторону клетки, ожидая выстрела, чтобы я мог прикончить этого больного ублюдка. Через несколько минут к одной из сторон клетки подошел член Братвы. Я тем временем не спускал глаз со Змея, моей цели. Я никогда не упускаю из вида ходячего мертвеца.

Пистолет выстрелил.

Толпа разразилась криком. Змей прыгнул вперед, размахивая своей любимой цепью над головой. Как и предсказывал Виктор, чеченец демонстрировал отсутствие навыков и он спешил нанести удар первым. Я нырнул, когда зубчатый шар пролетал над моей головой. Используя его поднятую руку себе на пользу, я нанес удар правым кулаком, глубоко вонзая лезвия в почку Змея. И сразу же нанес удар левым — прокалывая лезвиями его легкие. Я наступал, не оглядываясь назад, лишь заметил, как у толпы широко пооткрывались рты и глаза из-за моей скорости. Потом я услышал самый сладкий звук из всех: больной ублюдок, которого я должен был прикончить, упал на пол. Мои удары поставили его на колени.

Повернув голову и опустив по бокам руки, как и ожидалось, я увидел своего противника, который стоя на коленях, закинул голову в попытке вновь использовать цепь. Подскочив к нему так, чтобы встать перед ним, я выдернул оружие из его руки, пнул ногой в грудь, наблюдая, как он падает на спину, кровь полилась из его ран, он захлебывался ей при дыхании. Когда Змей взглянул на меня притупленным взглядом, я взмахнул его цепью и приложился зубчатым наконечником прямо по лицу, посылая ублюдка в ад его же собственным оружием. У него больше не было лица, ничего не разобрать, даже черту.

Как только его череп был раздавлен, зрители пришли в дикий восторг, и прозвучал выстрел. Бросив цепь на окровавленный пол, я выпустил победный рев и прошелся по кругу ринга, волоча свои кастеты по металлическим прутьям, ожидая, пока не откроются двери. Но на полпути что-то заставило меня посмотреть вверх, какое-то необъяснимое притяжение. Я никогда не смотрел вверх, никогда никому не показывал глаза, кроме человека, которого собирался убить, но в этот раз, я не мог сопротивляться. Выше, над самой толпой, я заметил лицо Кисы. Ее ладони были прижаты к защитному стеклу. На лице отразилось облегчение, затем едва заметная улыбка мелькнула на губах, а ее голубые глаза наполнились слезами счастья.

Я едва мог отвести от нее взгляд. Но когда дверь клетки открылась, я выбежал, мое тело все еще переполняла агрессия, чтобы я мог оставаться на месте, слишком много ненависти к больным ублюдкам в толпе, чтобы поддаться их фальшивой гребаной лести.

Путь становился свободным, когда я начал пробираться сквозь толпу. Как жертва, бегущая от хищника, инстинкт самосохранения подсказывал им отступить, чтобы избежать опасности. Виктор следовал за мной по пятам. И как только я подошел к входу в туннель, ведущий обратно в комнату ожидания, дорогу мне преградил Дуров с озлобленным выражением лица. Его бой будет следующим, как только в клетке очистят арену. Не останавливаясь, я столкнул его с пути, задев плечом, что вызвало смех из его гребаного рта.

Я продолжал идти, нуждаясь в том, чтобы сжечь лишнюю агрессию, когда услышал от него:

— Представь, 818, я все еще чувствуют вкус ее киски на своих губах. Я трахал ее жестко, очень жестко.

Это было похоже на рывок поводка, закрепленного на шее, когда я встал как вкопанный. Мои внутренности скрутило, словно их опалил горящий огонь, инстинкт защитника взял вверх, как только я подумал о Кисе. Глубокий вдох, я пытался взять под контроль свой гнев, но это не сработало. Ничего, твою мать, не помогало. Эта женщина прорвалась сквозь мою защиту, разрушила стены, хотя я вовсе не хотел этого.

Виктор встал передо мной, оставляя Алика вне поля зрения, и посоветовал:

— Пошли. Не давай ему повода для радости.

Я кивнул головой, но не мог справиться с яростью, и тогда боль ослепила меня, а из памяти возникло…


* * *


— Отвали от нее, Дуров, — сказал юноша.

Лицо Дурова окаменело.

— Она — моя. Она принадлежит мне!

— Она не хочет тебя. — Юноша подошел ближе и, понизив голос, сказал: — Дуров, она — моя, и если дотронешься до нее еще раз, то я убью тебя.

На лице Дурова появилась холодная, нервная улыбка.

— Однажды я заполучу ее, и ты ничего не сможешь с этим поделать. Я не могу оставить ее в покое в этом бикини. Я должен был прикоснуться к ней. Я хочу трахать ее.

Не раздумывая, юноша, подпитываемый гневом, занес кулак и нанес удар прямо в лицо психопата Дурова, повалив его на землю.

— Ты сумасшедший! И чертовски больной на голову!

Дуров улыбнулся, словно не почувствовал удара.

— Может быть, но она станет моей. Я хочу ее. Она нужна мне. Она успокаивает меня, и я сделаю все, чтобы владеть ею, иметь ее всю для себя и подальше, мать твою, от тебя…


***


Картинка всплыла неожиданно, застав меня врасплох. Когда я обернулся на Дурова, наблюдая за ним из-под капюшона, то заметил, то же самое холодное выражение глаз… как в воспоминании. Образ Дурова, когда он был подростком, всплыл из моей памяти.

Дуров улыбнулся той же идиотской улыбкой:

— Она принадлежит мне. Навсегда. Если замечу тебя рядом с ней или ты снова на нее посмотришь — я убью тебя.

Сотрясаясь от гнева и почти теряя над собой контроль, я прошептал Виктору:

— Забери меня отсюда. Мне надо потренироваться, избавиться от ярости, иначе я убью его здесь и сейчас!

Виктор не стал игнорировать мои требования. Я последовал за ним по туннелю, подальше от этого ходячего гребаного мертвеца — Дурова. Я усмехнулся, зная, что его дни сочтены, и в скором времени у меня получится плюнуть на его холодный труп.

А затем мой разум переключился на Кису, на выражение и черты ее лица, ладони, прижатые к стеклу. Я вспомнил, эту едва заметную теплую улыбку, появившуюся на ее губах, эти слезы счастья в ее глазах. И впервые... что-то поселилось в моей груди, кроме ярости.

Это было незнакомое и странное чувство, но как только я вспоминал лицо Кисы, я чувствовал что-то знакомое.

Это ощущалось… правильно.


Загрузка...