Рейз (ЛП)

1 глава

Киса

Наши дни...

— Черт, мышка, ты такая чертовски тугая...

Сильные руки моего жениха прижимали меня к кровати, в то время как его член двигался во мне с невероятной силой. Его бедра держали меня на месте. Я попыталась двигаться. Уперлась руками ему в грудь, но он не сдвинулся с места даже на миллиметр.

Так всегда было, когда он брал меня — жестко, грубо, резко... я теряла контроль.

Голубые глаза Алика горели огнем, когда я сопротивлялась ему. Ему нравится мое сопротивление в постели. Он любит трахать. Мы никогда не занимаемся любовью. Просто трах — жесткий и так долго, как он может.

Правой рукой он обхватил мою шею, не слишком плотно, чтобы не задохнулась, но достаточно плотно, чтобы удержать меня на месте, после чего я вцепилась в его спину и плечи ухоженными ногтями с французским маникюром.

Я дернула бедрами, но он своими удержал меня, его член врезался в меня, затрагивая эрогенную зону и заставляя кричать от удовольствия. Алик усмехнулся моей неудачной попытке освободиться, его рот был в дюйме от моего лица.

— Только попробуй, мышка. Только попробуй избавиться от меня... Я, бл*дь, владею тобой, — прорычал он мне на ухо, и его член дернулся во мне, заставляя меня кричать и до крови кусать его плечо. Пальцы Алика сжали мое горло, чтобы стоны не были так слышны. Его дыхание участилось, челюсти напряглись, глаза впились в меня.

— Давай, мышка, кончай! — приказал он, врезаясь в меня еще три раза, почти раня клитор. Когда я кончила, мышцы лона обхватили его так плотно, как только можно.

Я ненавидела, что он так хорошо знал мое тело. Ненавидела, что он знал, как получить меня, как заставить меня кричать. Когда я кончила, Алик понял это, как свидетельство моей любви к нему, а сейчас он мне еще раз показал, кто господин и какой властью обладает надо мной.

Рука двинулась с моего плеча и зарылась в волосах, Алик жестко дернул одну из длинных светло-каштановых прядей, закрыл глаза и открыл рот. Затем с оглушительным ревом стал жестко врезаться в мое лоно. Тело выгнулось дугой, когда мои твердые соски коснулись его рельефной, накачанной груди.

— Киса... бл*дь! — Алик застонал и медленно вонзился в последний раз. Он тяжело задышал, мышцы его большого тела напряглись.

Не отпуская шею и волосы, он прижался к моим губам, наши языки переплелись. Я, как всегда, стонала так, как хотел этого он, пока его член работал возле моего чувствительного клитора.

Алик отстранился, удовольствие отразилось на его лице.

— Мышка, тебе нравится, когда я трахаю твою киску?

Его рот опустился к моему уху, а язык лизнул мочку.

— Любишь, когда тебя трахают грубо? Любишь, когда я оставляю синяки?

Алик отпустил шею, только для того чтобы сжать мою грудь, потянув напряженный сосок. Я зашипела и закричала, отчего Алик улыбнулся.

— Я тоже люблю трахать тебя, мышка, — пробормотал он. Затем резко достал из меня еще жесткий член, оставив лежать меня на его широкой кровати в роскошной квартире в Бруклине. Я попыталась отдышаться и прийти в себя. Он пересек комнату, блистая своим совершенным телом, и взлохматил рукой темные волосы.

Алик схватил полотенце из шкафа и обернул его вокруг бедер. Я переместилась в постели и посмотрела на него.

Он так изменился с того момента как мы были детьми. Его тело, благодаря тому, что он стал борцом, было громоздким, кожа — слегка загорелой. Аристократическое, словно высеченное лицо, даже можно назвать красивым. Алик Дуров — человек, который решил присвоить меня себе, когда мы были просто парочкой детей Братвы, пытающихся пробраться через испытания и невзгоды грубой жизни мафии. Когда он был ребенком, я считала его не больше, чем просто другом, пока он не заставил меня взглянуть на него по-другому.

Мы выросли вместе. Наши отцы были двое из трех «Красных» королей Нью-Йоркской мафии. Мой отец, Кирилл Волков, или Пахан, Большой Босс, который управлял российской преступной организацией в Нью-Йорке. Отец Алика, Абрам Дуров, или коллектор, был вторым в этой иерархии. Его дело убивать и запугивать. Садистский, неумолимый и жестокий ...

Каков отец, таков и сын.

В течение многих лет Алик хотел меня. С детства он всегда хотел, чтобы я была рядом. Он всегда был агрессивным, первым начинал драки, все время попадал в беду. Он говорил мне, что слышит голоса в голове; голоса, которые говорят ему навредить людям, но, когда он со мной, то спокоен, голоса уходят.

Мне стало жаль Алика. И всегда было. Имея такого отца, как Абрам, кажется, что ты живешь с самим дьяволом. Но у меня был другой мальчик, которого я любила, обожала его... была рождена, чтобы любить его. Тогда трагедия забрала нас друг у друга. В течение нескольких дней Алик сделал свой ход и, в свою очередь, сделал меня своей.

С тех пор мы вместе.

Как принц и принцесса мафии для всего российского общества Нью-Йорка мы выглядели «идеальной» парой. У Алика не было другого выхода. Он одержим мной, контролирует каждый мой шаг. Я мышка — его маленькая мышка.

Я не смела искать другого. Алик убьет любого, кто встанет между нами. И это была ни угроза; это было то, что Алик сделал.

Он убил.

Он живет, чтобы убивать.

Я знала, что Алик, будучи бойцом, убивал за Братву, да и за пределами клетки тоже. Ему нравятся чужие страдания.

Алик Дуров — «Мясник» — был бесспорным пятикратным чемпионом Подземелья. В двадцать пять, почти двадцать шесть лет, он был самым опасным человеком в Нью-Йорке.

Я никогда не смогу покинуть его. Я не смога бы даже, если бы захотела. В жизни Братвы мужчины всегда были во главе, женщины же поступали так, как они этого хотели. Это было сутью жизни Братвы, и никто ничего не менял, она всех устраивала.

Сентиментальные чувства и понятия «истинной любви» не имеют значения в этой жизни. Это было общество, основанное на уважении и поддержке «семьи».

Алик посмотрел на меня, и его светлые глаза снова вспыхнули. Он погладил свой твердый член под красным полотенцем от Версаче. Медленно покачав головой, он разрывался между своим желанием и тем, что сейчас важнее.

— Мне нужно принять душ, мышка. Я должен быть на месте в десять. Серж приедет, чтобы отвезти тебя домой. Я не могу трахнуть тебя снова, даже если хочу. — Его взгляд смягчился. — Ты же знаешь, что я хочу тебя. Мне всегда будет этого мало, малышка.

— Значит, мы сегодня не поужинаем вместе? Ты ведь помнишь, какая сегодня дата? — нахмурившись, я осторожно спросила.

Я пыталась показать, что разочарована. Но все, что я чувствовала, — это облегчение. Облегчение, что Алику не придется жаловаться на то, что я что-то неправильно сделала, а последующий жесткий трах будет оправдан тем, что это мое наказание.

Он подошел ко мне и схватил меня за подбородок так, чтобы наши взгляды встретились.

— Есть дело, мышка.

— Где? И как долго? — спросил я, желая сразу все узнать.

Лицо Алика окаменело.

Хватка на моем подбородке усилилась, и я поняла, что перешла грань. Моя челюсть заболела, и я вздрогнула от тупой боли и давления.

— Бизнес есть бизнес. Он занимает много времени. Нужно — значит нужно, — сказал Алик и от досады покачал головой.

Я опустила глаза в слепом подчинении и кивнула, что все поняла, он подавлял меня своей непоколебимой волей. Алик протяжно вздохнул. Затем впился в мои губы, легонько прикусывая их и вырывая у меня стон. Секундой позже он разорвал поцелуй.

— Бл*дь! Я не могу злиться на тебя, мышка. Ты так чертовски красива.

Я осторожно подняла дрожащую руку и погладила покрытую щетиной щеку.

— Я люблю тебя, Алик, — прошептала я сквозь слезы.

Он все, что у меня было. Мое единственное будущее. И я люблю его в некоторой степени... он был мне нужен. Я хотела кому-нибудь принадлежать и хотела, чтобы меня любили. Взгляд Алика немного смягчился. Он не мог показать мне свою слабость. Но я знала, что он любил слышать эти три слова из моих уст. Они успокоили монстра внутри него.

Еще один жесткий поцелуй в губы, потом он встал и пошел в ванную. Сердце забилось, нервы были на пределе, и я спросила:

— Можно мне пойти сегодня с отцом Хрущевым раздавать милостыню? Он распределяет гуманитарную помощь бездомным.

Алик остановился, а потом повернулся, чтобы посмотреть на меня и со снисходительной ухмылкой на лице пошутил:

— Ступай, моя хорошая маленькая мышка. Иди служить Богу! Иди спасать отбросов на улицах.

Его снисходительный смех продолжал слышаться из ванной, но я проигнорировала унижение и решила воспользоваться этим коротким разрешением. Я ощущала себя... нормально.

В церковь мой отец и жених не посылали своих людей, чтобы шпионить за мной. Никто не посмеет поднять на меня руку в священной церкви. Это было единственное место, где я чувствовала себя по-настоящему свободной. Здесь я могла жить спокойно со своим прошлым и воспоминаниями, которые мне дороги.

Поднявшись с огромной кровати, я посмотрела на свое отражение в богатом позолоченном зеркале. Я с трудом узнала девочку передо мной. Она заблудилась где-то на протяжении многих лет, скрываясь ото всех и спасая свою жизнь. Ее голубые глаза были мертвы, обычно загорелая кожа стала бледной, а некогда длинные светло-русые волосы потускнели.

Я тень той девочки, что когда-то была.

Небольшие синяки уже были видны на шее. Значит, придется носить водолазки с высоким горлом, хотя сейчас лето. С подросткового возраста водолазки стали главными вещами в моем гардеробе. Слишком рано я узнала о сексуальных пристрастиях Алика.

Быстро переодевшись, я провела руками по волосам, убедившись, что все нормально. Алику не понравится, если я не буду выглядеть идеально. Перейдя в гостиную, я села на старинное кресло времен революции, принадлежавшее бабушке Алика. Я ждала, чтобы покорно попрощаться.

Осмотрела роскошную мебель ХХ века. Это место просто кричало о статусе и богатстве. Мой желудок сжался в страхе. В свое время, через год, это место станет моим домом. Я буду королевой этого пентхауса, это золотая клетка станет моей тюрьмой. Конвенция Братвы сказала, что мы не можем жить вместе, пока не женаты. Все это шло от Отца нашей Русской православной церкви. Я каждый день благодарю за это Бога.

Мой отец одобрил брак. Он подходит нашему образу жизни. Он не видел плохую сторону Алика, и даже если видел, то предпочитал не замечать. Он видел только сильного и безжалостного человека. Алик был под стать своему отцу. Моему отцу важно только то, чтобы он доказал, что достоин быть в Братве. Ведь он должен взять бразды правления и быть хорошим лидером. Моя мама умерла, когда мне было пятнадцать. Мой папа сломался, но Алик стал моей поддержкой, мальчиком, который заботился обо мне, когда все ушли в ад. Папа любил его за это.

Я вернулась к мысли, что еще год у меня будут мимолетные моменты свободы, прежде чем я стану идеальной женой единственного наследника Братвы. Алик, в скором времени, будет контролировать весь российский преступный андеграунд, ведь к этой должности он готовился всю жизнь.

Мимолетом отметила, что вода больше не шумит, и это значит, что не пройдет и минуты, как Алик выйдет в гостиную искать меня.

Его напряженное лицо расслабилось, когда он увидел, что я покорно ожидаю его, сидя в кресле бабушки. Алик наклонил голову и прищурил глаза.

— На минуту я подумал, что ты ушла, не получив при этом моего разрешения и тем самым бросила мне вызов, мышка... На минуту я подумал, что ты потеряла последние мозги.

Встав с места, я улыбнулась и подошла к нему. Мой палец медленно скользил вниз по его груди.

— Никогда, малыш, — я чуть ли не мурлыкала, чтобы успокоить его. — Я никогда не брошу тебе вызов, никогда не бросала и вообще не собираюсь этого делать.

Алик обнял меня за талию и притянул к влажной груди, так сильно, что я не могла дышать. Он крепко держал меня за волосы, не давая возможности двигаться.

— Ты станешь идеальной женой, Киса. Я давно хотел тебя в своей постели, хотел спать с тобой рядом. Чертовски давно. Я ненавижу, когда приходится каждую ночь возвращать тебя обратно отцу, не имея возможности трахать тебя в течение нескольких часов, привязать тебя к кровати, заставлять кричать, не иметь возможности подчинить тебя... и опять трахать, пока ты не сможешь ходить. Я хочу полностью обладать тобой, чтобы освободить тебя от власти Пахана и полностью контролировать тебя... все время.

— Скоро, малыш, — успокоила я.

Алик ослабил хватку и отпустил мои волосы, его напряженные голубые глаза на секунду смягчились.

— Да, — ответил он, сильно хлопнув по заднице, оставляя новые синяки, и собственнически поцеловал в опухшие губы.

Затем Алик разорвал объятия. Уже на пути в спальню он крикнул через плечо:

— Серж внизу. Он отвезет тебя в церковь.

Я расслабилась, но замерла, когда он приказал:

— Только сначала переоденься. Ты не можешь ходить в таком виде. Я выйду из себя, если ты ослушаешься!

— Не буду. Я люблю тебя, малыш. Всегда,— быстро выпалила я.

Алик расслабился.

Он повернулся, вскинул подбородок, насмешливо ухмыльнулся и сказал:

— Мышка, я тоже тебя люблю.

Мои плечи опустились от облегчения. Он поверил в спектакль с привязанностью. Успокоился. Именно в эти сентиментальные моменты, можно было увидеть капельку человечности в Алике. Это были заветные моменты. Будучи ребенком, Алик был встревоженным, часто сердился и любил причинить боль другим; он часто заставлял других детей страдать. Абрам воспитал его таким. Я понимала, люди Братвы не могут быть другими. Но годы боев и убийств в Подземелье ожесточили Алика. Его темная сторона уверенно заслонила свет, который в нем остался. В той жизни, что ведет Братва, нет другого пути. Тем не менее, я хотела, чтобы его светлая сторона показывала себя чаще.

Это было глупо для меня, а для других — непонятно. Но я любила Алика по-своему, насколько позволяет мое раненое сердце. Я хотела, чтобы у него был свой мирок. Он так страдал... я хотела облегчить его жизнь.

Потерявшись в красивой улыбке Алика, мое сердце взлетало на волнах надежды, я так хотела видеть в нем хоть что-то хорошее, что я, наконец, достучалась до него, но мои мечты быстро разбивались вдребезги, когда он показывал свою жестокость.

Безумное желание Алика обладать мной вышло на первый план, и он предупредил меня:

— Ты должна мне будешь сказать, если с тобой сегодня вечером кто-то заговорит или посмотрит в твою сторону. Я буду действовать соответствующим образом. Ни с кем не разговаривай... только с Отцом Хрущевым. Не хочу, чтобы моя женщина выглядела как шлюха.

Я покорно кивнула. Его глаза сузились, когда он посмотрел на мое тело.

— Носи то, что скрывает твою фигуру, всю тебя. Я не хочу кого-нибудь убить, только, если он посмотрит на твои сиськи. Не забывай об этих вещах, мышка. Когда ты станешь моей женой, когда я буду владеть тобой полностью, не будет никаких ошибок. Ты станешь такой, какой я захочу тебя видеть и будешь примером для всех жен Братвы.

— Хорошо, малыш, — прошептала я с трепетом.

Алик прикусил нижнюю губу, глаза потемнели, его выпуклый член приподнял полотенце.

— Убирайся отсюда, Киса, прежде чем я не послал на хрен все дела и твой папа еще более не обозлился на меня за опоздание.

С этого разрешения я развернулась и побежал вниз по лестнице, где меня ожидал черный Lincoln Navigator. Серж, мой водитель и моего папы, был самым надежным из Быков, мой телохранитель. Он посмотрел на меня в зеркало заднего вида и вежливо спросил:

— Куда, мисс Волкова?

Я любила Сержа. Он был мне как дядя: возил куда нужно и одновременно защищал. Он никогда не был женат и не имел детей. Я думаю, что он считает меня в некотором роде дочерью. Могу рассказать ему любой секрет, и уверена, что его не узнает ни одна живая душа. Ему уже за семьдесят, но я знала, что он будет с моим папой, пока он не умрет.

— Сначала домой, а затем в церковь, пожалуйста, — ответила я.

Серж долго смотрел на меня в упор в зеркало заднего вида. Он был обеспокоен. Конечно, он не посмеет сказать что-либо вслух, но я знала, что он не любил Алика. Он знал, что я беспокоюсь о своем долге, судьбе и жизни, будучи женой Алика. Его молчаливый страх за меня, казалось, рос каждый день.

Засунув куда подальше свое беспокойство, Серж бесшумно поехал по улицам Бруклина. Я наблюдала за яркими огнями через темное окно.

По крайней мере, сегодня, в церкви я могу получить на несколько часов столь желанную свободу.