2 глава
Киса
— Киса, ты будешь раздавать пакеты с едой на улицах, хорошо?
Я с энтузиазмом улыбнулась Отцу Хрущеву, но внутри все сжалось. Ненавидела раздачу пищи на улицах, предпочитая обслуживать в безопасной близости от грузовика. На улице было слишком влажно. Я не любила ходить по темным переулкам и узким улочкам Бруклина — они были забиты бездомными, не у всех из них были хорошие намерения.
Грузовик с едой, наконец, остановился, и я подошла к Павлу: седому, маленькому, толстому человеку из нашей церкви.
— Похоже, мы сегодня вечером будем одни, Паш.
Бледный, с морщинами на лице, Павел мне тепло улыбнулся.
— Господь отблагодарит тебя, Киса. Ты делаешь богоугодную работу. Это почетное дело. Хорошее дело для тебя.
Я боролась с желанием закатить глаза и сказать ему, что моя жизнь и так полное дерьмо, и я не думаю, что Богу есть дело до меня. Вместо этого я кивнула. Пусть думает, что я согласна. Павел подчеркнул слова «хорошо» и «почетный» из-за моего папы. Слово «хорошо» и Кирилл Волков — «Глушитель» — как правило, не совместимы. Павел давно находился среди нас, часто был свидетелем разборок Братвы и Пахан с врагами.
Но как бы люди не боялись отца, я любила его и хотела всего лучшего для него. Я ходила в церковь и раздавала милостыню, потому что:
(а) мой папа приказал мне успокоить Отца Хрущева (он вечно беспокоится о жестокости бизнеса и его влиянии на наши души);
(б) если Бог есть, то мне надо делать побольше добрых дел, чтобы мне было что предоставить Ему в судный день. По моим расчетам, сейчас наши весы крайне несбалансированные, и чаша наклонилась в сторону плохих дел, а, значит, мы все будем прокляты и станем гореть в пламени ада.
Зовите меня оптимисткой, ведь я надеялась, что эти маленькие еженедельные добрые поступки отдалят нас от звания «вечных грешников». Кроме того, мне действительно нравилось помогать нуждающимся. Плюс я была избавлена от надзора головорезов моего папы, либо Алика, которые следят за мной двадцать четыре часа семь дней в неделю. И еще, когда я занимаюсь благотворительностью, она напоминает мне, что, может, я и живу в «тюрьме», у меня всегда была еда, я жила в лучших домах, носила лучшую одежду... Я имею все материальные блага, и мне нравилось ощущение того, что я могу изменить к лучшему чью-то жизнь.
— Итак, мы можем начинать, — подал знак Отец Хрущев.
Все волонтеры начали расстегивать свои ремни безопасности. Вздохнув, я расстегнула ремень, посмотрела на свою тонкую водолазку и свободные брюки. Встав, подошла к задней части грузовика. Отец Хрущев передал мне мою первую часть пакетов помощи и улыбнулся в знак благодарности.
— Держитесь сегодня рядом со своей группой, Киса. Опасные люди приходят, когда город наполняется подобными благими намерениями.
Подарив ответную улыбку, я повернулась и подалась подальше от машины в кипящую летнюю ночь.
Первый грузовик уже разгрузили, и моя лучшая подруга, Талия, подошла ко мне. Единственная дочь третьего босса мафии — Ивана Толстого. Она шла в мою сторону, высокая, со светлыми волосами и ярко-карими глазами. Смех пробрал меня, когда я увидела, что она идет ко мне на своих четырехдюймовых каблуках. Даже раздача колбасы и одеял бездомным не стала поводом для отказа обуть кожаные сапоги от «Гуччи».
— Киса! Я думала, что ты сегодня с Аликом выходишь в свет. Или он отпустил тебя на время со своего короткого повадка?
Я проигнорировала стервозный комментарий Талии, пытаясь казаться беспечной.
— Папа вызвал его по делу, а я решила приехать сюда. Отец Хрущев спросил меня, могу ли я приехать в церковь в воскресенье, чтобы помочь. — Я указала на пакеты помощи в моих руках. — И вот я здесь.
Взгляд Талии смягчился, она притянула меня к груди, осторожно, чтобы не раздавить узелок с едой и одеялами. Я вздрогнула, когда ее плечо коснулось большого синяка на моей руке, оставшегося с прошлой недели, когда я не угодила Алику. Я говорила с деловым партнером своего отца «слишком долго», и он выговаривал мне, держа в тисках и говоря грубые резкие слова на ухо о том, как он «недоволен». Но я сдержалась: приняла боль и смолчала. Мне дорога моя жизнь.
Когда Талия отстранилась, то посмотрела на меня скептическим взглядом и спросила:
— Ты в порядке, Киса? Мне кажется, что ты где-то летаешь, пока я говорю об Алике. Это предсвадебный мандраж? Или что-то большее? И какого черта ты так одета? Жара такая! — ее карие глаза просканировали мой наряд.
Я улыбнулась во все тридцать два и взмахнула рукой.
— Мне холодно, поэтому я так одета. Мне кажется, что у меня грипп или что-то еще. Кстати, Талия, это благотворительность, а не показ мод. И я в порядке, просто грустно, что эту ночь проведу без Алика. Вместо этого, я снова здесь... — я закатила глаза. — Стараюсь загладить грехи своей семьи.
Талия еще долго пристально смотрела на меня, а потом взяла за руки.
— Нашей семьи! Ну хорошо, давай сделаем вот что: мы пойдем в бар и напьемся! Отец Хрущев отправил меня в другую команду. Он знает, что мы слишком много болтаем и пренебрегаем нашими обязанностями, если находимся вместе. Сделай все быстро. Встретимся здесь. Мне срочно нужно выпить!
— Посмотрим, — ответила я, зная, что нужно сделать, чтобы отделаться от приглашения. Алик сходит с ума, если думает, что я была в баре. Ему все кажется, будто я ищу себе мужчин. И Талия. Алик ненавидел ее, считая, что она на самом деле шлюха. Он ненавидит, когда ее брат находится рядом со мной, ненавидит, что она продолжает говорить о нем. Последнее, что нужно Братве и моему папе, это чтобы он кого-нибудь убил. Если ярость Алика вырвется наружу, его не остановить, но мой отец держит судебную систему под контролем, чтобы не было неприятностей. Павел позвал меня и я, не забыв напоследок послать Талии воздушный поцелуй, ускорила шаг, чтобы присоединиться к группе добровольцев по спасению заблудших душ.
***
— Да благословит тебя Бог, дитя... Да благословит тебя Бог... Ты всегда так заботишься обо мне.
Я улыбнулась старику, когда он засунул голову в свой пакет, вытащил плотно завернутый в пищевую пленку бутерброд с ветчиной, после чего стал есть его. Он жил тут на протяжении многих лет. Нет, исправила я себя, по меньшей мере, те три года, что я служу в церкви. Павел сказал, что вроде бы старик жил на этом месте три года. Он всегда прятался здесь, в этом маленьком переулке, как испуганная мышь, которая боится оставить свою нору. Я отошла от своей группы, чтобы отдать ему пакет. Что-то в этом старике стимулировало меня на то, чтобы спасти его. Он всегда выглядел так... бедно, так грустно.
Какая-то связь.
— Киса? Киса, ты где? — далекий голос привлек мое внимание.
Я сразу узнала его. Он принадлежал Павлу.
Посмотрев на старика, я улыбнулась, когда заметила, что он был завернут в теплые одеяла и завален массой коробок, скрывавших его из поля зрения.
— Киса? — прикрыв глаза, я застонала, когда безумный голос Талии присоединился к Павлу.
Отлично.
Взглянув в сторону места сбора волонтеров в конце длинного переулка, я только решила присоединиться к ним, как вдруг, грязный, бородатый мужчина вышел из темноты и преднамеренно толкнул меня на грязный холодный асфальт.
Не имея ни единой возможности закричать, я ударилась об землю, поцарапав ладони. Потом он навалился мне на спину и попытался вырвать сумочку. От него пахло алкоголем и грязным телом. Я попыталась сдержать рвоту. Он точно не один из тех бездомных, которые часто посещают эту аллею. И он не имел ни малейшего понятия, чью дочь он трогал!
— Нет! Отстань от меня! Помогите! — я пыталась кричать, но тяжесть тела приглушила звуки в пустом переулке. Волонтеры не видели меня, слишком далеко и темно. Нападавший продолжал удерживать меня, заставляя посмотреть на него. Я попыталась освободить свою руку из-под его живота, чтобы вытащить кошелек, но рука была обездвижена.
Я резко замерла, когда почувствовала острое лезвие на своей шее.
— Руку на кошелек, сука, или я перережу тебе горло, — приказал низкий голос, но я не смогла освободить руку. Страх переполнял меня.
Лезвие ножа ползло все дальше, и я закрыла глаза, ожидая худшего. Вдруг мне послышался глубокий рев, и моего нападавшего оттащили от меня. Где-то там я услышала вопль и хруст, раздающийся на мили вокруг.
Я отчаянно поползла вперед, чтобы избежать шума, поднялась на колени и повернулась задницей... и сразу же перестала дышать от того, что увидела.
Злоумышленник был прижат к стене, а огромный человек в капюшоне бил его в живот кулаками. Я не могла оторвать глаз от увиденной картины. Человек в капюшоне был неумолим, каждый удар наносился с точностью, грудь вздымалась от волнения, ноги раскачивались из стороны в сторону, как будто он наслаждался тем, что делал. Он наслаждался боем... Получал удовольствие от насилия ...
Это те же самые признаки, которые я видела, наблюдая за Аликом, когда он дрался в клетке. Подходя к стенке переулка на дрожащих ногах, я споткнулась о кирпич. Подняв голову, чтобы посмотреть на человека в капюшоне, который теперь держал руки на челюсти нападавшего.
Когда я поняла, что он собирается делать, я рванулась вперед и крикнула:
— Нет!
Резкий рывок больших рук, хруст, безжизненное тело нападающего упало на землю у моих ног со сломанной шеей.
Я смотрела на неподвижное тело. Смерть обычно не беспокоила меня. Я видела много мертвых тел в своей жизни, больше, чем большинство гробовщиков видят за свою карьеру, но легкость, с которой человек в капюшоне убил, наполнила меня чувством страха и трепетом. Было очевидно, что он уже убивал; первое убийство не может быть таким гладким.
Я посмотрела на убийцу в капюшоне, который по-прежнему выглядел устрашающе. Он взглянул на свою жертву, сжимая кулаки по бокам, его рельефная грудь ритмично поднималась и опускалась под толстовкой, которая обрисовывала каждый мускул накачанного тела.
Он стоял рядом со мной. Так близко, что я чувствовала тепло, исходящее от него волнами. Я тяжело дышала, желая свалить отсюда подальше. Но не смогла двинуться с места, оказавшись под влиянием восхитительного ощущения, когда я смотрела на него, грозно маячившего передо мной.
Он сделал шаг вперед — мое тело напряглось в ожидании.
Еще один шаг.
Моя спина ударилась о стену, когда я в страхе отодвинулась.
Человек в капюшоне сделал последний шаг, наши тела почти соприкоснулись.
Я широко открыла глаза и посмотрела на темную фигуру в капюшоне. Дыхание участилось от его непосредственной близости. Человек в капюшоне не двигался, просто стоял, как статуя.
Он был огромен, широкий и высокий. Из-за капюшона мне открылся вид только на нижнюю часть его лица — полные губы, волевой подбородок, покрытый щетиной... обнаженная верхняя часть его широкой груди, демонического вида татуировки, покрывающие его красиво обрисованные рельефные грудные мышцы.
Незнакомец наклонил голову в бок, из-за чего еще большая часть лица скрылась в тени. Мое сердце забилось сильнее, я хотела увидеть его лицо полностью, но капюшон висел слишком низко, прикрывая глаза.
Я заметила, как мужчина прикусил зубами нижнюю губу. Собрав последние капли храбрости и действуя вопреки приказу Алика, я осторожно вышла вперед и выпалила:
— Вы... вы спасли меня.
Мои руки и ноги дрожали, голос был слабым, но каким бы опасным и жестоким он не казался, мой страх ослабевал. Казалось, он хотел изучить меня, быть ближе ко мне.
Челюсть человека в капюшоне сжалась, а его голова наклонилась в сторону, он как будто обдумывал то, что я сказала. Я не могла оторвать от него глаз, у него была животная, дикая аура, но при этом он казался каким-то... другим. Я не могла этого объяснить.
Когда я медленно подошла ближе, его аромат ворвался в нос. Он был опьяняющим, запах свежего луга, как, если бы он был на открытом воздухе в течение нескольких месяцев, запах первого снегопада, выпавшего на холодную траву в Центральном парке. Но зловоние в аллее перебило замечательный аромат, вызывая дрожь на спине.
— Как... как вас зовут? — спросила я, голос постепенно набирал силу.
Человек в капюшоне вдруг выпрямился, как если бы его ударило током. В первый раз я услышала его тяжелое дыхание в тихом переулке. Он задыхался, вдыхая воздух в грудь. Он волновался из-за моего вопроса. Незнакомец сделал шаг назад, потом еще, и еще, пока не переступил тело нападавшего. Я подалась вперед, вдруг сообразив, что он ни разу не снял капюшон. Его голова всегда была опущена. Он не собирался показывать свои глаза.
Человек в капюшоне наклонился и перевернул труп нападающего ногой. Он пнул тело в темный угол переулка, как будто это пустая пивная банка. Потом начал отступать.
Мое сердце сжалось, и я выкинула руку вперед, знаком показывая, чтобы он остановился.
— Нет! Пожалуйста, я просто хочу поблагодарить вас за спасение. Этот человек... Я думаю, что он собирался убить меня. Вы спасли мою жизнь ...
Но мои слова не имели никакого эффекта. Человек в капюшоне отступил, сжав кулаки еще раз. Затем бросился прочь к противоположной стороне переулка.
— Подождите! — я пронзительно крикнула, но все, что я увидела, как его темное одеяние исчезает в тени.
Чья-то холодная рука вдруг схватила мою. Я в ужасе закричала и обернулась, но увидела лишь Талию. Ее лицо было бледным, а карие глаза широко открыты.
— Киса... что, черт возьми, только что произошло? — прошептала она, ее голос повысился на октаву.
Шок от случившегося прошел, наступила реакция, слезы закапали из моих глаз.
— На меня... на меня напали...
Я заплакала, и Талия крепко обняла меня.
— Черт! Что за человек убегал отсюда?
— Я не знаю. Но он спас мне жизнь.
Я отстранилась и посмотрела на Талию.
— Он у-убил этого человека, чтобы спасти мою жизнь.
— Черт! — снова прошипела Талия. — Я позвоню человеку отца, он приедет и разберется с телом.
Это остановило слезы.
— Он расскажет моему отцу или Алику. Они сойдут с ума, если узнают, что я оторвалась от группы, чтобы идти одной.
Талия посмотрела на меня, как на сумасшедшую, но неохотно кивнула.
— Хорошо. Я знаю, буду держать язык за зубами. Я не скажу им, что ты имеешь к телу какое-то отношение.
— Спасибо, — сказала я с облегчением.
Талия погладила меня по спутанным волосам.
— Мы можем идти? Ты в порядке?
— Просто шок,— ответила я. — Я буду в порядке, Тал. Просто не хочу, чтобы папа или Алик об этом узнали.
В течение нескольких секунд Талия тащила меня по переулку прочь от той сцены.
Бросив последний взгляд на мужчину, я позволила Талии привести меня обратно к грузовику, но все мои мысли были об убитом на аллее мужчине.
Отец Хрущев увидел мое приближение и покачал головой в осуждении. У грузовика стояли волонтеры, явно злясь на меня из-за опоздания. Ни на кого не глядя, я плюхнулась на освободившееся место у окна, приложив горячий лоб к стеклу. Талия села рядом со мной и схватила мою руку в молчаливой поддержке, но я продолжала смотреть в окно, даже когда грузовик медленно поехал.
Я лениво наблюдала за рядами бездомных мужчин и женщин, притаившихся в самодельных укрытиях на ночь. Я содрогнулась при мысли о том, что недавно произошло, мне очень хотелось домой.
Мое сердце сжалось от сочувствия к бездомным и их несчастной доли. Затем я краем глаза увидела большую, нет, огромную темную фигуру, сидящую в конце захудалой улицы. Огромная темная фигура, одетая в спортивный серый свитер с капюшоном, сидела со скрещенными ногами, потупив голову. Огромная, темно-мужская фигура сжимала в руках большую стеклянную банку. Грузовик стал заворачивать, и я в смятении положила руки на стекло. Я стала глазами искать его, хотелось рассмотреть лицо. Прохожий, который шел мимо, кинул пару бумажных купюр в банку.
Я застыла от понимания.
Человек, который спас меня... Человек, который только что спас мне жизнь был... бездомным?
Человек, который боролся, как животное, освободившееся из клетки, убийца... просил денег на улице?
Я обязана своим спасением таинственному бездомному на улице.
Бездомному, который сражался, как убийца.